Не могу сказать, что она была красивой... её болезненная бледность и худоба почему-то ассоциировались у меня с пасмурным небом, а хрупкие плечи, небольшой рост и короткие ножки делали её похожей на ребёнка.
Я бы сказал, что её тонкие, длинные пальцы были красивы, но она постоянно что-то в них вертела, теребила ими кофточку или шарфик и из-за этого их спокойная красота терялась. Я думаю, что ей бы пошли вечерние платья, с открытыми спинами, рубашки, с коротким рукавом, шортики и лёгкие сарафаны, но она не носила их. Мешковатые свитера, тёмные брюки, которые ей абсолютно не шли, глупые фенечки на руках и вязаные шляпы - вот был её выбор.
Да и нельзя сказать, что она была умной. Она много читала самые разнообразные книги, и, я уверен, они дали ей много знаний, но... она как-то не умела ими пользоваться. Никогда не говорила о том, что прочла, какие книги ей нравятся. Она вообще, говорила очень мало.
Творческой стороной она тоже не блестела. Я видел несколько её набросков карандашом, и они не произвели на меня впечатления. Как-то, выпив, наверное, бокала четыре вина, она расхрабрилась и решилась показать мне свои стихи. Назвать это стихами - было сложно, и вообще они показались мне бездарными. Конечно, я не сказал ей об этом.
В ней действительно не было ничего особенного, кроме, разве того, что я любил её.