Мученица Марина, или Закон протянутой руки
(в защиту Марины Цветаевой)
«Как билась в своем плену
От скрученности и
скрюченности.
И к имени моему
Марина –
Прибавьте: мученица».
ххх
До каких пор могла жить Марина? Та, для которой важнее всех законов был «закон протянутой руки»? До тех, пока могла ощущать свою «нужность», жить - до «первого чужого, который скажет: «Пить!»
«-Согреть чужому ужин –
Жилье свое спалю!».
Ради «чужого» она готова была спалить и самое себя. Уйти, чтобы дать жить другому. И когда в Елабуге ее 16-летний сын произнес: «Ну, кого-нибудь из нас двоих вынесут отсюда вперед ногами!», в Марине ухнуло: «Меня!» И она ушла сама. Чтобы не ушел Мур. А о том, что конец будет именно таким, Марина предузнала в 17 лет. Лишь спустя 39 лет дошло ее письмо до сестры Аси: «Никогда ничего не жалей, не считай и не бойся, а то и тебе придется так мучиться потом, как мне. Только бы не оборвалась веревка! А то недовеситься – гадость, правда?» 1910 год.
Предузнание для Марины было всегда интуитивным, то есть данным свыше. Она писала: «Какой кажусь, такой я стану» - в том мире, «сбудусь я там по образу своей души». Она уже тогда знала, что «отыграется» не в этой жизни, но «там!» Так высокая душа (а именно такая была у Марины) всегда знает о своей судьбе, ведает, что предначертано свыше, что дано Богом.
В 1940 году, вернувшись в Советскую Россию, Марина писала в дневнике: «Меня все считают мужественной. Я не знаю человека, робче, чем я («Гордость и робость – родные сестры» )….Никто не видит, не знает, что я год уже (приблизительно) ищу глазами - крюк, но их нет, потому что везде электричество. Никаких «люстр»…. Я не хочу умереть. Я хочу не быть. Вздор. Пока я нужна - … но, Господи, как я мала, как я ничего не могу!»
Когда Лидия Корнеевна Чуковская, будучи в Чистополе, неосторожно заметила, что Ахматова здесь погибла бы, потому что ничего не умеет, у Марины невольно вырвалось: - А вы думаете, я - могу?
Но она смогла бы, если бы была нужна. 17 ноября 1940 Марина пишет Кваниной: «Моя надоба от другого, Таня – это надоба во мне, моя нужность (и если можно, необходимость) – ему, поймите меня, т.е. без меры».
Она не могла быть надобной никому в те страшные дни: близкие - дочь, сестра, муж - арестованы; Муру она мешает, раздражает его своей неумелостью, невозможностью создать человеческие условия существования, писать – тоже – уже! - не может. С момента приезда в Россию, она живет в вечном страхе. Она потеряна, унижена. Ей, дочери Ивана Цветаева, создателя прославленного музея; ей, написавшей цикл стихов о Москве, не нашлось места в родном городе! Родина, которую она так любила, не приняла ее. Однако и это еще не все. Марина догадывается, что ее муж, Сергей, с которым она была связана навечно, причастен к ГПУ.
Последней каплей, добившей ее, стал визит чекиста, произошедший накануне трагедии. «По свидетельству высокопоставленного чиновника Министерства безопасности РФ, не пожелавшего публиковать свое имя, в архиве (Цветаевой) хранится документ, свидетельствующий о том, что кто-то из чекистов посетил Марину Цветаеву буквально за день до ее смерти. Тот же чиновник уверял, что как сам факт разговора, так и его содержание были сознательно задуманы таким образом, чтобы великая поэтесса приняла единственное решение - самоубийство» (цитирую по книге Марии Разумовской «Марина Цветаева: миф и действительность». М., Радуга, 1994, с. 328).
