Вот вам. Ужасное.

Ксения_Щербино


голова Олоферна плачет: зарой меня в землю,
как вырастут на том месте розы, срежь, подари любимой
они заплачут росой: Юдифь, ты ли была несчастной?
ты ли была нелюбимой? ты ли была не помню?
я ли твои незабудочьи очи выпил,
я ли твои неласточьи плечи гладил,
я ли твоим речам верил, рыжая сука.

спустится див, унесет Юдифь в несветлый
небесный шатер. скажет Юдифь оттуда:
я ли тебя не любила? я ли тебя не помню?
я ли твою голову в фартуке прятала как ребенка,
принесла в подоле матери, сказала: спрячь, это мой жених
ему больно
я ли гадала катала бобы по столу, кричала,
когда боб вылетал из круга и рыжая тыква
лежала, как голова на моей постели,
я ласкала её, качала её на коленях
и засыпала, видя во сне мертвого Олоферна
babett

***

Если б ты мне привез из Китая
Расписного воздушного змея,
Это стало бы нашей тайной.
…Жаль, что тайн я хранить не умею.
Мне его приручить не удастся.
Пусть летит: в нем свободы до черта.
Но – как символ беспечного братства
Между мною и небом – бечевка.
По воздушным потокам дрейфует
Мой карманный божок непогоды.
Отпускаю тебя – с поцелуем.
Отпускаю его – к небосводу.
И не знаю, что может случиться,
Натянись до предела бечевка:
Может я, став летучей, как птица,
Устремлюсь вслед за шелковым чертом,
Может, пальцы изрезав в попытке
Сохранить, удержать, не расстаться,
Я останусь при шелковой нитке,
Предоставив скитальцу – скитаться.
…Если б ты мне привез из Китая
Расписного воздушного змея,
Я б сказала: “А мы улетаем –
Я и змей. Жаль, что Ты не умеешь”.

23.04.2002

Утами
Fanya

***
Нежность не жнет, не сеет,
духом святым сыта.
Что же она умеет?
Только снимать с креста.
Тут не нужна сила -
тело его легко
настолько, что грудь заныла,
будто пришло молоко.


Вера Павлова
Fanya

Королева марихуаны, ты объездила много стран,
ты затягивалась нирваной, подносила к губам кальян,
твои пальцы ласкали свиток, где иероглифы, как корабли,
уплывали в столбцы молитвы и чертили дуэль любви.
Поднимаюсь я утром рано, на холодный гляжу рассвет,
королева марихуаны - на снегу отпечатан след,
звон трамвая, плевок гудбая, тучи нынче сгустились над
тем пространством, что позволяет дуэлянтам не ждать наград.
Если сердце - то это слева, если справа - то это печень,
не кляни меня, королева, все равно утешиться нечем,
жизнь расписана словно в смете, завтра в церковь, потом в Париж,
да, мы встретились на рассвете и расстанемся, - как велишь.
Выбирала ты кавалера, чтоб плевал на чужую боль,
хорошо с тобой, королева, хорошо пролететь с тобой
мимо праздников и усадеб, мимо милых и правильных лиц,
мимо всех на земле доказательств, мимо всех на земле столиц,
мимо фронта и мимо тыла, мимо дел и курорта прочь,
чтобы пела и чтоб знобила, била в бубен шаманка - ночь.
Наша вечность подвешена криво на гвозде из прочитанных книг,
я не знаю исход мотива, но я помню чем дышит миг,
над расхристанным постоянством развевающий свой дымок,
над испуганным диссонансом, отбывающим вечный срок,-
за чертой городского распева, за сетчаткой тревожных глаз,
если сердце, то это слева, каждый раз как последний раз.
Аэлин

Хомо-сцапиенс зелёный
под кустом сидит зелёным
и какого-либо хому
ожидает на обед.
…Хомы ходят по полянкам,
в лес заходят неохотно,
по тропинке к водопою
в одиночку не хотят.
Но известно всем, что хома –
зверь стеснительный и скромный,
что пописать и покакать
ходит в лес по одному.
…Наконец приходит хома,
хома женская, большая,
и как раз под нужный кустик
приседает, молодец.
О, охотничья удача!
Хомо-сцапиенс зелёный
вылетает, как зеленый
из зелёного куста,
хому толстую хватает,
сабли зубые вонзает,
в нору тёмную волочит
и съедает целиком.

А. Левин
Mela-ni

Тихотворение мое, мое немое,
однако, тяглое - на страх поводьям,
куда пожалуемся на ярмо и
кому поведаем, как жизнь проводим?
Как поздно заполночь ища глазунию
луны за шторою зажженной спичкою,
вручную стряхиваешь пыль безумия
с осколков желтого оскала в писчую.
Как эту борзопись, что гуще патоки,
там не размазывай, но с кем в колене и
в локте хотя бы преломить, опять-таки,
ломоть отрезанный, тихотворение?
Аэлин

Ех, олени, и дороги,
И подорожники, и по дороге!
Стынут пороги где дышат олени,
Многие, многие, и одинокие...

