Наши руки столкнулись над колбой с концентрированной серной кислотой. Именно такие случайные соприкосновения обычно и служат началом чего-то запретного и нового. Не в этот раз, не в этот раз.

Он стоит у доски и объясняет новую тему. Или, если тему объясняет ведущая преподавательница, он сидит на задней парте, упорно делая вид, что не хочет оказаться далеко-далеко отсюда, в своей кровати, например.
Заходит в практикум. И на нем уже есть халат, преподаватели всегда заходят в практикум уже одетые в халат. Становиться в стороне и наблюдает за нашими приготовлениями, отвечая на вопросы Иры или меня. Мое сердце не бьется чаще обычного, ладони не потеют, но это как если бы я была в бункере – мира за пределами практикума нет.
Я собираю прибор, я подхожу к нему и спрашиваю, нет, я никогда не спрашиваю, я прошу помочь мне. Моих сил недостаточно для соединения двух склянок резинкой. У него же это получается легко – годы практики – одно движение, и всё герметично.
Я прошу погреть колбу. Я боюсь, что она лопнет. Это иррациональный страх, ну лопнет, и что? Обольет, не меня в перчатках, так его без. Греет.
И когда наши руки случайно сталкиваются, а такое бывает, хочется покраснеть, опустить глаза, и улыбнуться.
Я спрашиваю про книги. И я смотрю прямо в глаза, не знаю, почему, наверное, это можно назвать дерзостью, но я всегда смотрю в чужие до упора. Тогда расстояние между нами как будто растворяется. Иногда мне кажется, что он не знает, что делать.