Это цитата сообщения алла_разумикина Оригинальное сообщение
«Зацелована, околдована»: кому признавался в любви поэт, которому была чужда лирика
История создания стихотворения «Зацелована, околдована…», ставшего популярным романсом, весьма любопытна. После его прочтения может показаться, что написано оно было влюблённым юношей с пылким взором. Но на самом деле написал его серьёзный 54-летний серьезный педант с манерами и внешностью бухгалтера. К тому же до 1957 года, именно в тот года Заболоцкий создал свой цикл «Последняя любовь», интимная лирика ему была чужда вовсе. И вдруг на излёте жизни этот дивный лирический цикл.
http://cs14109.vk.me/c622131/v622131073/335c/urKMnNv29AQ.jpg
Настроение сейчас - ...бодрое,идём ко сну ...АП
![mapuser[1] (1x1, 0Kb)](http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/5/123/701/123701417_mapuser1.gif){kind=small}
1.
[604x302] 2.
[685x699] 3.
[220x347] 4.
[301x251] 5.
[446x604] 6.
7.
[683x699] 8.
[630x350] 9.
[210x158] 10.
[550x473] 11.
[400x480] 12.
[700x524]
Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.
Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.
За твоею спиной умолкает в кустах беготня.
Мне пора уходить. Ты останешься после меня.
До свиданья, стена. Я пошёл. Пусть приснятся кусты.
Вдоль уснувших больниц. Освещённый луной. Как и ты.
Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.
Не сердись на меня. Нужно что-то иметь позади.
[294x427]Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать.
Всё равно я сюда никогда не приду умирать,
Всё равно ты меня никогда не попросишь: вернись.
Если кто-то прижмётся к тебе, дорогая стена, улыбнись.
Человек - это шар, а душа - это нить, говоришь.
В самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.
Отпустить - говоришь - вознестись над зелёной листвой.
Ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.
Разнобой и тоска, темнота и слеза на глазах,
изобилье минут вдалеке на больничных часах.
Проплывает буксир. Пустота у него за кормой.
Золотая луна высоко над кирпичной тюрьмой.
Посвящаю свободе одиночество возле стены.
Завещаю стене стук шагов посреди тишины.
Обращаюсь к стене, в темноте напряжённо дыша:
завещаю тебе навсегда обуздать малыша.
Не хочу умирать. Мне не выдержать смерти уму.
Не пугай малыша. Я боюсь погружаться во тьму.
Не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,
не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.
Только жить, только жить, подпирая твой холод плечом.
Ни себе, ни другим, ни любви, никому, ни при чём.
Только жить, только жить и на всё наплевать, забывать.
Не хочу умирать. Не могу я себя убивать.
Так окрикни меня. Мастерица кричать и ругать.
Так окрикни меня. Так легко малыша напугать.
Так окрикни меня. Не то сам я сейчас закричу:
Эй, малыш! - и тотчас по пространствам пустым полечу.
Ты права: нужно что-то иметь за спиной.
Хорошо, что теперь остаются во мраке за мной
не безгласный агент с голубиным плащом на плече,
не душа и не плоть - только тень на твоём кирпиче.
Изолятор тоски - или просто движенье вперёд.
Надзиратель любви - или просто мой русский народ.
Хорошо, что нашлась та, что может и вас породнить.
Хорошо, что всегда всё равно вам, кого вам казнить.
За тобою тюрьма. А за мною - лишь тень на тебе.
Хорошо, что ползёт ярко-жёлтый рассвет по трубе.
Хорошо, что кончается ночь. Приближается день.
Сохрани мою тень.
Все кажется пустым и неуместным,
На фоне слов его – свои нелепы.
[380x266] Его стихи – страны, эпохи слепок; С ним в городе одном родиться лестно
И здесь дышать на набережных ветром
– Наш север в нас живет неисцелимо –
Бродить, молчать и долго ждать прилива
Воды и сил, и долгих километров,
А лучше – миль морских; по белу свету
Искать свои земные отраженья,
Что смыть помогут привкус пораженья
В борьбе с собой за право на ответы
И равновесие сознанья. Тросом
Нас от рожденья привязали к двери…
Но лишь волна, что в полночь бьется в берег,
На краткий миг избавит от вопросов.
Поль Корде
26.05.2012
А. Блоку
Дитя, потерянное всеми...
Все это было, кажется, в последний,
В последний вечер, в вешний час...
И плакала безумная в передней,
О чем-то умоляя нас.
