Дорогой Джесс

И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем.
(Откр. 9:21)

Отрицание временной протяженности, отрицание «я», отрицание Вселенной астрономов может показаться отчаянием, но таит в себе утешение. Наша жизнь (в отличие от преисподней Сведенборга или ада тибетской мифологии) ужасна не тем, что призрачна; она ужасна тем, что необратима и непреложна. Мы сотканы из вещества времени. Время – река, которая уносит меня, но эта река – я сам; тигр, который пожирает меня, но этот тигр – я сам; огонь, который меня пепелит, но этот огонь – снова я. Мир, увы, остается явью, я, увы, Борхесом.

Было время и было дело, было лето и было знойно,
Было весело и безбожно, было весело и спокойно,
Были пиво, вино и бренди, ладно, что там, была и водка,
И за каждым порогом – встреча, и за каждым углом – находка.
Что случилось потом – неважно: что должно было – то случилось,
Лето кончилось, бренди тоже; время? Время не остановилось.
Я пишу вам из нового мая, здесь тепло и немного ветер,
Ночью мимо неслась карета, конь был блед и возничий – бледен,
Видно, ангелов злых посольство к нам спустилось по stairway from heaven,
Показать нам дорогу к свету, рассказать нам о божьем гневе;
Самый строгий и самый красивый произнёс: да покайтесь, дуры,
Ибо в буре погибнет каждый, кто в гордыне смеялся над бурей,
Ибо мы стоим перед Богом, ибо Он нам дал эти трубы,
Ибо тот, кто умрет, не раскаян, свою душу навек погубит.
И тогда мы (я – вздернув брови, вы – поджав очень строго губы)
Им ответили: ибо-хуибо.
Им ответили: нет, спасибо.

*
Я люблю вас акцидентально, в этом месте и в эту минуту;
Но других минут не существует, только эта, в ней – я и вы;
Преходящие вещи вечны. Вы включаете гугл-маршруты
И читаете: «...следуй на запад. Триста метров. Далее – львы».