В колонках играет - Аквариум - Аделаида
Настроение сейчас - пластмассовое

Долго я откладывал этот фильм, но вчера посмотрел.

итак, Гас Ван Сент представляет:

[показать]

last days
Слава богу, Кобейн вышел не Моррисон.
Моррисон, как известно со слов режиссера Стоуна, пил кровь, шлялся по пустыне и якшался с мертвыми индейцами. За что и был любовно обстебан в "Мире Уэйна". А умирал Моррисон внутри классического канона - красиво раскинувшись в ванной, взятый планом сверху и подсвеченный сумерками, что твой Марат с картины Давида.
А не толстым обрюзгшим ублюдком под гнетом собственной физиологии, как это можно было предположить (если трудно представить, то можно почитать в нашей любимой книжке http://www.ozon.ru/context/detail/id/2217282/).
Слава богу, Ван Сэнту достало понятия избежать пафоса, героизации и поэтизации.
А за их вычетом осталась соматика (при том, что физиология урезана до минимума- никаких тебе шприцов, "дорог" на венах и прочей гадости в стиле спекулянтского "Реквиема по мечте" - о том, что происходят тусовки с наркотиками, можно догадаться только когда он выкапывает в саду коробку, тащит ее в дом, и потом ищет ложку).

В первой части Кобейн движется толчками, бродя по лесу, взбираясь на горки и скатываясь вниз, плещется в речке и бесконечно бубнит себе под нос - строго на заднем плане, лицо занавешено блондинистыми патлами. И представляет собой некое стихийное существо. Практически слитое с пейзажем, вроде зверя. Его аутизм и неспособность общаться всячески подчеркиваются - от домогающихся его собеседников он либо убегает, либо нечленораздельно мычит в ответ на их реплики, независимо от того, коммуницирует ли он охотно (с бывшей женой), либо неохотно (с рекламным агентом). Детали и подробности намеренно опущены - о степени известности персонажа можно догадаться лишь по той назойливости, с которой его пытаются достать извне телефонными звонками (не отвечает) и визитами (прячется). Самый слабый в фильме - момент, когда он играет на гитаре и поет в хорошо оборудованной студии в огромном загородном доме, где кроме него, обитают еще трое-четверо близких образом жизни (друзья - те, кто не достает).Этот вставной "музыкальный номер" можно было и исключить, раз уж речь идет о "последних днях" как о неразличимом и нарочито незнаковом отрезке времени в его потоке. А то выходит, что де, наш звереныш говорить не умеет, только петь. Пошловатый момент.

Но в целом хорошо, что режиссер Ван Сент занят не байопиком, а , выражаясь припопсованным языком, "поисками утраченного времени". Утраченное время он ловит камерой, как это уже было в "Слоне", бесконечно возвращаясь с разных проекций в одну и ту же узловую точку. (Сначала Кобейн сидит в отключке, привалившись к двери, которую открывает Ася Ардженто - сцена дана изнутри. Позже к этой сцене возвращаешься, следя за тем, что делала Ася до, и снова наблюдая, как она открывает все ту же дверь - снаружи).

В целом у Ван Сента получается законченный логично выстроенный концепт, описанный частотной банальностью "в прошлом вспоминается только хорошее". Он дает историю в мини-ретроспекциях, с разных точек, не выделяя деталей. Ясно, что речь идет о времени прошедшем и событии состоявшемся. Его манера снимать построена по прототипу работы памяти, которая в постпроекции выхватывает лишь "основное" (и "хорошее" вдобавок, негадостное, спокойное- зачастую "успокаивая" действительность повтором), опуская мелочи, иногда концентрируясь лишь на одной-двух (котята, ползающие по кухне, поиски сыра, чтобы добавить в еду). Т.е. кино вообще роднит с памятью принцип избирательности. При том ощущение текущего времени, незастывающего потока остается. Может быть, за счет непрерывного движения, которого в фильме много. Статика, как и положено, лишь в финальной сцене, где тело мертвого Кобейна покидает голая душа. Сцена очень удачная, поданная с должной обыденностью, под нарочито барочную, искусственно торжественную, но совершенно беспафосную музыку, только и приличествующую моменту - исключительно под такую музыку и пристало суетиться полицейским, выходя на авансцену с носилками для трупа. Это очень верно схвачено - отсутствие торжественности в проживаемом моменте даже при осознании его знаковости. (Человеку по природе не свойственно чувствовать торжественно, для придания нужного оттенка должным моментам и существует фон в виде маршей Мендельсона и погребальных плачей - ибо чувствуем мы в тишине, и без этого саундтрека жизни нас бы банально "не торкало").

А снято преувеличенно красиво. Облака, отражающиеся в лобовом стекле едущей машины, внутри которой беседуют двое. Кружащиеся облака очень долго не сходят с экрана, давая возможность оценить красоту съемки.

Был глубоко тронут тонкостью режиссуры, так что в целом - О.К. четвёрка