Это случилось в конце августа, когда лето доигрывало свои последние аккорды и воздух наполнился легкой прохладой. Осознавая неизбежность осени, все больше тянуло на улицу, хотелось вобрать в себя последние отголоски того тепла и веселья, которое дарили летние каникулы.

В тот день Вождь покинул свое жилище только после обеда. Старейшие женщины его клана остались совершенно глухи к увещеваниям и все же заставили его готовить домашнее задание к осени. Хотя Вождь и был уверен, что ему не подобает заниматься такой малозначительной ерундой, он все же согласился. Чтить старейших женщин было законом их племени.

И вот, закончив дела, Вождь стрелой слетел по лестнице и, замерев у самой двери, принял торжественный вид, и медленно вышел на улицу. Это была его территория. Она была достаточно обширна, из-за чего приходилось частенько отражать атаки соседствующих племен и бороться с претендентами на свое место. Но Вождь был сильным и отчаянным, и потому каждый раз сохранял свои владения за собой. В них входили территории, прилежащие к двум пятиэтажкам, а также заброшенный детский сад, заросший дикими вишнями, грушами и кустарником. Особого шарма ему придавал двухметровый забор, через который нужно было перелезать.

Неожиданно подбежавший Антошка отвлек Вождя от раздумий.
- Вождь!! Ты не представляешь, что случилось! – проорал он, тяжело дыша после бега.
- Что?
- Там! Там бомба! Внизу, в подвале! Нет, не в подвале, у двери! Но внизу! Там темно!
Несмотря на сумбурность ответа, Вождь тут же оценил ситуацию.
- Показывай.
Немного успокоившись, Антошка постарался принять серьезный вид и значительно произнес:
- Она там, внизу, у двери в подвал. Я первый нашел.

Спустя пару минут и пару сотен килокалорий они оказались возле спуска в подвал, где уже поджидали остальные члены племени. Внизу, в сыром сумраке у основания лестницы виднелась большая спортивная сумка с расстегнутой молнией. В ней лежал некий сложный металлический агрегат, который не мог не вызывать восхищение у любого нормального индейца.

-Точно бомба, - авторитетно констатировал Вождь.
Собравшиеся радостно заохали.
- Чему вы радуетесь, дураки? – быстро прервал он их. – Если мы ее не обезвредим, здесь все взлетит на воздух! Все погибнут!
- Ты правда так думаешь? – неуверенно начал Сашок, лучший друг Вождя.
- Конечно! Посмотри, какая громадина. Наши два дома взорвутся точно.
Было видно, как осознание опасности медленно проявилось на лицах его друзей. Они переглядывались, чесали затылки, а Антошка начал задумчиво грызть ноготь на большом пальце.
- А ты умеешь, Вождь?
И пять пар глаз, устремленных на него.
-Умею. Я видел передачу. Но все равно позовите Хранителя подвала, пусть вызовет саперов.
Слово «саперов» вызвало еще один поток восхищения.
- Может тогда мы просто позовем его и посидим, подождем?
- Блин, Васёк, ну ты осел совсем? А что, если на ней таймер и он не успеет?

Через некоторое время Вождь уже сидел на середине лестницы, ступенька за ступенькой приближаясь к сумке. Он не хотел показывать этого при всех, но сейчас и сам испугался.
- Сашок, если вдруг че.. Скажи моей семье, что я их люблю, - сказал он своему другу перед спуском, следя, чтобы голос звучал как можно более пафосно.

Вот она. Прямо перед ним. Завораживающий блеск металла в сумке, зеленый мох на кафельных стенах подвала и далекий свет солнца где-то наверху. Казалось, что даже звук его дыхания издает свое эхо. Вождь затаил его и медленно протянул руку. Молния сумки тихонько вжикнула, и сумка сложилась по краям бомбы. Вождь осмотрел ее со всех сторон. Циферблата на ней не было, как впрочем и проводов, которые можно было бы перерезать. Посему он спокойно выдохнул и стал подниматься наверх.
- Таймер не стоит, бояться пока нечего.
Облегчение, восторг и решение отправится в сад бабы Нюры, своровать слив подвели итог нервным переживаниям.

Тот день надолго запомнился Вождю. И хотя пришедший впоследствии дворник, Петр Серафимович, надавал им по ушам, почему-то называя бомбу каким-то сложным научным словом «аккумулятор», это не испортило воодушевления от той приключенческой романтики, которую они испытали. Той, что бывает когда ты еще мал, чтобы по-настоящему бояться, и слишком неопытен, чтобы называть вещи своими именами.