И в ладони, и на ладони,
И в глаза мои,
Плоские тени, мягкие кони,
В небе, на небе, в недоумении...

Ех, и звезды в небе беззвездном,
Hеопознанный и неопознанная...
Прятаться поздно, не прятаться поздно,
С ДHЕМ РОЖДЕHИЯ!!!

Больше никого, больше никого ...

(С) Аукцыон
Kaliban

Дмитрий Горчев

Когда человека вдруг совсем уже окончательно заебало Человечество и, более того, человек и сам окончательно заебал Человечество, ему ни за что не нужно ехать в пустыню, или в соловки, или на речку-речку Бирюса.

Ему лучше всего приехать в город Москва и ровно в полдень неподвижно встать в центре зала на какой-нибудь центральной станции метро, наподобие тверской или пушкинской.

И тогда пройдут мимо такого человека несколько тысяч миллионов человек, и ни единому из них ничего от этого человека не будет нужно, и сами они у него ничего не возьмут, даже если он даром будет предлагать. И будут у всех у них такие прекрасные оловянные глаза, что даже если этот человек станет показывать им Жопу или вдруг треснет пополам, или, например, из его головы пойдёт зелёный дым, то ничего вовсе не отразится в этих глазах, совершенно ничего, потому что они видели уже всё, что когда-либо происходило на этом свете.

Ему можно было бы даже построить прямо посреди зала избушку и завести себе в ней порося и курочек, но это не получится, потому что прибежит дежурная и будет Пиздеть.

http://www.livejournal.com/users/testimony_net/26985.html
синяя_лампа

Белла_Ахмадулина, типа он-топ:

ОТРЫВОК ИЗ МАЛЕНЬКОЙ ПОЭМЫ
О ПУШКИНЕ

1. ОН И ОНА

Каков? - Таков: как в Африке, курчав
и рус, как здесь, где вы и я, где север.
Когда влюблен - опасен, зол в речах.
Когда весна - хмур, нездоров, рассеян.

Ужасен, если оскорблен. Ревнив.
Рожден в Москве. Истоки крови - родом
из чуждых пекл, где закипает Нил.
Пульс - бешеный. Куда там нильским водам!

Гневить не следует: настигнет и убьет.
Когда разгневан - страшно смугл и бледен.
Когда железом ранен в жизнь, в живот
но стонет, не страшится, кротко бредит.

В глазах - та странность, что белок белей,
чем нужно для зрачка, который светел.
Негр ремесла, а рыщет вдоль аллей,
как вольный франт. Вот так ее и встретил

в пустой аллее. Какова она?
Божественна! Он смотрит (злой, опасный).
Собаньская (Ржевусской рождена,
но рано вышла замуж, муж - Собаньский,

бесхитростен, ничем не знаменит,
тих, неказист и надобен для виду.
Его собой затмить и заманить
со временем случится графу Витту.

Об этом после). Двадцать третий год.
Одесса. Разом - ссылка и свобода.
Раб, обезумев, так бывает горд,
как он. Ему - двадцать четыре года.

Звать - Каролиной. О, из чаровниц!
В ней все темно и сильно, как в природе.
Но вот письма французский черновик
в моем, почти дословном, переводе.



2. ОН - Ей

(Ноябрь 1823 года, Одесса)

Я не хочу Вас оскорбить письмом.
Я глуп (зачеркнуто)... Я так неловок
(зачеркнуто)... Кокетство Вам к лицу
Не молод я (зачеркнуто)... Я молод,
но Ваш отъезд к печальному концу
судьбы приравниваю. Сердцу тесно
(зачеркнуто)... Кокетство Вам к лицу
(зачеркнуто)... Вам не к лицу кокетство.
Когда я вижу Вас, я всякий раз
смешон, подавлен, неумен, но верьте
тому, что я (зачеркнуто)... что Вас,
о, как я Вас (зачеркнуто навеки)...
babett

Борис_Пастернак.

ВОЗМОЖНОСТЬ

В девять, по левой, как выйти со Страстного,
На сырых фасадах - ни единой вывески.
Солидные предприятья, но улица - из снов ведь!
Щиты мешают спать, и их велели вынести.

Суконщики, С. Я., то есть сыновья суконщиков
(Форточки наглухо, конторщики в отлучке).
Спит, как убитая, Тверская, только кончик
Сна высвобождая, точно ручку.

К ней-то и прикладывается памятник Пушкину,
И дело начинает пахнуть дуэлью,
Когда какой-то из новых воздушный
Поцелуй ей шлет, легко взмахнув метелью.

