Исходное сообщение Евгений_Цы
Вона как всё. Оно и понятно почему канал "Спорт" в общем такой говёный. Жаль Стогниенко. Загнётся этот талантливый парень в таком болоте.

Исходное сообщение belenkiy
Ну, вот и давно обещанная история о моей работе на канале "Спорт". Получилось длинно, так что, если это лично Вас не очень интересует, не читайте. Ничего сногсшибательно интересного там нет, но мне постоянно задавали вопросы, связанные с моей работой и уходом с канала "Спорта", и я решил, что пора на них ответить и расставить все точки над "i".


Для меня все началось совершенно неожиданно. Где-то весной 2003 года мне позвонил мой старый и добрый знакомый Виктор Хрущев, для которого я писал, когда он работал зав. отделом спорта в газете «Время». Виктор спросил, не хочу ли я поработать на телевидении, рассказал, что собираются создать канал «Спорт», и там нужен комментатор. Он оставил мне телефоны Василия Кикнадзе и попросил позвонить.

Кикнадзе был рад моему звонку и пригласил к себе. Первое впечатление было очень хорошим. Василий показался мне человеком очень интеллигентным и очень испуганным. Последнее вызывало, как ни странно, даже уважение, потому что он и не пытался это скрыть. Кикнадзе сразу предложил перейти на «ты», после чего сказал, что сейчас как раз решается вопрос о создании канала «Спорт», главой которого он и будет. Сказал, что далеко не уверен в своем успехе, что у него пухнет голова и что он будет очень благодарен, если я смогу закрыть хотя бы одно направление так, чтобы он об этом не думал.

Тогда я совершенно не сомневался в его искренности, но с тех пор я очень многое узнал о Кикнадзе, в том числе и от людей, которые работали с ним задолго до меня. Один из них, который, разумеется, не присутствовал при нашей первой встрече, вдруг взял и более-менее точно мне ее описал, а потом добавил, что это обычный Васин прием – расположить к себе нужного в данный момент человека, что он совершенно мастерски делает.

На момент этого разговора я уже пару лет, как не работал на «Спорте», но мне стало от этого крайне неприятно. Я почувствовал, что Кикнадзе уже тогда обвел меня вокруг пальца, что, конечно, не доставило мне удовольствия, так как я имел глупость считать, что разбираюсь в людях. Видимо, ни хрена я в них не разбираюсь. Впрочем, если честно, мне все-таки кажется, что, по крайней мере, тогда Кикнадзе был со мной честен.

Надо сказать, что с задачей я тогда справился. Если кто помнит, мы показывали тогда бои с канала ESPN. Бои были в большинстве своем плохие. Покупал их, кажется, не сам Кикнадзе, и для него они были обузой. Моя развлекательная манера комментирования появилась не от хорошей жизни.

Чтобы объяснить, что я имею в виду, мне придется привести несколько отдаленную аналогию. У меня очень густые волосы, и когда-то я спросил одного парикмахера, просто потому что надо было о чем-то говорить, не трудно ли меня стричь. Он засмеялся и ответил, что меня стричь – легче легкого, так как у меня есть волосы, а трудно стричь, когда их нет.

С комментированием – то же самое. Нет ничего легче, чем комментировать хорошие бои. Чем лучше – тем легче комментировать. Да на тебя никто и внимания особого не обратит, если бой хороший. Они будут больше смотреть, чем слушать, а вот если бой плохой…

Бои были в большинстве своем плохие и очень плохие, и мне приходилось туго. Я понял, что смотреть их почти никто не будет. Значит, зрителя надо развлекать, что я и стал делать. Кикнадзе отнесся к этому с некоторым сомнением, но с ним тогда было очень легко говорить. Я откомментировал несколько боев в «строгой манере» и выяснилось, что рейтинг упал раза в три, и тогда я получил добро на то, чтобы работать в своем стиле. Причем не надо думать, что все это решалось в ходе каких-то серьезных заседаний. Нет, были какие-то рабочие встречи на лету по несколько минут, где дела обсуждались пополам с анекдотами.