Сколько сейчас пишут о Марине! О ее приверженности форме, любви к словотворчеству в ущерб содержанию, ее гордыне, жесткости, прямолинейности, даже резкости в отношениях; Александр Шмеман, мнение которого ценю и уважаю, упрекает ее в безмерности, в излишней открытости в письмах, которые «стыдно» читать (забывая, что письма, как и все творчество Цветаевой – исповедальны, да и написаны для конкретного человека, а не для всеобщего
Игорь Северянин первым в России, в 1911, назвал себя футуристом. Прибавив к этому слову другое - 'эго'. Получилось - эгофутуризм. ('Я-будущее' или 'я в будущем'). В октябре 1911 в Петербурге был организован кружок Ego, в который, кроме Северянина, вошли Г.Иванов, К.Олимпов (К.Фофанов), Грааль - Арельский. В январе 1912 кружок был преобразован в 'Академию Эго поэзии'. Из-за внутренних распрей, главным образом между Северяниным и Олимповым, 'Академия' в конце 1912 распалась. На страницах журнала 'Гиперборей' Северянин объявил о своем выходе из всех групп: ':находя миссию моего Эго-Футуризма выполненной, я желаю быть одиноким, считаю себя только поэтом, и этому я солнечно рад'. Однако Эго-Футуризм продержался еще какое-то время.
Проплясал, проплакал дождь весенний,
Замерла гроза.
Скучно мне с тобой, Сергей Есенин,
Подымать глаза...
Скучно слушать под небесным древом
Взмах незримых крыл:
Не разбудишь ты своим напевом
Дедовских могил!
Привязало, осаднило слово
Даль твоих времен.
Не в ветрах, а, знать, в томах тяжелых
Прозвенит твой сон.
Кто-то сядет, кто-то выгнет плечи,
Вытянет персты.
Близок твой кому-то красный вечер,
Да не нужен ты.
Всколыхнет он Брюсова и Блока,
Встормошит других.
Но все так же день взойдет с востока,
Так же вспыхнет миг.
Не изменят лик земли напевы,
Не стряхнут листа...
Навсегда твои пригвождены ко древу
Красные уста.
Навсегда простер глухие длани
Звездный твой Пилат.
Или, Или, лама савахфани,
Отпусти в закат.
<1916-1917>
Иные воздыхатели умерли бы на месте, узнав, что их кумир родился не "под звездным небом Аргентины", а в Малороссии и что за сказочный аппетит мать звала дочку "полтавской галушкой". Семья преподавателя гимназии Василия Андреевича Левченко переехала в Москву в 1895 году, когда Верочке было два года. Здесь, в доме, расположенном в одном из Кисловских переулков, и прошло детство будущей королевы немого кино. Верочку, старшую из детей, в семье считали тихоней и слишком послушной. При этом сестры Надя и Соня немного побаивались ее, до самозабвения мечтательную и словно не от мира сего. Надя, делая страшные глаза, шепотом говорила Соне: "Смотри, Вера опять разговаривает сама с собой!" Однажды девочки подслушали, как их старшая сестра с упоением и драматизмом, бурно жестикулируя, пересказывает куклам историю о морских приключениях, которыми Вера зачитывалась с шести лет.
А еще Верочка обожала танцевать и уговорила маму отдать ее в балетное училище Большого театра. Приняли девочку сразу: в любом ее движении сквозили фация и изящество. Будущее примы-балерины было ей обеспечено. Но вмешалась властная бабушка Екатерина Владимировна, считавшая балет неприемлемым занятием для девушки из порядочной семьи. Вера орошала слезами подушку, но делать было нечего - пришлось вернуться в гимназию.
Вскоре родные Веры поняли, что она и на самом деле не такая, как все. Пятнадцатилетняя Вера побывала на спектакле "Франческа да Римини" Габриеле д'Аннунцио. В главной роли блистала императрица российского драматического театра Вера Комиссаржевская. А в это время другая Вера, которая вскоре станет не менее знаменита, буквально задыхалась от обилия впечатлений. Вернувшись из театра домой, она сделалась замкнутой, ночью у нее поднялась высокая температура: горячка не отпускала девочку целую неделю. Семейный врач объяснил родителям, что их дочь чересчур впечатлительна и склонна к меланхолии. Ей нельзя слишком много читать и... мечтать. С тех пор родители заставляли Веру зимой ходить с сестрами на каток, а летом играть в теннис на зеленоградской даче. Как же она не любила эти дурацкие спортивные игры!