Во-первых, он помнит, как началось бессмертье
Тотчас по возвращеньи с дуэли, дома,
И трудно отвыкнуть. И во-вторых, и в-третьих,
Она из Гончаровых, их общая знакомая
babett

Although I conquer all the earth,
Yet for me there is only one city.
In that city there is for me only one house;
And in that house, one room only
And in that room, a bed.
And one woman sleeps there,
The shining joy and jewel of all my kingdom.
Аэлин

Мирра Лохвицкая

ВЕЩИ

Дневной кошмар неистощимой скуки,
Что каждый день съедает жизнь мою,
Что давит ум и утомляет руки,
Что я напрасно жгу и раздаю;

О, вы, картонки, перья, нитки, папки,
Обрезки кружев, ленты, лоскутки,
Крючки, флаконы, пряжки, бусы, тряпки
Дневной кошмар унынья и тоски!

Откуда вы? К чему вы? Для чего вы?
Придет ли тот неведомый герой,
Кто не посмотрит, стары вы иль новы,
А выбросит весь этот хлам долой!
Mela-ni

Простите, пожалуйста, те, кому посты приходят по почте. Не долистав ленту друзей до конца, я ринулась самовыражаться, винюсь.
С другой стороны, меня греет это совпадение, Бабетт. У меня "Глаголы несоврешенного времени" отдельным вордовским файликом лежат :)
Компенсирую.

Стихи, когда пишешь их, не мусоль
подолгу - замучаешь ласкою.
Или натрёшь на бумаге мозоль
карандашом и ластиком.

Ну а ежели грешным
делом ты вдруг не сможешь
высказать той, что конечно
всё стерпит - на коже

напишешь бритвой,
взятой взаймы у отца -
и заучишь молитвой -
что стихам не будет конца.

(с) Кафедра Психологии
another_woman

В колонках играет - Аукцыон - Моя любовь

На мне луна рисует белым,
Болотный лебедь с нежным телом,
Меня морочит злая кровь, моя весна вернется вновь
Туда, куда ты так хотела.

Ее коней седые гривы
Укроют травы и обрывы
И унесет под бой часов на белых снах от бедных слов
Туда, куда ты так просила,
Моя любовь, моя любовь...

А в небе лес огнем играет,
Он долго жил, он много знает.
И плачут стаи гончих псов, среди ветвей и полюсов
Меня почти что догоняет
Моя любовь, моя любовь...

(С) Аукцыон 1996
Kaliban

Вот. Выбор - случаен.

Владимир Строчков

Я говорю, устал, устал, отпусти,
не могу, говорю, устал, отпусти, устал,
не отпускает, не слушает, снова сжал в горсти,
поднимает, смеется, да ты еще не летал,
говорит, смеется, снова над головой
разжимает пальцы, подкидывает, лети,
так я же, вроде, лечу, говорю, плюясь травой,
я же, вроде, летел, говорю, летел, отпусти,
устал, говорю, отпусти, я устал, а он опять
поднимает над головой, а я устал,
подкидывает, я устал, а он понять
не может, смеется, лети, говорит, к кустам,
а я устал, машу из последних сил,
ободрал всю морду, уцепился за крайний куст,
ладно, говорю, но в последний раз, а он говорит, псих,
ты же летал сейчас, ладно, говорю, пусть,
давай еще разок, нет, говорит, прости,
я устал, отпусти, смеется, не могу, ты меня достал,
разок, говорю, не могу, говорит, теперь сам лети,
ну и черт с тобой, говорю, Господи, как я с тобой устал,
и смеюсь, он глядит на меня, а я смеюсь, не могу,
ладно, говорит, давай, с разбега, и я бегу.

babett

Я люблю читать себе стихи, если делать это голосом
проф., д.ф.н. С.Н. Бройтмана- получается отлично.
Иногда хочется писать стихи в дневник, но я себе не разрешаю этого делать:
боюсь, мои слова плохая компания словам хороших стихов.
Сегодня, March_13 , я завела ещё один дневник, пусть мухи будут отдельно, пусть летают тут, всякие:
белые,
и с огромными крыльями из пропускающих свет пластинок слюды,
и c крыльями из капли бензина в теплой летней луже.
Я знаю не так много стихов, люблю- ещё меньше, поэтому, если вы хотите, чтобы тут было, что читать - сами и пишите.
Пишите, какие хотите, дорогие/любимые или случайные, которыми дышать не хочется, но приятно понюхать.
Пишите, если хотите, сопровождая своими словами, если нет - как хотите,
пишите части стихов, если другие их части вам не нравятся.
Я разрешаю вам делать тут, что угодно, а вы за это не спрашивайте меня:
и причем здесь Сэлинджер?

Насильно записывать не стану, но если вы не против- в комментариях намекните.

babett