К счастью, бои с ESPN подходили к концу, и возник вопрос, чем заполнять эфир. Я свел Кикнадзе со своими старыми знакомыми: петербургским менеджером и промоутером Игорем Шафером и бельгийским менеджером Филиппом Фондю. Процентов 95 того, что показывал канал «Спорт» с середины 2003 и где-то до начала 2005 года, пришло через меня, Шафера и Фондю. Сюда относятся и запомнившиеся циклы о Ленноксе Льюисе и Майке Тайсоне, а также бои лучших средневесов: Леонарда, Хэглера, Хернса, Дюрана и Бенитеса.

Здесь мне придется затронуть еще один вопрос – денежный, потому что потом он еще сыграет определенную роль. Кикнадзе сразу сказал, что много платить не сможет, но потом, когда и если канал встанет на ноги, ставки будут пересмотрены. На канале я получал очень мало по телевизионным меркам. Собственно, я даже не знал людей на телевидении, которые получали бы меньше меня. В месяц в среднем набегало 10-12 тысяч. Почему-то запомнилось, что моя то ли последняя, то ли предпоследняя получка составила 10446 рублей. Если кто вспомнит, сколько меня тогда было в эфире, то согласится, что это было очень мало. Однако Кикнадзе не мешал мне зарабатывать на стороне. Еще до начала всего я сказал Васе, что Фондю будет платить мне за те бои, которые покупает «Спорт». Этот мой доход был не левым, а абсолютно «правым». Деньги от Филиппа я получал на счет в Сбербанке и официально платил с них все налоги. Общий заработок тоже был небольшим. Сейчас уже не помню точных цифр, но чистыми я получил тысяч по десять долларов за каждый год. Однако это придавало моей работе на «Спорте» хоть какой-то финансовый смысл.

Еще помню забавную историю, как из налоговой мне пришла бумага, где меня грозились сгноить, посадить, расстрелять, а потом повесить. Получил я ее прямо перед отъездом в командировку, и зайти не успел. Было мне очень весело. Приехав, я отправился в налоговую, где выяснилось, что я недоплатил аж 45 рублей как раз с тех самых денег, которые получил от Фондю. Просто доллары в рубли перевели по курсу не на тот день.

В целом до Олимпиады в Афинах я проработал довольно безбедно. Были небольшие проблемы, но они легко решались. Никаких конфликтов с Кикнадзе не было и, казалось, что их и быть не могло. Какие-то замечания к моей работе у него были, но все решалось очень быстро и просто, в рабочем порядке. Однако кое-какие перемены я стал замечать как раз перед отъездом в Афины в июне-июле 2004 года.

То, что происходило с Кикнадзе, было мне знакомо по одной прошлой работе. Когда мы с ним познакомились, он не был уверен, что выплывет. Более того, он знал, что у него только два варианта: либо выплывет, либо утонет окончательно. У него за плечами была долгая и не слишком успешная работа на телевидении, и провала ему бы не простили. Он выплыл. Во многом благодаря таким людям, как я, которых сумел убедить работать за гроши, а теперь мы стали его раздражать как назойливое напоминание о том, что он нам обязан. Возможно, он даже не отдавал себе в этом отчет.

Однако я этот отчет себе отдавал и старался не мозолить ему глаза. Кроме того, я знал, что начальников всегда слегка раздражают подчиненные, которые знают, какими они были до того, как стали начальниками. Дружба Кикнадзе мне была не нужна, так что меня все это не особенно печалило и напрягало. Я просто перестал к нему заходить и звонить. Однако у меня было какое-то неприятное чувство перед отъездом на Олимпиаду. Я видел, что Вася страшно боится, как там все сложится, но на этом этапе его развития его страх мутировал в агрессию. Он стал откровенно хамоват.

На Олимпиаде все было спокойно, пока я не раздобыл для канала эксклюзивный материал, что вообще-то не входит в обязанности комментатора. Наши люди из федерации бокса сумели заснять на видеокамеру, как чинуши из AIBA мухлюют при жеребьевке судей, я их уговорил отдать этот материал нам, и они его достаточно долго придерживали. Разумеется, я тут же поставил Кикнадзе в известность, но он повел себя странно. По-моему он испугался, он не мог просчитать последствия и очень боялся. Я его ни в коем случае за это не осуждал, так как мне этот мир был хорошо знаком, и я был рад, что решение надо принимать не мне.