Потом сидели мы под лампой блеклой,
Что золотила тонкий дым,
А поздние распахнутые стекла
Отсвечивали голубым.
Ты, выйдя, задержался у решетки,
Я говорил с тобою из окна.
И ветви юные чертились четко
На небе — зеленей вина.
Прямая улица была пустынна,
И ты ушел — в нее, туда...
Я не прощу. Душа твоя невинна.
Я не прощу ей — никогда.
Апрель 1918
СПб
Белладонна
Счастье души утомленной —
Только в одном:
Быть как цветок полусонный
В блеске и шуме дневном,
Внутренним светом светиться,
Все позабыть и забыться,
Тихо, но жадно упиться
Тающим сном.
Счастье ночной белладонны —
Лаской убить.
Взоры ее полусонны,
Любо ей день позабыть,
Светом луны расцвечаться,
Сердцем с луною встречаться,
Тихо под ветром качаться,
В смерти любить.
Друг мой, мы оба устали.
Радость моя!
Радости нет без печали.
Между цветами — змея.
Кто же с душой утомленной
Вспыхнет мечтой полусонной,
Кто расцветет белладонной —
Ты или я?
1898
БОРИС ПАСТЕРНАК
СОН
Мне снилась осень в полусвете стекол,
Друзья и ты в их шутовской гурьбе,
И, как с небес добывший крови сокол,
Спускалось сердце на руку к тебе.
Но время шло, и старилось, и глохло,
И, поволокой рамы серебря,
Заря из сада обдавала стекла
Кровавыми слезами сентября.
Но время шло и старилось. И рыхлый,
Как лед, трещал и таял кресел шелк.
Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,
И сон, как отзвук колокола, смолк.
Я пробудился. Был, как осень, темен
Уходит память, в красном и без слез,
И, в праздник приодевшись, как богиня,
Стирает грани правды, лжи и грез,
На камне лет усевшись, шепчет имя...
А в городе никто и ни о чем
Не знает, и не спрашивает тоже,
В нем страстно, в забытьи и горячо
Танцуют танго двое из прохожих.
Им дела нет до бренности миров,
До всех скандалов, взрывов и ненастья.
Для них - лишь миг, как нить и повесть снов,
Как лишь глоток бессмертия и счастья...
А память, маску сняв, меняет цвет,
И прикрываясь беспокойством смуты,
Бредет за ними, по пятам, во след,
Чтоб отобрать бесценные минуты,
Чтоб стать одной из мертвенных теней,
Бегущих от манящих искр света...
И в танце, как в бою, боролись с ней
Две жизни, две судьбы, два силуэта...
Блестел водой и солнцем вешний день, и подошел неслышно тихий вечер, Иду по улице, ищу твой лик в воде, Томлюсь тобой, томлюсь тоской о встрече. Как вешний день слезами замочить? Мне хочется твоё лицо руками гладить Мне хочется на пальцы, как лучи, нанизывать волос седые пряди... Пусть вечер тих, печаль моя со мной. И в мире нет тоски неуловимей.... И грустно мне. И боль моя весной ещё больней, И ты - ещё любимей
Может быть кровью ДУША расплатится....Господи, как хорошо любить! Ведь женщине надо одно - истратиться, Истаять в любви, сгореть и не быть! И нет судьбы светлей и чудесней, пусть в горле скорбь тяжелым комком..... Нет. я- не женщина! Я - только песня, я скрипки струна под твоим смычком!
Это будет за смертной чертой, до конца совершится судьба,
Боже! Боже! Не в том ли счастье, чтоб ножа целовать лезвиё, Чтоб любимый ласкал без страсти обнаженноё тело моё Я иду опьянённо на плаху, раскрывая глубины глубин.... Ты ли дал моему падишаху рот, который меня погубил? Пусть безмерная боль совершится, пусть он будет жесток и груб, Я молюсь, как покорная ЖРИЦА, красоте человеческих губ.
От губ твоих, властитель мой, сгораю! Люблю тебя, покорная судьбе. Я - женщина! Я - Мать- Земля сырая. Мой лёгкий дар - принадлежать тебе! Пусть много вин бывает в мире слаже (автор), но прикоснись и к этому вину,.... О, полюби мою земную тяжесть, телесную простую глубину!
