В колонках играет - Мультфильмы

Я - не тело, наделенное душой, я - душа, часть которой называется телом
* * *
На подоконнике между первым и вторым этажом жилой пятиэтажки расположенной в центре очень провинциального города России стояла пустая бутылка из-под пива «Miller», рядом с ней приютилась смятая баночка «Sprite» и несколько бычков разных марок. Все это было бы довольно буднично и скучно, если бы не листок бумаги сложенный домиком на котором синей ручкой было написано: «Это – наша культура». Правильная этикетка превращает брутальную помойку в гламурный арт-обект. Вот чем современное искусство отличается от классического, если раньше человек в музее сначала смотрел на картину, а уже потом на подпись к ней, то теперь все происходит наоборот, а то мало ли, вдруг не тем восхитится или примет шедевр за грязь на обоях.
Я улыбнулась этой мысли, зафиксировав ее в сознании, как в формалине, и вышла на улицу. На строящийся храм устанавливали огромный блестящий на солнце главный купол. Это зрелище собрало на площади толпу праздных зевак, стремившихся поймать мгновенье в крошечный объектив своих мобильных телефонов. Десятки протянутых рук. Зачем эти оплетенные проводами люди делают свои снимки? Не на память – это точно, скорее, для того, чтобы овладеть эксклюзивной информацией и иметь возможность сказать потом: «Я там был!». Я тоже сделала пару кадров, но фотографировала не храм, а людей, фотографирующих храм, чтобы сделать свою информацию более эксклюзивной, потом сделала музыку Горана Бреговича, звучащую внутри черепной коробки, погромче и пошла дольше, такая же, как все, настоящая технократка, отличающаяся от прочих разве что более извращенным понятием о прекрасном.
Неожиданно в толпе народа передо мной появилась знакомая спина моей однокурсницы. Я подошла к ней и тихонько положила руку на плечо, от чего девушка взвизгнула, а придя в себя послала меня туда, где даже днем не светит солнце. Оказалось, что она собралась походить по магазинам, и раз уж у меня никакого конкретного направления движения не было вообще, я решила составить ей компанию.
-- Я вчера сдала эссе на тему «Таких не берут в космонавты». Знаешь, что я там написала, цитирую дословно: «меня не возьмут в космонавты, потому что я туда не хочу», - ее лицо светилось от счастья, а в серо-коричневых глазах плясали маленькие чертики.
-- Логично, - сухо заметила я, не сбавляя шага.
-- Самое прикольное, что мне это художество зачли, - не унималась она. Вызвать мое восхищение на данный момент, было, кажется, основной целью ее существования.
-- Неудивительно, жизнь вообще гораздо проще, чем кажется.
Мы шли мимо Ростикса, который в данный момент показался мне храмом, над которым вместо креста, почему-то висел большой желтый цыпленок. Я должна была бы сказать что-то вроде: «Знаешь, что общего между Ростиксом и резиновой женщиной из секс-шопа? Функция. И то и другое довольно грубая имитация реальности, призванная огрубить и унизить человеческую личность». Меня саму перекосило от банальности этой мысли. Все кому не лень сейчас занимаются разоблачением ресторанов сетевого питания в частности и общества потребления вообще, однако прибыли этих ресторанов продолжают расти, а их клиентура продолжает расширяться. Забавный парадокс, похоже на попытку сыграть в русскую рулетку с шестью патронами в барабане, лелея при этом надежду остаться в живых. Я представила, как войду в ресторан, залезу на прилавок и, опрокинув на пол стакан с клубничным молочным коктейлем, начну просвещать плебеев о том, каким путем они должны идти к Просветлению и что поглощение гамбургеров приближает их разве что к язве желудка и атеросклерозу. Да уж, получился эдакий апгрейд апрельских тезисов. Я достала из кармана сигарету и закурила.
-- Что ты там такое увидела? – она дернула меня за рукав, развеяв апрельскую галлюцинацию.
-- Диагноз.
-- Так и будешь общаться со мной односложными фразами? Что с тобой такое происходит. Обычно тебя заткнуть не возможно.
-- Бессонница, - протянула я и, подумав, добавила, - весна все-таки, у меня обострение.
-- Понятно. Хочешь, сходим куда-нибудь или я сейчас позвоню, позову наших, надо тебе градус настроения поднимать.