Когда стало ясно, что, если этот материал не покажем мы, его покажут другие, тем более, что куда более грамотная команда с НТВ+ уже ухватилась за эту тему, Кикнадзе засуетился. Он поручил соответствующим специалистам подготовить материал к эфиру. Они не успели. Он увидел меня, и почему-то решил, что в этом виноват я и принялся на меня орать. Я абсолютно спокойно ему сказал, что я не могу отдавать приказы людям, которые не находятся у меня в подчинении, я здесь не начальник. К тому же, я даже не знал, кому именно эта работа поручена. Хотя Кикнадзе к тому моменту и плотно вошел в образ взбесившегося янычара, возразить на это ему было нечего, и, по-моему, это взбесило его еще больше. В течение пяти минут он еще дважды на меня сорвался только теперь уже не в качестве случайно севшего на кактус мамелюка, а в качестве просто Очень Большого Начальника, Который Имеет Право. Выглядел он при этом несколько нелепо, как комик, неумело пытающийся сыграть трагическую роль, но было все равно очень неприятно.

Я таких фокусов не прощаю, и в течение нескольких дней после этого я с ним практически не разговаривал. Васе было неловко, но я не собирался ему помогать и делать вид, что ничего не произошло. Я не вставал ни в какую позу и по работе мы говорили, как и раньше, но, что называется, ни шага в сторону. Кстати, за последующие полтора года, которые я еще проработал на канале, мы больше ни разу не говорили с ним дольше минуты. Меня это устраивало, и я думал, что это устраивает и его. Что же касается моего к нему отношения, то оно, конечно, изменилось раз и навсегда. На Олимпиаде – это как в армии. Скрыть характер невозможно, так как общаешься с людьми постоянно. Кикнадзе там раскрылся во всей красе, и говорить мне с ним просто больше не хотелось. Внешне это не проявлялось никак, и отношения через неделю как-то сами собой наладились.

Однако я уже тогда понял, что Вася никогда не простит мне собственной вины передо мной. Даже когда забудет об этой истории, а он, думаю, забыл о ней очень быстро, я навсегда подсознательно стану ассоциироваться у него с чем-то неприятным, а именно, с чувством стыда, потому что Вася, несмотря на свою начальническую фанаберию, в душе остался интеллигентом, а интеллигент во власти – это очень большая беда для подчиненных.

Интеллигенты часто проявляют невообразимую стойкость и не ломаются там, где ломаются внешне куда более твердые характеры, но у них, точнее надо сказать у нас, так как я, как мне кажется, тоже отношусь к этому племени, всегда есть сомнения в своей мужественности. (Свои проблемы подобного рода я решил в глубокой молодости, занявшись мордобойными видами спорта). А значит, ее, эту мужественность, надо постоянно доказывать. В клинических случаях это выливается в некую постоянную демонстрацию своих Самых Крутых Яиц. Случай Кикнадзе не клинический, но тяжелый. Он глубоко не уверен в себе, и это чувство постоянно преследует его. Говорю это, так как видел его в самых разных состояниях в течение долгого периода времени. Кроме того, у него гораздо больше совести, чем он сам хочет признать. Он ведь не хочет быть интеллигентом, а для того, кем он хочет быть, совесть – это лишнее. Он лезет в «расу господ», он хочет быть Мачо-Начальником, и совесть воспринимает как слабость, которую надо давить. И он успешно ее давит. Думаю, многочисленные случаи его непорядочности, которые в нашем кругу широко известны – это результат нелегких побед над своей совестью. Но все это зря. К расе господ он не принадлежит и никогда не будет принадлежать, и они никогда не признают его своим. И это он тоже прекрасно знает, так как он умный и чуткий человек, и потому и бесится. Если его когда-нибудь скинут, он в одночасье станет тем, кем в душе оставался всегда – закомплексованным интеллигентом и потянется к старым друзьям, но не думаю, что они его примут. Разве что самые глупые и сентиментальные из них, чьей компании он и сам не будет рад. Так что впереди у него одиночество.