А по утрам в лесу, под снегом белым, Когда деревья стынут, не дыша, Как больно знать, что нет совсем предела Тому, что может вынести душа... Хорошо, что без слов...Даже самое нежное ранит Тайну нежности всю в грубой ласке раскроет рука, Отдаваться тебе - быть одною из волн океана, Быть одною из звёзд, быть одною песчинкой песка. Ты - я знаю тебя! Для тебя и стихи, и сонаты, Чтоб , раздев,и ощупав, и скомкав, и выпив до дна, Затуманенный взгляд , ставший странно пустым от разврата, Тяжело уронив в недопитую рюмку вина. Почему ж для меня ты,как детская грёза впервые, Как пушистая детская ёлка, как радостный смех, как мечта, Как мой ангел - хранитель, иль Архангел, принесший Марии, Благодатную весть о Безгрешном Зачатьи ХРИСТА? История русской поэзии"Серебряного века" не может существовать без этого имени , которое мало знакомо даже любителям поэзии. Это имя стоит рядом с именами А. Солодовникова,архиепископа Иоанна Шаховского,, Анны Барковой, Варлама Шаламова, прошедших дорогу через ГУЛАГ.Её поэзия - глубоко личное Прекраснаеё любовная лирика, под тяжестью жизненный трагедий, о которых она говорила:" И ресницы мои не дрожалиИ глаза не томились тоской,Эти полные муки скрижали, Бог допишет своею рукой..." Это знаменует её переход к духовной лирике, не менее прекрасной!Ни строчки из её поэзии не вышло в печати во время её жизни....
Люблю морозное дыханье
И пара зимнего признанье:
Я - это явь; явь - это явь...
И мальчик, красный, как фонарик,
Своих салазок государик
И заправила, мчится вплавь.
И я - в размолвке с миром, с волей -
Заразе саночек мирволю -
В сребристых скобках, в бахромах -
И век бы падал векши легче,
И легче векши в мягкой речке -
Полнеба в валенках, в ногах...
24 января 1937
Это цитата сообщения Таточка-Танюша Оригинальное сообщение
С любовью о русском языке...
Я уже опубликовал это стихотворение в переводе Евгения Головина в сообществе "Стихотворения".Сейчас публикую здесь--в
переводе Павла Антокольского.Оба перевода считаются лучшими.У Головина ясно выражено подражание Артюра Рембо моему
любимому "Плаванью" Шарля Бодлера;у Антокольского--лучше поэзия сама по себе.В остальном,справедливы слова И.Анненского,
который видел заслугу французских символистов "в повышении нашей эстетической чувствительности и увеличении шкалы
наших художественных ощущений".
Между тем,как несло меня вниз по теченью,
Краснокожие кинулись к бичевщикам,
Всех раздев догола,забавлялись мишенью,
Пригвоздили их намертво к пёстрым столбам.
Я остался один без матросской ватаги
В трюме хлопок промок и затлело зерно.
Казнь окончилась.К настежь распахнутой влаге
Понесло меня дальше--куда,всё равно.
Море грозно рычало,качало и мчало,
Как ребёнка,всю зиму трепал меня шторм
И сменялись полуострова без причала,
Утверждал свою волю солёный простор.
В благодетельной буре теряя рассудок,
То как пробка скача,то танцуя волчком,
Я гулял по погостам морским десять суток,
Ни с каким фонарём маяка не знаком.
Я дышал кислотою и сладостью сидра,
Сквозь гнилую обшивку сочилась волна,
Якорь сорван был,руль переломан и выдран,
Смыты с палубы синие пятна вина.
Так я плыл наугад,погружённый во время,
Упивался его многозвёздной игрой,
В этой однообразной и грозной поэме,
Где ныряет утопленник,праздный герой.
Лиловели на зыби горячечной пяена,
И казалось,что в медленном ритме стихий
Только жалоба горькой любви и понятна--
Крепче спирта,пространней,чем ваши стихи.
Я запомнил свеченье течений глубинных,
Пляску молний,сплетённую как решето,
Вечера--восхитительней стай голубинных,
И такое,чего не запомнил никто.
Я узнал,как в отливе таинственной меди
Меркнет день и расплавленный запад лилов,
Как подобно развязкам античных трагедий
Потрясает раскат океанских валов.
Снилось мне в снегопадах,лишающих зренья,
Будто море меня целовало в глаза,
Фосфорической пены цвело озаренье,
Животворная вечная та бирюза.
И когда месяцами,тупея от гнева,
Океан атакует коралловый риф,
Я не верил,что встанет Пречистая Дева,
Звёздной лаской рычанье его усмирив.
Понимаете,скольких Флорид я коснулся?
Там зрачками пантер разгорались цветы,
Ослепительной радугой мост изогнулся,
Изумрудных дождей кочевали гурты.
