А ты не спрашивай, зачем,
Не жди в тоске, что скажут люди,
Вердикты всех предвзятых судей
Один в один, как пазлы Че.

И ты не думай – не гадай,
За что нам это, и на это
Из всех ответов ни ответа
Бог ни тебе, ни мне не дай.

Не дай нам Бог в конце пути
Понять по следствию причину,
Изъяв из женщины мужчину,
В мужчине женщину найти.

Ты не молись и не божись –
Мы и хотели, и могли бы,
Но в этом деле – либо-либо,
И первый-лишний – «либо жизнь».

Она пройдет, настанет май,
Растает в нас изнанка смерти.
Обратный адрес на конверте
Не до конца. Не вспоминай.

******

А вы не задумывались над тем,
как много о воздух разбилось строчек,
шагнувших из окон запретных тем,
распахнутых поздней осенней ночью,
ведь тот, кто зачал пару строк в себе,
фиксацию их отложив на завтра,
сегодня молчит, и глядят с небес
и строчки, скончавшиеся внезапно.

Латентный родитель крылатых фраз,
убитых в зародыше в самом чреве,
ушел поздней ночью, но каждый раз
и снова, и снова включая реверс,
шагнув из окна и попав в окно
соседнего дома в соседнем небе,
он пишет, он пишет – ему дано –
фиксирует мысль, что придет последней…

Но утром он снова уходит с ней,
и голо на полуживых и блеклых
страницах. И вот уже сорок дней
зима, тишина и узор на стеклах.

****

И мы любовью болели – боль же
Была такою, как мы любили,
Когда не только деревья – больше –
Когда и чувства большими были.

И было время – летали ветры,
И мы не медлили, не спешили,
Роняя тени, сплетали ветви,
И в нас деревья росли большие.

И в небо счастья тянулись кроны,
И мы корнями рыхлили время,
И чувство было таким огромным,
Что мы не знали… что мы деревья.