По венам кровь течёт, теплее раскалённой стали,
Меня недоброжелатели совсем ,вконец, достали,
В вас нет ни грамма старой доброй чести,
Не видите вы пули, за маревом нелепой мести.
А мы, смеёмся вам в лицо и никогда не плачем,
Ведь мы уже не верим нашим неудачам.
Хруст банкнот. Звон монет.
Тело - есть. Души - нет.
Срифмовалось. Грустно как-то. Потому что правда.
Здесь гнилыми словами покрыта стена,
Пошлые мысли снуют по углам.
И надрывисто-громко блеет Вражда
Между отказом и словом «да»!
Тут царапает Счастье себе для побега
Хоть отверстие, чтобы дышать.
А Любовь понавесила сто оберегов,
Чтоб её не сумели отнять!
Гнойный стон словно масло скользит
По натёртому полу до блеска,
Дождик каплями в дом моросит
Сквозь окно за стальною решёткой.
Отвращенье скептично глядит
На улиточный домик Сомнения.
Здесь зубами Злоба скрипит,
Упиваясь людскими невзгодами!
Там под крышей сидит худой паразит,
Ни на что из чувств не похожий,
Целый день у окошка один грустит
И рисует на шторах сажей.
А Добро потеряло здесь Стыд
И аукает между мебелью,
В паутине что-то живое лежит
И шевелится тише и медленней…
Это Радость от наших обид
Умирает в сырости, в плесени,
Не умеем её мы хранить,
Помогать её жизни, лелеять!
[показать]
Наверное я слишком давно не был в театре, чтобы знать свой ряд.
Наверное там все поменялось.
Наверное я никогда там и не был.
(C) Проснись
Мне опять сниться, сон, по колено в крови,
Я стою, своё сердце сжимая в руках,
Рука вдруг сжимается и сердца стекло,
Обращается в пламенный прах.
По колено в крови, задыхаясь стою,
Мне без сердца, нечем дышать,
Я пытаюсь, сделать хоть один шаг,
Но, мне некуда больше бежать.
И я падаю в кровь, своё тело сгубив,
На лезвии горе клинка...
Просыпаюсь, и вроде дышу,
И твой голос во мгле: " Не печалься, я рядом побуду пока..."
--------------------------------------------------------------------
контркультурщик едет
в чёрной машине луны
сбивая цыплят в коляске полной табака
которую старуха с косой везёт по дороге из супермаркета за которой бегут полицейские в светящихся масках которые кричат в барахлящую рацию: мы её засекли
старуха неудачно штурмует светофор, горящий цветом киберпанка
и поглощается машиной смерти контркультурщика Судзуки Катано в чёрную дыру - отыщи её теперь на другой стороне
контркультурщик Судзуки Катано на правах неопровержимой прямолинейности
врезается в стену
(принуждая огромные породы информации к движению в бурлящем вакууме)
чёрные птицы кружат в фиолетовой бездне как финальные титры целую вечность
и чёрный дождь бомбардирует город
и на потрескавшемся сломанном уличном экране появляется лик Иисуса Христа
китайская эстетика
предрассветная смерть
© Юрий Stereo
Когда печаль нас съест в конец,
Прекрасным зимним днём,
Я соберу все в торбу сны,
Сказав: "Давай уйдём?"
Мне надоел сей маскарад,
В нём мало видна суть,
Давай уйдём мы, на закат,
Растопим в вине муть.
Давай уйдём туда, где холод,
Нас больше не найдёт вовек,
Где ты, тот кто ты есть на деле,
А не какой-то человек.
Где нам лица не надо прятать,
Ясным и погожим днём,
Я не хочу больше тут плакать,
Итак, давай уйдём?
Но, если, некуда идти,
Есть один путь, заметь.
Коль в жизни, только пустота,
Давай уйдём во смерть.
-------------------------------------------------------------
Верить снам или нет, вопрос и спорный, и риторический одновременно.
Похоже, мое подсознание тщательно стремится искоренить во мне вредные привычки. В ночь на первое марта мне приснился сон, после которого я бросила курить (до сих пор не выкурила ни одной сигареты с тех пор, неимоверно горжусь собой - шутка, но за себя однозначно рада), в ночь на восемнадцатое (то есть сегодня) - сон, после которого я, скорее всего, брошу употреблять спиртное. В любом виде и в любых количествах.
Собственно, из чего состоял сам ужас. Приезжаю я в торгово-развлекательный комплекс, в нем целых двенадцать этажей, в жизни таких никогда не видела. Дорогая машина, дорогая одежда. На первом этаже подхожу к терминалу и зачем-то ищу именно те бутики/павильоны, которые находятся на последнем, двенадцатом, этаже. Поднимаюсь на лифте на двенадцатый этаж, выхожу из лифта, а на мне вместо шика-блеска резиновые вьетнамки, поношенное платье х/б, которое мне явно велико, и старая растянутая кофта со сломанной "молнией". Все это грязных мышасто-серых оттенков. Ноги в синяках и ссадинах. И эти самые ноги несут меня... Нетрудно догадаться, куда. Прямо к двери с табличкой "Общество анонимных алкоголиков".
Чем дальше в лес, тем, как говорится, толще партизаны. В моем случае среди партизан, сидевших в очереди на лавочке в предбаннике перед второй - внутренней - дверью, где, надо полагать, совершались действа, призванные избавить бедных-разнесчастных алкоголиков (алкопап, алкомам, алкоподростков и даже алкогурманов, таких, как я - за последние три года пристрастилась, каюсь, к абсенту) от жажды поклонения зеленому змию (о, да, еще какому зеленому, учитывая цвет абсента), я имела самый тощий и потрепанный вид. Мне, помню, даже во сне стало совестно. До второй двери так и не дошла, потому что проснулась. Зато, пока сидела в очереди, наслушалась такого, что и пересказать нельзя. Прозвучит банально - готова принять на себя за это порцию помидоров, брошенных меткой рукой читателя сей исповеди-проповеди, - но алкоголь действительно убивает, рушит все, что было дорого, ставит на вашей жизни большой жирный крест, который тяжелее, чем плита могильная. Рассказы были столь реалистичными, а облик персонажей столь вопиющим, что остается только спросить: ну и как после этого не верить снам? Или хотя бы не прислушиваться к ним? И как после этого продолжать идти рука об руку со змием зеленым?
P.S. Извиняюсь, за свою бездарность.
Свеча на ветру, так одиноко-невинна,
И рискует, каждый раз, быть потушенной вздохом,
А хрустальный бокал, так хрупок, в оправе старинной,
Что в руках его боязно даже держать или под боком.
Вот и любовь, также хрупка и беззащитна,
Вот расцветёт, а потом, она может увянуть.
И только лишь тем, кто долго был одинок,
Известен раствор, куда розу любви,
Можно смело поставить.
--------------------------------------------------------------