В древнем охотничьем быту нет правильности, системы, иерархии, господствует случай, то внезапная удача, то неожиданная гибель. Можно сказать, весь мир полон чудес и неограниченных возможностей. Все одушевлено, во всех вещах и живых существах есть духи, по­хожие на того духа, который сидит в человеке, который ко­лотиться в его сердце, направляет верную стрелу в страшного зверя, покидает человека во время сна и смерти.

Как в быту человека нет подчинения какой-либо высшей группе, так и в его сознании жизни окружающей природы нет понятия о верховной инстанции. Некому жаловаться, не­кого просить о помощи, но некого и чрезмерно бояться. Надо вскормить свой собственный дух, развить свое искусство и мастерство, вобрать в себя постороннюю силу, призвать в свое тело других духов, стать сильнее всех остальных или, по крайней мере, с сильными сравняться.

Отсюда в обиходе человека вырабатывается система вол­шебных приемов, своя физика, химия, медицина, на три чет­верти фантастическая, но вместе с тем заключающая в себе и реальные наблюдения над природой: старинный охотник знал травы и снадобья, знал способы лечения, из которых многое потом забылось. Напомню, что о хинной корке, как средстве против лихорадки, европейцы узнали от краснокожих ди­карей Америки, сохранивших это лекарство от древних времен. Лечение лихорадки для старинного человека стояло наряду с другими делами, от которых люди впоследствии от­казались, например, делать погоду, убивать своего врага на расстоянии жестом руки или таинственным словом, переноситься в другой мир и обратно.

Необходимо помнить, что быт и мировоззрение современных дикарей лишь отдаленно рисуют нам духовный облик старинного человека. Наше представление о нем с неизбежностью остается весьма неясным. А между тем поразительно, до какой степени глубокий след в позднейшей культуре оставило старинное мировоззрение. Стоит присмотреться к такому позднему произведению тонко развитого литературного творчества, как Евангелие. Там не­сколько раз говорится о бесноватых, одержимых злыми духа­ми. Крайне любопытен рассказ о тех двух бесноватых, в которых сидел целый легион духов, изгнанных Спасителем и направленных в стадо свиней. Не менее интересен другой эпизод — как бес, сидящий в больном, разговаривает с Иису­сом, как Спаситель изгоняет его простым названием по име­ни, причем только он один, целитель, знает это таинственное имя. Евангелист нашел нужным вплести понятие и способы колдовства стариннейшего века в свою биографию великого основателя христианской общины.

Идея богочеловечества, составляющая центральное поло­жение христианского символа веры, ведет свое начало из первобытной эпохи. В последующей религиозной системе оно носит характер нисхождения бога на землю, его воплощение, его странствование и вознесение на небо. Но можно заме­тить, что перед нами — позднейшая, переделанная редакция старинного мифа, имевшего другой вид: раньше рассказывали не о богочеловеке, а о человекобоге, т. е. человеке необычай­ном, чудодейственной силы, который улетел на небо. Целый ряд легенд греческих, римских, индейских указывает на эту старинную редакцию. У греков Геракл возносится на небо по­сле жизни, исполненной подвигов; у римлян Ромул, основа­тель Рима, во время бури внезапно исчезает, как бы подхваченный вихрем; в ветхозаветной книге Бытия го­ворится о блаженном Енохе, унесенном на небо. Во всех этих рассказах человек обожествляется, присоединяется к великим небесным богам, но таковы именно позднейшие прибавления и пояснения. Первоначально в основе лежала вера в божест­венные необыкновенные силы человека.
В таком виде сохранился миф о человекобоге у колумбий­ского племени улинкитов. Рассказ не имеет священного зна­чения: скорее он похож на роман фантастического и отчасти шутливого характера. Герой повести, Ельх, часто принимает вид ворона. О его рождении рассказывается как о непорочном зачатии. Всех старших братьев его убил злой дядя, брат ма­тери; по совету старца женщина проглатывает разгоряченный камень и родит героя. Дядя пытается убить Ельха, бросает его в море, но тот спасается на челноке и поднимает в свою очередь потоп, от которого гибнет злодей и все тогда жившие люди. Сам Ельх и его мать обращаются в воронов, улетают вверх, прицепляются к небесному своду и дожидаются там, пока не кончится потоп. Среди похождений героя есть рассказ о том, как он решил похитить светила небесные у хитрого и могущественного вождя, который держит звезды в трех сундуках под хорошим запором, оберегая вместе с тем и свою красивую дочь. Для того чтобы проникнуть к девушке, сверхчеловек превращается в соломинку и прилипает к чаше, из которой она пьет. Проглотив соломинку, она родит сына, т. е. возрождает Ельха, который и похищает светила у своего деда.

Сказка улинкитов превосходно отражает старинное мировоззрение. Она вместе с тем дает понятие о том, как первобытные люди мыслят смерть и потусторонний мир. Если применять наши выражения, они считают человека бес­смертным. Но если человек бессмертен в принципе, куда же делись люди прежних времен. Первобытный человек находит ответ в превращениях в зверя и птицу, (странствования души из тела в тело).

Так же как у старинного человека нет представления о смерти в виде резкого акта, обрывающего видимую жизнь, нет у него и другого представления — о потустороннем мире, недоступном для живых. Этот мир вовсе не кажется далеким и отрезанным от видимого здешнего. Человек может не раз побывать там и вернуться обратно: он туда летает во сне или находясь в обмороке. Трудно сказать, где кончается один мир и начинается другой: две области, видимой и невидимой жиз­ни, сплелись между собою, входят одна в другую.

Древнейший период человеческой культуры оставил глу­бокие следы, доходящие до нашего времени. Он завещал нам свои сказки, легенды, мифы, новеллы, романтические сюже­ты. От него осталось то, что мы называем искусством для ис­кусства, осталось фантазерство, артистические наклонности, и вера в бессмертие человеческой личности. Эта вера есть живой обломок исчезнувшего мировоззрения, когда человек искренне считал себя чудодеем.