|
Это самый растиражированный снимок Сергея Есенина
Первая
«У меня было три тысячи женщин!» — похвастался как-то Сергей Есенин приятелю. На недоверчивое «Вятка, не бреши!» заулыбался: «Ну, триста. Ну, тридцать». Его нельзя было не любить…
В 1912 году семнадцатилетний деревенский мальчик Сережа Есенин, красивый, как вербный херувим, приехал покорять Москву и вскоре устроился работать в типографию Сытина корректором. В своем коричневом костюме и ярко-зеленом галстуке он выглядел по-городскому: не стыдно и в редакцию зайти, и с барышней познакомиться. Но редакции его стихи печатать не хотели, а барышни смеялись над его говором, галстуком и независимыми манерами. Только курсистка Аня, Анна Изряднова, также служившая корректором у Сытина, сумела в мальчишке, который был моложе ее на четыре года, увидеть настоящего поэта. Как она его понимала! Как она любила его!
Анна стала его первой женщиной. Сергей почувствовал себя взрослым мужчиной, мужем. В снятой ими комнате у Серпуховской заставы и начинается есенинская семейная жизнь.
Работа, дом, семья, Анна ждет ребенка, и на поэзию уже сил и времени не хватает. Для вдохновения Сергей уезжает в Крым. Один. Вернулся полный впечатлений и вдохновения. Он бросил работу и целыми днями писал стихи. Анна не перечила и ничего не требовала от него. Просто любила. Ему же было так удобно.
В декабре 1914 года Есенин отвез жену в роддом. Страшно гордился, когда родился сын. К возвращению Анны из больницы отмыл комнату до блеска, приготовил обед. 19-летний отец с удивлением вглядывался в крошечное личико сына, отыскивая в нем свои черты, и никак не мог налюбоваться. Назвал малыша Георгием, Юрочкой.
Радость закончилась быстро. Детский плач, грязные пеленки, бессонные ночи. Через три месяца Есенин уехал в Петроград: то ли в поисках успеха, то ли просто сбежал от семейного счастья. Почти целый год мотался туда-сюда. Но ни любовь Ани, ни ребенок не смогли его удержать. Материально помогал, когда мог. Но вскоре завертела столица, закружила. «Ах, самородок из Рязани! Ах, новый Кольцов!» — говорили о нем.
И стал модный поэт в литературных салонах нарасхват. Всегда находились желающие выпить с гением. |
[200x294]Солнечный удар
…СЕНТЯБРЬ на южном побережье Франции выдался на редкость жарким. Грасс медленно варился в лучах палящего солнца: ни малейшее дуновение ветерка не нарушало духоты полуденного зноя. Марево, идущее от камней, обжигало тело, и шатры зонтиков не спасали укрывшихся под их тенью отдыхающих. На террасе прибрежного кафе расположилась пара: мужчина и молодая женщина. Они пили коктейли со льдом, разговор не клеился, и женщина, сняв с ноги один сандалий, лениво водила ступней по нагретым солнцем доскам.
За всех вас,
которые нравились или нравятся,
хранимых иконами у души в пещере
как чашу вина в застольной здравице,
подъемлю стихами наполненный череп.
Все чаще думаю -
не поставить ли лучше
точку пули в своем конце.
Сегодня я
на всякий случай
даю прощальный концерт.
[200x264]
(Ante Lucem)
{До Света (лат.). - Ред.}
Прикорнувши под горою,
Мистик молит о любви
Но влеченье половое
Скептик чувствует в крови.
Как тут быть? Деревня близко,
А усадьба далека.
Грязью здешней одалиски
Не смутишь ты дурака.
. . . . . . . . . . .