Я узнал,как гниёт непомерная туша,
Содрогается в неводе Левиафан;
Как волна за волною вгрызается в сушу,
Как таращит слепые белки океан;
Как блестят ледники в перламутровом полдне,
Как в заливах,в лимонной грязи на мели
Змеи вяло свисают с ветвей преисподней
И грызут их клопы в перегное земли.
Покажу я забавных рыбёшек ребятам,
Золотых и поющих на все голоса,
Перья пены на острове,спячкой объятом,
Соль,разъевшую виснущие паруса.
Убаюканный морем,широты смешал я,
Перепутал два полюса в тщетной гоньбе,
Прилепились медузы к корме обветшалой,
И.как женщина,пав на колени в мольбе,
Загрязнённый помётом,увязнувший в тину,
В щебетанье и шорохе маленьких крыл,
Утонувшим скитальцам,почтив их кончину,
Я свой трюм,как гостиницу на ночь,открыл.
Был я спрятан в той бухте лесистой и снова
В море выброшен крыльями мудрой грозы,
Не замечен никем с монитора шального,
Не захвачен купечеством древней Ганзы.
Лишь всклокочен,как дым.и как воздух непрочен,
Продырявив туманы,что мимо неслись,
Накопивший--поэтам понравится очень!--
Лишь лишайники солнца и мерзкую слизь.
Убегавший в огне электрических скатов
За морскими коньками по кипени вод,
С вечным звоном в ушах от громовых раскатов,
Когда рушился ультрамариновый свод.
Сто раз крученный,верченный насмерть в мальштреме,
Захлебнувшийся в свадебных плясках морей,
Я,прядильщик туманов,бредущий сквозь время,
О Европе тоскую,о древней моей.
Помню звёздные архипелаги,но снится
Мне причал,где неистовый мечется дождь,--
Не оттуда ли изгнана птиц вереница,
Золотая денница,Грядущая Мощь?
Слишком долго я плакал!Как юность горька мне,
Как луна беспощадна,как солнце черно!
Пусть мой киль разобьёт о подводные камни,
Захлебнуться бы,лечь на песчаное дно.
Ну,а если Европа,то пусть она будет,
Как озябшая лужа,грязна и мелка,
Пусть на корточках грустный мальчишка закрутит
Свой бумажный кораблик с крылом мотылька.
Надоела мне зыбь этой медленной влаги
Паруса караванов,бездомные дни,
Надоели торговые чванные флаги
И на каторжных страшных понтонах огни!
И.Ф.Анненский занимает,конечно,особое место в поэзии "серебрянного века".Сопоставляя его лирику со стихами символистов
"младшего" поколения,С.К.Маковский увидел корни глубоко трагического миросозерцания поэта "в неверии в трансцендентальный
смысл Вселенной",что полностью отрицает "смысл личного бытия".В своей поэзии Анненский стремился выразить "городскую,
отчасти каменную,музейную душу",которую "пытали Достоевским..."Почти буквально это всё отражается в стихотворении
"Петербург" (здесь по,настроению,вспоминается "Медный всадник" Пушкина):
Жёлтый жар петербургской зимы,
Жёлтый снег,облипающий плиты,
Я не знаю,где вы и где мы,
Только знаю,что крепко мы слиты.
Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.
Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-жёлтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.
А что было у нас на земле,
Чем вознёсся орёл наш двуглавый,
В тёмных лаврах гигант на скале
Завтра станет ребячьей забавой.
Уж на что он был грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.
Ни кремлей,ни чудес,ни святынь,
Ни миражей,ни слёз,ни улыбки...
Только камни из мёрзлых пустынь,
Да сознанье проклятой ошибки.
Даже в мае,когда разлиты
Белой ночи над волнами тени
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотениё.
Анненский жалел больную и чуткую душу людей.В его творческом своеобразии эта жалость направлена часто на "злыми
обидами" обиженные вещи,образами которых он маскировал свои собственные боль и муку.
Смычок и струны.
Какой тяжёлый,тёмный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!
Кому ж нас надо?Кто зажёг
Два жёлтых лика,два унылых...
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.
"О,как давно!Сквозь эту тьму
Скажи одно:ты та ли,та ли?"
И струны ластились к нему,
Звеня,но,ластясь,трепетали.
"Не правда ль,больше никогда
Мы не расстанемся?довольно...?"
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.
Смычок всё понял,он затих,
А в скрипке эхо всё держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.
Но человек не погасил
До утра свеч...И струны пели...
