Скромная мещаночка Жанна Пуассон (в переводе на русский ее фамилия звучала бы как «Рыбкина») родилась в 1721 году во вполне добропорядочной и очень уважаемой семье. Она блистала: красотой, талантом, изяществом, обходительностью. Она, как совершенный бриллиант, украсила своим блеском уже довольно-таки потасканный королевский венец. И, тем не менее, ее ненавидели. Не за распутство и не за роскошь, которая безудержным потоком лилась в ее апартаменты: погрязшая в пороках французская знать так и не смогла примириться с ее низким происхождением.
[показать]
Буше Франсуа
и еще два Буше:
[показать]
[показать]
Теперь Натье - лиризм и простота -
[показать]
Карл Ванлоо - президент Королевской Академии - ну на то он и академик!
[показать]
Латур - великий мастер пастели -
[показать]
[показать]
18 век перевалил половину, уже в моде другое - Друа
[показать]
А вот 20 век - Матисс и Модильяни
[показать]
[показать]
Король не сразу заметил Жанну, но их «решающей» встрече очень поспособствовала «группа поддержки», образовавшаяся вокруг нее и жаждавшая вслед за новой фавориткой «въехать» во дворец. Во главе этой партии стоял придворный Ришелье, состоятельный Пари, «мастера интриги» мадам де Тансен, Бине, барон де Марше. Их общая деятельность привела к тому, что в феврале 1745 года Жанна была приглашена на бал в Версаль. Оттуда она вышла уже возлюбленной короля.
Но чтобы сделать ее положение при дворе официальным, так сказать «ввести в должность», необходимо было соблюсти некоторые формальности. Перво-наперво король преподнес новой возлюбленной имение Помпадур. Затем по ритуалу ее должны были представить королевскому семейству. Так как Жанна в придворной среде была чужой, найти человека готового её «представлять» оказалось довольно таки непросто. Тем более что придворная общественность находилась в жутких претензиях к Людовику. Впервые монаршая особа так откровенно попрала «общественные устои».
До сих пор фаворитки принадлежали исключительно к их кругу, и за право украсить своим присутствием ложе короля они вели постоянные войны и плели интриги. А тут нашлось какое-то «безродное существо» и сразу «в дамки»! Но король не намерен был менять свое решение, а потому представлять интересы новоявленной маркизы Помпадур вызвалась принцесса де Конти, за немалое, надо сказать, вознаграждение. Началась блистательная эра мадам Помпадур.
Ее нельзя было назвать фавориткой в том смысле, в каком существовало это понятие до сих пор. Предназначение «левых» женщин у трона, главным образом ограничивалось альковными радостями короля, а их красота служила для подданных своего рода эталоном стиля. Они были любовницами, подругами, утешительницами, законодательницами мод, но никто из них не перешагнул славу своего монарха, никто не вышел за пределы эпохи.
И только имя мадам Помпадур нашло свое продолжение в истории, став больше чем символом фаворитизма и прославившись гораздо больше, чем сам любвеобильный Людовик. Женщина умная, незаурядная, несомненно одаренная, она не только стала любовницей короля, она стала его другом, советчиком и распорядителем всей жизни королевства. Своими изысканными манерами и прирожденным благородством она пресекла все скабрезные высказывания в свой адрес, а перед ее тонким и проницательным умом склонили головы даже многочисленные враги.
Король допускал ее к участию во всех государственных делах и это позволяло ее злопыхателям списывать все политические просчеты на ее счет. Она была неважным политиком, несколько раз король под ее влиянием принимал весьма необдуманные решения, но он отнюдь не находился в ее полном подчинении, и степень ее влияния на него чрезвычайно преувеличена в истории. Она провела к власти умного и хитрого герцога де Шуазеля. Но король не поддался на ее уговоры уравнять налогообложение, сделав налоговый процент («двадцатину») одинаковым для всех сословий.
Но вот в чем действительно ей не было равных, так это в степени влияния на культуру. Она возродила обычай королевского меценатства, способствовала расцвету живописи, архитектуры, производству фарфора, развитию садоводства. Поощряла философов и ввела моду на интеллектуалов. Буше, Фальконе, Габриэль, де Ла Тур, Вольтер, Даламбер, Тюрго, Бюффон – поистине все деятели Просвещения находились под ее покровительством. Сам этот век стал ассоциироваться с ее именем. Именно эта незаурядность, исключительность, непохожесть на своих предшественниц, позволила ей продержаться в «должности» фаворитки на протяжении двадцати лет и это при том условии, что Жанна была… фригидна.
Как ни старалась, не могла она соответствовать королевским запросам на любовном ложе. Ее пыла хватило не надолго, и то при большом содействии шоколада и сельдерея. Она явно уступала своим «сексуально одаренным» соперницам и не чинила препятствий королевским «загулам». Людовик менял любовниц, которые специально для него выращивались в Оленьем парке, недалеко от Версаля.
Приписываемая ему некоторыми историками страсть к молоденьким девочкам (имеется в виду девственницам), объяснялась просто: король очень боялся венерических заболеваний, эпидемии которых в то время «выкашивали» целые страны. Это были юные девушки, но отнюдь не дети. По тем временам пятнадцатилетие было вполне подходящим возрастом для замужества, а большинство обитательниц Оленьего парка были и того старше. К тому же король после «использования» благосклонно выдавал их замуж за весьма состоятельных особ и пристально следил за тем, чтобы мужья ни коим образом не выражали свои обиды и претензии к юным женам.
Несмотря на бурную сексуальную жизнь короля и череду сменяющихся любовниц, апартаменты официальной фаворитки, к великому удивлению придворных, по-прежнему оставались за маркизой Помпадур. После очередного любовного приключения Людовик неизменно отправлялся к ней, где в спокойной беседе успокаивал сердце и тешил душу. Она больше не делила с ним ложе, но оставалась самым влиятельным человеком в королевстве.
Так продолжалось до апреля 1774 года, когда чахотка за два месяца свела 46-летнюю Жанну в могилу. Она замкнула собой череду фавориток королевского дома Франции. Светская проститутка Дюбарри, ставшая последней любовницей стареющего Людовика XV в расчет не идет: она была так далека от своей предшественницы, что даже не пыталась подражать ей. Ни до, ни после мадам Помпадур никому не удалось снискать столь благородное и изысканное величие на этом весьма скользком поприще. А ее смерть стала предвестником скорой гибели галантного века, над которым уже грозной тенью поднимался кровавый топор революции.
(C)