Мистик в поле (экий
[200x290]Настроение сейчас - лирикаПрекрасная Дама
ЕЩЕ в юности Александр Блок попал под влияние философии Владимира Соловьева. Идея этого мыслителя о мистической Вечной Женственности сыграла с великим поэтом (да и со многими молодыми людьми того времени) злую шутку. Они бредили образом Прекрасной Дамы и своих подруг боготворили на расстоянии, не признавая никаких сексуальных отношений. Прекрасная Дама нужна была им для поддержания духа и молитвенного экстаза. А для усмирения плоти можно было воспользоваться услугами проститутки.
Незавидна в этом свете судьба жены Александра Блока Любови Менделеевой. Поэт любил ее, но отнюдь не как земную женщину из плоти и крови, а как Музу, источник поэтического вдохновения. На протяжении четырех лет после свадьбы жена продолжала оставаться для него Прекрасной Дамой — земным воплощением божественного начала, сексуальные отношения с которой не просто недопустимы, а кощунственны. Но трезвомыслящая, далекая от мистических философствований Любовь Дмитриевна желала быть любимой, как обычная женщина. Впоследствии она так и не смогла простить мужу четырех лет супружеской пытки.
Кармен
А В ЖИЗНЬ Блока вошла другая Любовь — Любовь Александровна Андреева-Дельмас. О ее красоте говорил весь Петербург. Дельмас — сценический псевдоним, по фамилии матери. Ее отец, Александр Тишинский, был видным общественным деятелем в Чернигове. Вся семья была очень музыкальной, но Люба выделялась особо, у нее был очень красивый сильный голос, и все вокруг твердили, что с такими данными ей надо обязательно учиться. Да она и сама мечтала о театре. Блестяще пройдя конкурс, поступила в Петербургскую консерваторию, по окончании которой пела в Киевской опере, в петербургском Народном доме и даже участвовала в заграничном турне с самим Шаляпиным — исполняла партию Марины Мнишек в «Борисе Годунове». Однако лучшей ее партией, по признанию современников, была «Кармен». [200x270]
Блоку шел тридцать четвертый год, столько же было и ей. Поэт не пропускал ни одного представления, он буквально бредил ею. Писал ей страстные письма и мечтал о встрече. «…Я не мальчик, я знаю эту адскую музыку влюбленности, от которой стон стоит во всем существе и которой нет никакого выхода…». «Я не мальчик, я много любил и много влюблялся. Не знаю, какой заколдованный цветок Вы бросили мне, но Вы бросили, а я поймал…».
А еще он признавался в письмах, что покупает ее карточки, стоит дураком под ее окнами, ловит издалека ее взгляд, но боится быть представленным и мечтает лишь о том, чтобы поцеловать руку, которая бы бросила ему цветок, а он, как Хозе, поймал его.
Друзья взялись было представить его Любови Александровне, тем более что она уже давно догадалась, кто ее необычный поклонник. Но он, как мальчишка, сбегающий с уроков, убежал и из театра. И снова… письма, корзины роз, первые посвященные ей стихи. И только когда «Кармен» шла в сезоне 1913 года последний раз, он наконец решился: оставил для нее у швейцара номер своего телефона. Она позвонила во втором часу ночи…
Любовь и долг
ОНИ встретились в последних числах марта 1913 года. В ночь после первого свидания Блок написал:
Ты встанешь бурною волною
В реке моих стихов,
И я с руки моей не смою,
[160x207]
Об отношении поэтов к "собрату" по перу - Игорю Северянину известно давно. Практически все они или терпели его (при этом не упуская случая уколоть из-за спины), или же ненавидели, называя "королем пудры, помады и гастрономических изысков".
А уж об отношении футуристов его поэзии и говорить неприходится. Их резкие "мужские" стихи не могли смириться с "женоподобной, надушенной" поэзией соседствующей рядом. И, разумеется, глашатай Футуристов - Владимир Маяковский, которого в тот роковой для него вечер в Политихническом университете, вечер 1915 года, когда зрители между ним и Северянином - выбрали Северянина - самовлюбленного, ЭГО-футуриста. Выбрали Королем поэтов...