Лишь солнце их нашло без сил
На чёрном бархате постели.
Заметим,что в стихах Анненского достаточно часто встречаются многоточия.Возможно,так стилистически выражается основное
кредо его поэзии:"...мы славим поэта не за то,что он сказал,а за то,что он дал нам почувствовать несказанное"Этим же
объясняется резко импрессионистическая манера письма.
Две любви
Есть любовь,похожая на дым:
Если тесно ей--она дурманит,
Дать ей волю--и её не станет...
Быть как дым,--но вечно молодым.
Есть любовь,похожая на тень:
Днём у ног лежит--тебе внимает,
Ночью так неслышно обнимает...
Быть как тень,но вместе ночь и день...
Это немного похоже на мечту,но с присущей Анненскому лёгкой иронией.Такие же ассоциации вызывает следующий стих о
природе--природа,одна из любимых тем поэта:
Сонет
Когда весь день свои костры
Июль палит над рожью спелой,
Не свежий лес с своей капеллой
Нас тешат:демонской игры
За тучей разом потемнелой
Раскатно-гулкие шары;
И то оранжевый,то белый
Лишь миг живущие миры;
И цвета старого червонца
Пары,сгоняющие солнце
С небес омыто-голубых;
И для ожившего дыханья
Возможность пить благоуханья
Из чаши ливней золотых.
Анненский по-всякому именовал изгибы своей неврастении.Но чаще всего в названиях его произведений звучит слово
"тоска" (13 раз).Стремление к смерти и ужас перед ней создают мучительный разрыв сознания:
Тоска припоминания
Мне всегда открывается та же
Залитая чернилом страница.
Я уйду от людей,но куда же
От ночей мне куда схорониться?
Все живые так стали далёки,
Всё несбытное стало так внятно,
И слились позабытые строки
До зари в мутно-чёрные пятна.
Весь я там в невозможном ответе,
Где миражные буквы маячат...
...Я люблю,когда в доме есть дети
И когда по ночам они плачут.
Вот некоторые заметки одного из "Великих Серебрянного века".
Это цитата сообщения Мария_Вера Оригинальное сообщение
[показать]«Император Николай Второй – исключительная личность в истории России»
[346x450]11 сентября 2008 г. Источник: «Православная газета», Екатеринбург
Читать далее
[показать]Напомню, у нас в студии был Петр Валентинович Мультатули, историк, исследователь судьбы и эпохи царствования Николая II. Спасибо большое, и до встречи.
– Спасибо, всего доброго!
Это цитата сообщения стрелец_2012 Оригинальное сообщение
Вето на отмену Совести
По словам Вазгена Авагяна — экономиста, представителя Новосибирской академической школы экономики, изобретателя-инноватора, только Россия сдерживает планы мирового закулисья по уничтожению 8/10 населения планеты.
Вазген Липаритович, наши читатели спрашивают нас - нет ли противоречия в ваших тезисах о выгоде высокосерийного производства в мировой торговле и необходимости импортозамещения для стран Евразийского Союза. С одной стороны, как экономист, вы подчеркиваете, что мировая торговля предоставляет возможности, которых нет и неоткуда взяться у замкнутого производителя. С другой - настойчиво советуете минимизировать контакты с подконтрольными НАТО рынками планеты...
-Ценю простоту, поэтому давайте так: вы, Анна, картошку покупаете или выращиваете?
-И так и так бывало...
- Вот видите! Значит вы в рамках семейного бюджета знаете, что такое мировая торговля и что такое импортозамещение. Согласитесь, нельзя сказать раз и навсегда: картошку ВСЕГДА выгоднее покупать или ВСЕГДА выгоднее выращивать. Зависит от обстоятельств. Решение принимается взвешиванием доводов. Бывает, что проще вырастить - или наоборот, в магазин за ней сходить... Но если вы точно знаете, что в магазине вас поджидает шайка ваших врагов, готовящих ваше убийство? Тогда как? Пойдете в магазин?!
- Неожиданный детективный поворот...
- Я так думаю, что в магазин, где вас ждут убить - ходить за картошкой не стоит. Понимаете? И мне кажется просто бред - обсуждать качество, цену картошки в этом магазине... Тут уже кончаются прикидки хозяйственного толка и совсем другие действуют доводы. Можно попытаться найти другой магазин, или вырастить самому, или вообще обойтись без картошки, но... Думаю, продолжать нечего, вопрос исчерпан. Как и вопрос о мировой торговле для России.
-Вы полагаете, Россию сознательно стремятся уничтожить?