Получается так, что наличие совести у Кикнадзе его подчиненным жизнь только осложняет, потому что он ненавидит себя из-за этого, а себя ненавидеть как человеку в глубине души слабому ему тяжело, и он переключает свою ненависть на тех, кто у него это неприятное чувство вызывает. Был бы в той истории со мной на месте Кикнадзе Настоящий Начальник, он бы плюнул и забыл про все это. Работал я хорошо, проблем со мной никаких не было, а что наорал на меня не по делу, так и черт с ним, подумаешь, делов-то, а Вася обрушил свои борения с собственной совестью на меня.

После Олимпиады Кикнадзе очень изменился. Он выдержал испытание, он поднялся, и теперь у него возникло ложное ощущение, что он обманул судьбу и свой собственный характер и все-таки вошел в расу господ. Иметь с ним дело стало просто невозможно. Он стал взбалмошен и истеричен. Мог, например, обругать своих первых замов гораздо хуже, чем меня в Афинах, при многочисленных свидетелях из числа подчиненных. Правда, мне всегда казалось, что делал он это не случайно, а демонстрируя, что на канале есть только один хозяин, а все остальные, будь то его первый зам или последняя уборщица, - более-менее одно и то же дерьмо. Уверенные в себе люди так себя все-таки не ведут. Ему постоянно надо было ставить на место даже того, кто самым скромным образом на своем месте и стоял. Ему надо было все время кого-то унижать, и, когда он входил в это состояние, а входил он в него практически ежедневно, горе было тому, кто попадался под его ищущую жертву руку или, точнее, глотку. Видимо, иначе он просто не ощущал себя господином, к чему так стремился. Я тогда пустил по каналу шутку, которая через месяц вернулась ко мне уже как чужая. Вопрос: чем отличается Вася от средней женщины? Ответ: у женщины примерно от трех до пяти критических дней в месяц, а у Васи от трех до пяти некритических. Так я стал автором фольклора.

Однако главная проблема заключалась в том, что с Кикнадзе стало очень трудно работать просто с профессиональной точки зрения. Он все время давал какие-то взаимоисключающие приказы с интервалом в два дня. У людей пухли головы, они не знали, куда бежать, но над ним они смеялись. Все. Я помню, как мы как-то собрались большой компанией, сидели в одном здоровенном помещении на канале, а по телевизору шла передача о каком-то спортивном форуме, и со сцены там как раз вещал Кикнадзе.

Вася был смешон. Это был какой-то офонаревший от чувства собственной значимости павлин, который решил, что у него не только самый красивый хвост на свете, но что и поет он тоже лучше всех. Один парень отпустил очень едкую шутку в его адрес, и все довольно заржали. Потом еще и еще. Его никто не уважал. Боялись как самодура, из-за которого можно потерять работу, но и только. До афинской Олимпиады ничего подобного не могло произойти. Тогда его не только уважали, но даже любили.

К тому времени нарисовался и еще один всеобщий конфликт с Васей – денежный. Разговор, аналогичный тому, который он провел когда-то со мной, о том, что сейчас он не может платить нормально, но потом обязательно заплатит, он ведь провел почти со всеми. Некоторые решились, наконец, ему об этом напомнить. Ответ всегда был один и тот же. Сквозь губу Вася говорил: «Если тебя что-то не устраивает – пиши заявление об уходе». Кикнадзе опять пытался стать мужчиной за наш счет. На этот раз в самом прямом смысле слова. Не в смысле «мужчина», а в смысле «счет». Это мне живо напомнило, как пухлый депутат Митрофанов в Госдуме когда-то орал с трибуны о том, что только трусы отдают долги, а смелые люди долгов никогда не отдают. Ничего не поделаешь, эти люди действительно понимают отсутствие совести как проявление силы. Но Митрофанов-то был хотя бы искренен. Он действительно лишен совести, а Кикнадзе – случай куда более сложный и тяжелый.