Рецензия Владимира Маяковского:
О поэзии Игоря Северянина вообще сказано много. У нее много поклонников, она великолепна для тех, чей круг желаний не выходит из пределов:
- Пройтись по Морской с шатенками.
Но зачем-то ко всему этому притянута война? Впечатление такое: люди объяты героизмом, роют траншеи, правят полетами ядер, и вдруг из толпы этих «деловых» людей хорошенький голос: «Крем де виолет», «ликер из банана», «устрицы», «пудра»! Откуда? Ах да, это в серые ряды солдат пришла маркитантка. Игорь Северянин – такая самая маркитантка русской поэзии. Вот почему для выжженной Бельгии, для страдальца Остенде у него только такие «кулинарные» образы:
- О, город прославленных устриц!
Поэтому и публика на лекции особенная, мужчины котируются как редкость: прямо дамская кофейная комната у Мюра и Мерилиза.
Публики для военного времени много. Нетерпеливо прослушан бледный доклад Виктора Ховина, ополчившегося на воинственный итальянский футуризм и пытавшегося теоретически обосновать воспевание «гурманства» и «трусости», о которой дальше проскандировал Северянин:
- Да здравствует святая трусость
- Во имя жизни и мечты!
После вышел «сам». Рукоплескания, растущие с каждым новым стихотворением. Еще бы: «это – король мелодий, это – изящность сама». Увлекаются голосом, осанкой, мягкими манерами, - одним словом, всем тем, что не имеет никакого отношения к поэзии. Да в самом деле, не балерина ли это, ведь он так изящен, ну, словом -
- Летит, как пух из уст Эола:
- То стан совьет, то разовьет
- И быстрой ножкой ножку бьет.
1914
Ирина Одоевцева
БАЛЛАДА О ГУМИЛЕВЕ
На пустынной Преображенской
Снег кружился и ветер выл...
К Гумилеву я постучала,
Гумилев мне дверь отворил.
В кабинете топилась печка,
За окном становилось темней.
Он сказал: "Напишите балладу
Обо мне и жизни моей!
Это, право, прекрасная тема",-
Но я ему ответила: "Нет.
Как о Вас напишешь балладу?
Ведь вы не герой, а поэт".
Разноглазое отсветом печки
Осветилось лицо его.
Это было в вечер туманный,
В Петербурге на Рождество...
Я о нем вспоминаю все чаще,
Все печальнее с каждым днем.
И теперь я пишу балладу
Для него и о нем.
Плыл Гумилев по Босфору
В Африку, страну чудес,
Думал о древних героях
Под широким шатром небес.
Два самых любимых стихотворения - исступленная любовь и столь же исступленная ненависть
Сочилась желчь шафранного тумана.
Был стоптан стыд, притуплена любовь...
Стихала боль. Дрожала зыбко бровь.
Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно.
Был в свитках туч на небе явлен вновь
Грозящий стих закатного Корана...
И был наш день одна большая рана,
И вечер стал запекшаяся кровь.
В тупой тоске мы отвратили лица.
В пустых сердцах звучало глухо: «Нет!»
И, застонав, как раненая львица,
Вдоль по камням влача кровавый след,
Ты на руках ползла от места боя,
С древком в боку, от боли долго воя...
Август 1909
КРАСНАЯ ПАСХА
Зимою вдоль дорог валялись трупы
Людей и лошадей. И стаи псов
Въедались им в живот и рвали мясо.
[220x350] Федра
Началом
Взгляд был. На путях без спуска
Шаг был. Ошибаюсь: куст был
Миртовый - как школьник в буквах
Путаюсь! - началом звук был
Рога, перешедший - чащ звук -
В чаш звук! Но меднозвучащих
Что - звук перед тем, с незримых
Уст! Куст был. Хруст был. Раздвинув
Куст, - как пьяница беспутный
Путаюсь! - началом стук был
Сердца, до куста, до рога,
До всего - стук, точно бога
Встретила, стук, точно глыбу...
- Сдвинула! - началом ты был,
В звуке рога, в звуке меди,
В шуме леса...
Ипполит
Коль не бредишь...