-- Я просто хочу походить. В отличие от всего прогрессивного человечества я так и не научилась думать сидя, - она открыла рот, но я ее опередила, - и лежа тоже.
Мы шли мимо усталых серых стен сталинских домов, первые этажи которых давно уже оккупировали модные бутики и салоны бытовой техники малайской сборки. На одной из стен, красовалось напоминание о недавно прошедших выборах – нанесенная трафаретом черная надпись:
«Не думай – это не сложно! Единая Россия»
-- Я так и не поняла, - пробормотала я, ткнув сигаретой в надпись, - это реклама или антиреклама партии власти.
-- Знаешь, в нашей стране может случиться все что угодно. Вполне вероятно, что они это серьезно. С другой стороны у умных людей всегда такие лица, как будто их говном накормили, а кто захочет сознательно сесть на подобную диету?! Ты вон тоже ходячая антиреклама интеллекта.
-- Больше знаешь – крепче пьешь, - усмехнулась я, виновато пожав плечами. На секунду перед моими глазами мелькнул плакат, на котором была моя большая черно-белая фота с подписью: «Не хочешь закончить так же? Обращайся к нам! Безболезненное отсасывание мозга в клинике профессора Мерзюкина-Глюкановича!» Я рассеялась, а потом еще полчаса сквозь смех и слезы пыталась объяснить причину своего припадка.
Город совершенно незаметно перешагнул сумеречную границу, разделяющую день и ночь, он, приведя в боевую готовность все свои неоновые орудия и начал расстреливать черную бездну над нашими головами. Бездна отвечала городу звонким смехом хрустальных звезд и издевательским, дразнящим подмигиванием ущербной луны.
-- Уже поздно, может по домам? – она уставилась на меня с надеждой.
-- Я, наверное, буду по городу до утра шататься. Иди домой, в любом случае я сейчас не лучший собеседник, - действительно я уже больше месяца ощущала себя засохшей в шифоньере мандариновой шкуркой: Новый Год кончился, моль сдохла, а все еще здесь, мирно покрываюсь пылью рядом с хозяйской меховой шапкой.
-- Слушай, я не могу тебя так оставить, ночью на улице в гордом одиночестве. Это не безопасно, по улицам маньяки разные шастают.
-- А ты приглядись ко мне повнимательней, какой маньяк в здравом уме на такую как я позарится. Вот на тебя… - я скорчила ей мечтательную лыбу маньяка.
-- Да ну тебя, какая ж ты все-таки зараза, - рассмеялась она, - ну все, теперь буду бояться каждого шороха.
-- И правильно, никогда не знаешь где злыдень писюкатый спрятался и ждет твою юную нежную тушку.
Мы вышли на мост. Я достала из кармана монетку и бросила ее в воду. Все-таки у Бога довольно извращенное чувство юмора, на этой Земле ты рождаешься либо слепым, либо зрячим, но со связанными за спиной руками. Справа доносилась музыка из небольшого ресторанчика, где мы частенько сидели по вечерам, по мосту проносились автомобили. Я посмотрела наверх и увидела звезды, их было так много и они были спокойны и величественны - эти безмолвные свидетели человеческих жизней. Такие ясные звездные ночи в городе большая редкость. Небо было таким глубоким, таким невероятно огромным, что у меня по спине пробежал холодок. Есть в этом зрелище что-то пугающее, первобытное.
-- Ой, падающая звезда! – она потянула меня за рукав и ткнула пальцем в пельцем в медленно ползущую вдоль бездны точку.
-- Не хочется тебя разочаровывать, но это всего лишь спутник.
-- Какой?
-- А мне откуда знать, я ж не Пушкин. Может российский телевизионный, а может американский шпионский. Если второе, то нам лучше улыбнуться и помахать дяде Бушу ручкой, - наверно мы смешно смотрелись, задравшие головы к небу и машущие руками в тщетной попытке привлечь внимание искусственного спутника Земли. Хотя, чем черт не шутит, вдруг серьезные дяди в Пентагоне все-таки увидели мой средний палец.
-- Знаешь о чем я подумала, - я достала из кармана еще одну монетку и бросила ее в реку, -если сон – это маленькая смерть, то бессонница – это маленькое бессмертие.
-- Так и запишем: «5 мая 2007 года. Мысль дня: бессонница – это маленькое бессмертие».