- Я - аналитик, и я не могу иначе истолковать всю совокупность фактов, которые имею. Если вас много раз пытались убить - можно ли сказать, что вас хотят убить?
- А много раз пытались?
- Геноцид сербов исключительно за их культурно-языковую близость к русским. Геноцид русских в Приднестровье в 1992 году. Обезъязычивание и обесправливание русских в Прибалтике - вопреки всем действующим европейским
Это цитата сообщения Юрий-Киев Оригинальное сообщение
Новые книги в моей библиотеке...
Последний раз о новых книгах я рассказывал в начале мая (http://www.liveinternet.ru/users/5130314/post324130958/). Всё лето старался побольше читать и стороной обходил книжные магазины и сайты... Правда в июле подруга дочери сделала мне шикарный подарок на день рождения. Эти две книги из Москвы полетели на Кипр, а уже от туда прилетели в Киев...
— Вечные сны, бесследные чащи… А сердце всё тише, а флейта всё слаще… — Не думай, а следуй, не думай, а слушай… А флейта всё слаще, а сердце всё глуше… [показать] [259x350] [показать]«Ведь я не для жизни. У меня всё — пожар! — писала Цветаева 20-летнему литературному критику из Берлина Александру Бахраху в сентябре 1923 г. — Я могу вести десять отношений (хороши «отношения»!) сразу и каждого, из глубочайшей глубины, уверять, что он — единственный. А малейшего поворота головы от себя — не терплю. Мне больно, понимаете? Я ободранный человек, а Вы все в броне. У всех вас: искусство, общественность, дружбы, развлечения, семья, долг, у меня, на глубину, ни-че-го. Всё спадает, как кожа, а под кожей — живое мясо или огонь: я — Психея. Я ни в одну форму не умещаюсь — даже в наипросторнейшую своих стихов! Не могу жить. Всё не как у людей... Что мне делать — с этим?! — в жизни». И в письме к мужу о том же: «Ах, Серёженька! Я самый беззащитный человек, которого знаю. Я к каждому с улицы подхожу вся. И вот улица мстит». О своём запредельном одиночестве Цветаева писала Ю. Иваску (апрель 1933 г.): «... ни с теми, ни с этими, ни с третьими, ни с сотыми, и не только с «политиками», а я и с писателями — не, ни с кем, одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, — без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака...» А в 1940 году, вернувшись в Советскую Россию, Марина записала в дневнике: «Меня все считают мужественной. Я не знаю человека, робче, чем я («Гордость и робость — родные сестры»)... Никто не видит, не знает, что я год уже (приблизительно) ищу глазами — крюк, но их нет, потому что везде электричество. Никаких «люстр».... Я не хочу умереть. Я хочу не быть. Вздор. Пока я нужна — ... но, Господи, как я мала, как я ничего не могу!». Бог меня — одну поставил Посреди большого света. — Ты не женщина, а птица. Посему: летай и пой! (Марина Цветаева) "…Цветаева - поэт крайностей только в том смысле, что крайность для нее не столько конец познанного мира, сколько начало непознаваемого… …когда я прочел "Поэму Горы", то все стало на свои места. И с тех пор ничего из того, что я читал по-русски, на меня не производило того впечатления, какое произвела Марина… …Поэзия Цветаевой прежде всего отличается от творчества ее современников некоей априорной трагической нотой, скрытым - в стихе - рыданием… …Я считаю, что Цветаева - первый поэт ХХ века. Конечно, Цветаева…" Иосиф Бродский. С большою нежностью - потому, Что скоро уйду от всех, - Я все раздумываю, кому Достанется волчий мех, Кому - разнеживающий плед И тонкая трость с борзой, Кому - серебряный мой браслет, Осыпанный бирюзой... И все записки, и все цветы, Которых хранить невмочь... Последняя рифма моя - и ты, Последняя моя ночь! 22 сентября 1915
|
Чернеет дорога приморского сада,
Желты и свежи фонари.
Я очень спокойная. Только не надо
Со мною о нем говорить.
Ты милый и верный, мы будем друзьями...
Гулять, целоваться, стареть...
И легкие месяцы будут над нами,
Как снежные звёзды, лететь.
[465x480]Стихотворение «Чернеет дорога приморского сада» было написано в 1914 году, вошло в третий сборник стихов Анны Ахматовой «Белая стая», выпущенный незадолго до революции в сентябре 1917 года.
[300x360]Стихотворение посвящено другу Анны Ахматовой - поэту, критику и литературоведу Николаю Недоброво