Федра
Ты - сквозь ветви, ты - сквозь вежды,
Ты - сквозь жертвы...
Ипполит
...Ты - так брежу
Я.
Федра
Смертельного не пишут
В письмах, - шепчут!
Ипполит
То ли слышу?
Федра
Для тебя меня растили
Дебри Крита!
Ипполит
То ли... ты ли...
Федра
Неприступная - с другими!
То, любимый, я, любимый!
Тише жемчуга несомый
В створках сердца...
Ипполит
Каб не слово!
Федра
Слаще первенца носимый
В тайнах лона...
Ипполит
Каб не сына
Слово!
Федра
Мертвая, - нет сраму!
Эти звезды!
Ипполит
Эти ямы!
Федра
Деревцо мое! Утес мой!
Эти кудри!
Ипполит
Эти космы!
Федра
Вразуми меня, дурную!
К шкуркам ланичьим ревную,
Устилающим пещеру.
Деревцо стояло, щедрой
Тенью путников поило.
Это я его спалила
Исступлением, тоскою.
Каждый вздох листочка стоил
Бедному, - румян: не смыслишь!
Сколько вздохов - столько листьев.
Не листва-нова - жизнь сохнет!
Сколько листьев - столько вздохов:
Задыханий, удушений...
Лучезарная? Да тени ж
Тень! Вся краска на постели
Ипполитовой. Не целил,
А попал. Ребятам на смех
Малым: не стрелял, а насмерть.
Но под брачным покрывалом
Сна с тобой мне было б мало.
Кратка ночка,
Вдохновитель младосимволистского крыла движения - москвич А. Белый, организовавший поэтическое сообщество «аргонавтов». В 1903 А. Белый опубликовал статью «О религиозных переживаниях», в которой вслед за Д. Мережковским - настаивал на необходимости соединить искусство и религию, но задачи выдвигал иные, более субъективные и отвлеченные – «приблизиться к Мировой душе», «передавать в лирических изменениях Ее голос». Мистические и религиозные настроения А.Белого сочетались с размышлениями о судьбах России: позицию 'младосимволистов' отличала нравственная связь с родиной (романы А. Белого «Петербург», цикл «на Поле
Куликовом» А. Блока). А. Белому, А. Блоку, Вяч. Иванову оказались чужды индивидуалистические признания старших символистов.
Александр Блок.
Неслучайно один из своих ранних циклов А. Блок назовет 'Пузыри земли', заимствовав этот образ, из трагедии Шекспира «Макбет»: соприкосновение с земной стихией драматично, но неизбежно, порождения земли, ее 'пузыри' отвратительны, но задача поэта, его жертвенное назначение - соприкоснуться с этими порождениями, низойти к темным и губительным началам жизни. Из среды 'младосимволистов' вышел крупнейший русский поэт А. Блок, ставший по определению А.Ахматовой, «трагическим тенором эпохи». Свое творчество А. Блок рассматривал как «трилогию вочеловечивания» - движение от музыки запредельного (в «Стихах о Прекрасной Даме»), через преисподнюю материального мира и круговерть стихий (в «Пузырях земли», «Городе», «Снежной маске», «Страшном мире») к 'элементарной простоте' человеческих переживаний («Соловьиный сад», «Родина», «Возмездие»). В 1912 Блок, подводя черту под своим символизмом, записал: 'Никаких символизмов больше'. По мнению исследователей, 'сила и ценность отрыва Блока от символизма прямо пропорциональна силам, связавшим его в юности с 'новым искусством'. Вечные символы, запечатленные в лирике Блока (Прекрасная Дама, Незнакомка, соловьиный сад, Снежная маска, союз Розы и Креста и др.), получили особое, пронзительное звучание благодаря жертвенной человечности поэта. В своей поэзии А. Блок создал всеобъемлющую систему символов. Цвета, предметы, звучания, действия - все символично в поэзии Блока. Так, 'желтые окна', 'желтые фонари', 'желтая заря' символизируют пошлость повседневности; синие, лиловые тона ('синий плащ', 'синий, синий, синий взор') - крушение идеала, измену; Незнакомка - неведомую, незнакомую людям сущность, явившуюся в облике женщины; аптека - последний приют самоубийц (в прошлом веке первая помощь утопленникам, пострадавшим оказывалась в аптеках - кареты 'Скорой помощи' появились позднее). Истоки символики Блока уходят корнями в мистицизм Средневековья. Так желтый цвет в языке культуры Средневековья обозначал врага, синий - предательство. Но, в отличие от средневековых символов, символы поэзии Блока многозначны, парадоксальны. Незнакомка может быть истолкована и как явление Музы поэту, и как падение Прекрасной Дамы, превращение ее в 'Беатриче у кабацкой стойки', и как галлюцинация, греза, 'кабацкий угар' - все эти значения перекликаются друг с другом, 'мерцают, как глаза красавицы за вуалью'. Однако рядовыми читателями подобные 'неясности' воспринимались с большой настороженностью и неприятием. Популярная газета 'Биржевые ведомости' поместила письмо проф.П.И.Дьякова, предложившего сто рублей всякому, кто 'переведет' на общепонятный русский язык стихотворение Блока «Ты так светла».
