- Лизонька, пригласите следующего...
- Приглашаю, - отозвался голос Лизоньки в аппарате на столе, - Сергей Александрович, прошу Вас...
Через несколько секунд дверь открылась и в кабинет вошел мужчина тридцати лет, в заметно поношеных классических штанах, доблеска начищенных черных туфлях и ночной рубашке. Вошедший остановился в дверях и улыбнулся. В его улыбке было что-то ребяческое, задорное, но несомненно искреннее.
- Проходите, голубчик, присаживайтесь, - сказал радушно человек за столом.
Вошедший окинул с интересом кабинет и сел.
- Добрый вечер! - сказал мужчина в ночной рубашке.
- Хмм... - задумчиво произнес человек за столом и с любопытством посмотрел на гостя, - Итак... Сергей Александрович, насколько я понимаю?...
- Да-да, - подтвердил мужчина ночной рубашке.
- Давайте сразу к делу. Ваша фамилия?
- Есенин, Сергей Александрович Есенин.
Мужчина за столом записал в протокол:
- Есенин... Дата рождения?
- Третьего октября тысяча восемьсот девяносто пятого.
- Когда к нам поступили?
- Сегодня, двадцать седьмого декабря.
- Так-так... - сказал мужчина за столом, продолжая записывать, - откуда Вас доставили?
- Ленинград, гостиница "Англетер", из номера пять, - сказал Сергей Есенин и глаза его при этом заметно погрустнели.
- Так-так... - произнес записывающий, потом отложил ручку в сторону и стал копаться в толстой папке на столе, - Ага, вот и медицинское заключение имеется, оперативно. Что тут у нас... Ничего, если я вслух зачитаю?
- Пожалуйста, пожалуйста, как Вам будет угодно, - сказал Есенин.
Мужчина за столом начал читать:
- ... Возраст тридцать лет, рост метр шестьдесят восемь... Имеется отчетливая вдавленная борозду на лобной части головы, наличие темного пятна на верхнем веке правого глаза... - Читающий поднял голову и внимательно посмотрел на Есенина, - от кого же Вам так досталось, голубчик? Не сами же Вы себе фингал под глазом поставили? - И прежде, чем Сергей успел объяснить, читающий сказал, - ну ладно-ладно, с этим потом...
И пока мужчина, занимающий явно высокое положение в этой конторе, читал, Есенин с любопытством его разглядывал. Возраст начальнику определить было трудно, но он явно был "в летах", глаза большие и черные как ночь, никогда раньше я не видел таких глаз, думал Есенин. Наряд у него довольно необычный, как из мистических сказок: черный, спадающий до самого пола балахон, широкие клешеные рукава, на голове капюшон, оттеняющий лицо, отчего оно становилось как будто размытым. Был виден длинный курносый нос, ничуть его не уродовавший, даже наоборот, придававший какой-то шарм, средней величины губы. Казалось, это был обычный человек, какой-нибудь актер после премьеры спектакля "Вельзевул", исполняющий главную роль... Как интересно, думал Сережа, такой приятный мужчина, такой приятный... Ох, рассказать бы все увиденное Вольфу*!

- ...обнаружен висевшим на трубе центрального отопления в следующем виде, - читал мужчина в капюшоне, - шея затянута не мертвой петлей, а только правой стороны шеи, лицо обращено к трубе, и кистью правой руки захватила за трубу...

Нет, он бы все равно мне не поверил. Сказал бы: "Выдумщик ты, Сережа, потому и поэт". А я бы посмеялся и сказал: "Так ведь и ты, Вольф, поэт!"...

-...висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места, где был обнаружен, лежала опрокинутая тумба, и канделябр стоящий на ней лежал на полу...

Ох, как же я забыл, как забыл... Бедный Вольф! И перед Клюевым неудобно... А что же подумает администрация гостиницы! Сколько я им сделал хлопот, сколько хлопот, как неудобно!

-...мозговые оболочки напряжены; твердая оболочка мутноватая; мозг весит 1920 грамм... - при этих словах мужчина в черном поднял голову и внимательно посмотрел на Есенина, - так-так, голубчик, мозг у Вас есть, хорошо...
- Сколько, простите? - переспросил Сережа.
- Аж целых тысяча девятьсот двадцать грамм, - сказал читавший со смехом, - Вот сколько нового о себе узнаешь, не так ли?..
- Да-да, забавная ситуация получается! - и Сережа засмеялся звонким задорным голосом.
- Вы находите это забавным? - недоверчиво переспросил человек в черном, - обычно при прочтении судмедэкспертизы, поступившие бьются в истерике и просят прекратить это издевательство. Но Вы знаете, Сережа, служба у меня такая. Я обязан ознакомить каждого клиента с заключением его смерти, Вы уж простите...
- Ну что Вы, я понимаю! Тяжело Вам приходится, работа напряженная, весь день на одном месте...
- Очень редко, знаете ли, такие понимающие попадаются... - сказал большой начальник и в его черных глазах появилась искорка одобрения, - Ну, продолжим, а то время уже позднее, - и продолжил читать:
- сосуды основания мозга в норме...

Сереже было безразлично состояние его организма. К тому же, это уже был не его организм, и не его тело. Теперь бездушное тело принадлежало его убитой горем матери и ЕЙ.

Только тебе принадлежала моя жизнь, только тебе навеки принадлежит моя душа, думал Есенин.

Человек в капюшоне вдруг оторвался от чтения и пристально посмотрел на поэта.
- Вы уверены? - вдруг спросил мужчина в черном.
- В чем? - Удивленно отозвался Сережа.
- Что ей принадлежит Ваша душа?
Сережа вскинул от удивления брови и не нашелся что ответить.
Мужчина в черном посмотрел на собеседника с неподдельным интересом.
- Странные вы, поэты... Прожигаете жизнь впустую, топите свои земные дни в вине и даже после смерти не хотите обретать покоя... Ты ведь посвятил ей стихи? Конечно-конечно, я знаю... Прочтешь?
- Да это так... - замялся Сережа, поняв, что его мысли читают, - детсикй лепет...
- А разве любовь не превращает взрослых мужчин в наивных детей?... Последний раз в этих стенах я просил прочесть стихи о любви Шекспира. Как же давно это было, как давно! Время летит очень быстро, у меня с той поры не было ни одной свободной минутки - одни дела. И знаешь, это ведь последний твой шанс, прочесть стихи. Когда ты откроешь следующую дверь, не останется ничего - ни голоса, ни чувств, ничего, Сережа.
- И после нее ничего не останется? - спросил Серёжа с беспокойством.
- И после нее. Только ты сейчас не поймешь... На земле от нее и от тебя что-то останется - в вещах, стихах, воспоминаниях. Здесь ты пребываешь как душа, а там, дальше - бесконечный покой. Это в бесконечности раз лучше самого прекрасного чувства на земле. Ты поймешь, очень скоро, это будет похоже на тот день, когда вы венчаличь в церкви.

Сережа посмотрел в глубокие черные глаза человека напротив, который сидел здесь, между небом и землей, и выписывал пропуск с земного мира в мир загробный. Такой далекий от быта мира и в тоже время очень близкий ко всему земному, этот странный человек...

Сережа встал с кресла, подошел к окну, за которым были видны только облака и ничего больше, сел на широкий подоконник, как он обычно это делал когда декларировал свои стихи, и стал читать последнее, что он написал для любимой женщины, Зинаиды Райх:
"Цветы мне говорят - прощай,
Головками склоняясь ниже,
Что я навеки не увижу
Её лицо и отчий край..."
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Ленинградский друг Есенина, поэт Вольф Эрлих.