Айбет была алабайско-туркменско-среднеазиатской овчаркой и просто красивой женщиной, чем в абсолютно и в полной мере соответствовала переводу своего имени. А еще она была большой, белой, с умными, добрыми глазами и грациозностью, свойственной танцовщицам. Характер имела не только королевско-достойный, но но и выдающийся, причиной чему была, вероятно намешанная помесь названий в её породе. Какой-то человек причислил одну из трех частей этого трудновыговариваемого названия к опасной для людей, но она того не знала и потому любила и охраняла не только людей, но и водила дружбу с гусем, любила наблюдать за птицами, размышляя о высоте их птичьего полёта. Первые три года жизни Айбеткиных были сиротские. Кочевала она из рук в руки, неизбывно и горько тоскуя о каждом предыдущем хозяеве, а матери своей не помнила вовсе. Потому, наверное, гуся, неожиданно появившегося в просторном дворе новых хозяев, которые (она знала наверняка) будут уже единственными и последними, Айбетка полюбила материнской любовью и таскала ему еду всякий раз, когда он представлялся ей голодным. Гусь поначалу ошалел от собачьей дружбы и совершенно не понимал что ему делать с куском мяса, по всей видимости, взявшегося с телячьей ноги, но большого доброго пса обидеть не решался. Поэтому гусь умудрялся прятать свою недоуменность и всякий раз благодарно смотрел на принесенный кусок, после чего бережно его прятал. Когда же мясо начинало попахивать, гусь элегантно избавлялся от него по ночам, зашвыривая клювом подальше в огород, способствуя таким образом появлению больших жирных червяков, как нельзя лучше пригождавшихся хозяину во время рыбалки. А еще Айбетка была по-человечески талантлива и, как любой талантливый человек, отличалось своей собачьей своеобразностью: обожала печенье в виде всяких крекеров и другие сдобные и несдобные сладости в виде блинчиков, бубликов, сырничков и даже мороженного. Верхом же ее кулинарных пристрастий были орехи, что как нельзя лучше, выдавало ее собачью изысканность. Увлечения Айбетка имела тоже совершенно нехарактерные для ее серьёзно-охранного предназначения. Так в один из весенних деньков полюбила она «охотиться» на лягушек. Вот так в одночасье и полюбила. Привели ее на речку погреться на раннем весеннем солнышке. Птиц поблизости не было, поэтому внимание нежившейся Айбетки привлекла лягушка. Лягушка важно осматривала окрестности со своей речной кочки и никак не предполагала стать объектом пристального собачьего любопытства. Но породе Айбетки была свойственна быстрота принятия решений, а потому решение исследовать лягушку до победного конца было принято в доли секунд. Айбетка тут же узрела в речке пересохшую излучину и пока хозяйка наслаждалась свежим весенним воздухом, грациозно излучину пересекла и оказалась совсем недалеко от лягушкиной кочки. Лягушка, почуяв неладное, присела на задние ноги и с силой оттолкнулась, в надежде перепрыгнуть на другую кочку, избавившись таким образом от неожиданного преследования. Но она и не подозревала собачьего Айбеткиного упорства. Та же, совершенно забыв о приличествующей обязанности находиться рядом с хозяйкой, тоже совершила невыроятной быстроты головокружительное перемещение и опять оказалась почти рядом с лягушкой, хоть и по пояс в воде. Лягушке было уже не до осмотра окрестностей, ей стало казаться, что это большое четвероногое чудище специально явилось на речку этим утром, чтобы слопать ее как комара, который тремя минутами раньше стал ее собственной добычей. Что уж тут говорить... Лягушка испугалась и стала холодна, как вся её лягушачья кожа. Айбетка же спокойна созерцала это лягушачье замешательство, давая ей возможность прийти в себя и пытаясь всем своим миролюбивым видом показать свои исключительно-иследовательские намерения. Но у страха глаза велики. И лягушка, не став более ждать разрешения собачьего любопытсва, занырнула в холодную речку, совсем немного не дождавшись, пока Айбетка лизнёт ее в лягушачий нос. Айбетка же, перейдя речку, окончательно и почти вброд, еще погуляла какое-то время вдоль опушки леса, находившегося по ту сторону реки. Лишь после, словно неожиданно обратив внимание на крики своей давно уже заполошившейся хозяйки, перешла реку по запримеченному ей ранее шаткому мостику и оказалось в родных объятьях, лукаво мечтая об орехах.