Андрей Белый.
Разрыв современного сознания в символических формах изображен в романе Белого «Петербург» - первом русском романе 'потока сознания'. Бомба, которую готовит главный
герой романа Ник. Аблеухов, разорванные диалоги, распавшееся родство внутри 'случайного семейства' Аблеуховых, обрывки известных сюжетов, внезапное рождение среди болот 'города-экспромта', 'города-взрыва' на символическом языке выражали ключевую идею романа - идею распада, разъединения, подрыва всех связей. Символизм Белого - особая экстатическая форма переживания действительности, 'ежесекундные отправления в бесконечность' от каждого слова, образа. Как и для Блока, для
Белого важнейшая нота творчества - любовь к России.
[172x343] Символизм стал одним из самых плодотворных и самостоятельных направлений, как европейского искусства конца прошлого века, так и русского искусства рубежа веков. В его основе – стремление выразить через символический образ интуитивно постигаемые сущности и идеи, смутные, изощренные чувства и видения. Философско-эстетические принципы символизма восходят к сочинениям А.Шопенгауэра, Ф. Ницше, творчеству Вагнера. Символисты стремились проникнуть в тайны бытия и сознания, узреть сквозь видимую реальность сверхвременную идеальную сущность мира («от реального к реальнейшему») и его «нетленную», составляющую. В многоплановости бытия символисты ощущают бесчисленные внутренние связи, слияние всех образов и вещей. Образный мир символизма неисчерпаем. Проблемы жизни и смерти, хаоса и космоса, добра и зла, прекрасного и уродливого... В творчестве поэтов, писателей, музыкантов, художников - символистов искусство стало пространством взаимодействия с Высшим через сотворчество, с которым человек, постигая смысл Красоты, обретал свой путь к Преображению, новому творчеству, новому миру. В среде символистов сложился неписаный "кодекс творчества", соединивший религиозно-философское и художественное мышление, побуждавший художников обращаться к вечным, надвременным проблемам. Удивительно точно обобщил мироощущение символизма Владимир Соловьёв:
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами –
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий –
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?
Основные представители символизма в русской литературе, А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов, Ф.Сологуб; в изобразительном искусстве: М. Врубель, В. Борисов-Мусатов; в музыке: С.В.Рахманинов, А.Н.Скрябин.
Термин 'символизм' в искусстве впервые был введён в обращение французским поэтом Жаном Мореасом в одноимённом манифесте - 'Le Symbolisme', - опубликованном 18 сентября 1886 года в газете 'Le Figaro'.
Манифест провозглашал, что символизм чужд 'простым значениям, заявлениям, фальшивой сентиментальности и реалистическому описанию'. К тому времени существовал другой, уже устойчивый термин 'декадентство', которым пренебрежительно нарекали новые формы в поэзии их критики. 'Символизм' стал первой теоретической попыткой самих декадентов, поэтому никаких резких разграничений и тем более эстетической конфронтации между декадентством и символизмом не устанавливалось.
'Материя исчезла', 'Бог умер' - два постулата, начертанные на скрижалях символизма. Система христианских ценностей, на которых покоилась европейская цивилизация, была расшатана, но и новый 'Бог' - вера в разум, в науку – оказался ненадежен. Потеря ориентиров рождала ощущение отсутствия опор, ушедшей из-под ног почвы. Пьесы Г.Ибсена, М. Метерлинка, А. Стринберга, поэзия французских символистов создавали атмосферу зыбкости, переменчивости, относительности. Стиль модерн в архитектуре и живописи расплавлял привычные формы
Издательство «Амфора» и Дом Книги «Молодая Гвардия»
представляют
ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЕЧЕР, ПОСВЯЩЕННЫЙ ВЫХОДУ
УНИКАЛЬНОГО ПРОЕКТА
«Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX-XX веков»
«С понятием «серебряный век» в первую очередь связывают имена поэтов модернистского плана, активно заявивших о себе в конце XIX - начале XX века. Более того, само словосочетание «серебряный век» появилось именно в литературной критике, о его истории написана целая научная монография, и есть яростные сторонники того, чтобы строго придерживаться научной дифференциации и терминологической строгости. Тем не менее сегодня понятие «серебряный век» широко применяется к живописи, и к театру, и к музыке, и к философии того периода».
(Из предисловия к книге)
Что будет:
КАФЭ ПОЭТОВ
герои Серебряного века
- Стихотворения прошлых лет
- Голоса
- Образы
- Музыкальный конферанс: Безумный Пьеро www.bezpiero.ru/
- Наследники эпохи
- Состязание читателей
- Свободные выступления
- Представление 1 и 2 тт. книги «Серебряный век».
Съезд гостей: 29 ноября 2007 года, к 6 часам вечера.
Дом Книги «Молодая Гвардия» (ул. Б. Полянка, 28)
Дополнительная информация: 8 (499) 192-83-81, 8 (499) 944-96-76, rodina@amphtd.ru
с Д.Р!!!!!! днём варенья, то есть))))))
з.ы. извините за опоздание,мну оч стыдно...
[300x500]
Я наравне с другими
Хочу тебе служить,
От ревности сухими
Губами ворожить.
Не утоляет слово
Мне пересохших уст,
И без тебя мне снова
Дремучий воздух пуст.
Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И сам себя несу я,
Как жертву палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь.
На дикую, чужую
Мне подменили кровь.
Еще одно мгновенье,
И я скажу тебе:
Не радость,а мученье
Я нахожу в тебе.
[323x500]Настроение сейчас - хорошее
ЗАПЕВКА
О России петь - что стремиться в храм
По лесным горам, полевым коврам...
О России петь - что весну встречать,
Что невесту ждать, что утешить мать...
О России петь - что тоску забыть,
Что Любовь любить, что бессмертным быть!
1925
Гой ты, царство балагана!
Ты. сплошная карусель!
Злою волей хулигана
Кровь хлебаешь, как кисель...
Целый мир тебе дивится,
Все не может разгадать:
Ты - гулящая девица
Или Божья благодать?
1925
ТЕ, КТО МОРИТ МЕЧТУ…
Я ни с этими и ни с теми,
Одинаково в стороне,
Потому что такое время,
Когда не с кем быть вместе мне…
Люди жалки: они враждою
Им положенный полувек
Отравляют, и Бог с тобою,
Надоедливый человек!
Неужели завоеванья,
Изобретенья все твои,
Все открытья и все познанья –
Для изнедриванья Любви?
В лихорадке вооруженья
Тот, кто юн, как и тот, кто сед,
Ищет повода для сраженья
И соседу грозит сосед.
Просветительная наука,
Поощряющая войну,
Вырвет, думается, у внука
Фразу горькую не одну.
А холопское равнодушье
К победительному стиху,
Увлеченье махровой чушью
И моленье на чепуху?