Все, кому было куда уйти, стали уходить. Я могу совершенно уверенно сказать, что к 2005 году Вася растерял практически все уважение, которое к нему раньше испытывали. Над ним все смеялись, причем прилюдно, и, если бы он только мог представить себе, что о нем говорили, он был бы потрясен до глубины своей закомплексованной души. Скажу только, что за меньшее убивают даже куда более уравновешенные люди.

Я понимал, что дни мои на канале сочтены. С момента возвращения с Олимпиады я ждал увольнения каждый день, и меня страшно удивляло, что это никак не происходило. Потом был цикл передач про Тайсона, завоевавший очень большую популярность. Я несколько успокоился. Однако где-то то ли в начале, то ли в середине 2005 года он перестал покупать бои через Фондю, и работа эта окончательно потеряла для меня смысл. Рабом эфира я не стал, денег мне не платили, и я уже однозначно понимал, что платить не будут никогда. В общем, я был готов к уходу в любой момент. Кроме того, я по каким-то признакам понял, что Васина ненависть ко мне достигла очень высокого градуса. Уже когда я ушел, один человек с канала спросил меня: «Вы что, с Васей бабу не поделили? Он так тебя ненавидит, его аж колотит. Это что-то личное». Я его уверил, что никакой бабы с Васей я никогда не делил, что полностью соответствовало действительности. Что же касается того, почему он меня возненавидел, так у меня до сих пор нет на этот счет определенного мнения.

Конечно, та история в Афинах сыграла какую-то роль, но она, на самом деле, послужила лишь поводом. Более того, я думаю, что Вася тогда просто дал волю уже накопившемуся против меня раздражению. Возможно, он полагал, как я уже говорил, что на канале есть место только для одной пары яиц, и его бесило наличие еще каких-то гениталий рядом. Во всяком случае, крепких мужиков он выживал первыми, и я попал в хорошую компанию.

Я хочу подчеркнуть, что за полтора года, которые я проработал на канале после Олимпиады, он ни разу не выразил мне какого-то личного неудовольствия, не сделал ни одного замечания. Мне также не передавали от него никаких пожеланий или замечаний. Из всего этого я сделал вывод, что не устраиваю его в целом. Я оказался прав. Один из моих друзей сказал мне, что Вася дал команду искать комментатора по боксу. Это произошло во время Кубка Мира, который проходил в Москве, кажется, в июле 2005 года.

Тут надо сказать, что моя манера комментирования многих раздражала. Я знал, что некоторые ветераны бокса писали на меня жалобы и даже натуральные доносы. Я знаю их поименно, хотя, наверно, и не всех. Именно поэтому я уже много лет не хожу ни на какие боксерские сборища.

На интернет-форумах десять брюзгливых человек под двадцатью никами делали вид, что они и есть боксерская общественность, и поносили меня на чем свет стоит. Я имел глупость им несколько раз ответить и лишний раз убедился в том, что самые конченые хамы и есть самые обидчивые люди на земле. Самое удивительное, что, когда я встретился с некоторыми из них на одном турнире, они стали со мной фотографироваться.

Однако в какой-то момент я подумал было, что мнения этих людей, а также ветеранов могут как-то повлиять на мою скромную телевизионную карьеру. Было это еще до Олимпиады. Мы тогда поговорили с Васей, который был в тот момент в одном из своих самых благодушных состояний, и он сказал: «А чего ты хочешь? Ты поднялся – тебя и ненавидят. Будешь сидеть тихо – никто и ненавидеть не будет». Еще он сказал, дословно не помню, но смысл был такой, что мнение десяти скандалистов из интернета, которые не представляют никого, кроме себя, его не интересует. К тому же они будут ругать любого. А мнение ветеранов его не интересует, так как среди зрителей мало мастеров спорта по боксу, и они не являются нашей целевой аудиторией.

Подход был абсолютно здравый, потому что рейтинг у меня был сумасшедший, и это был именно мой рейтинг, так как с моими комментариями смотрели и самые плохие неинтересные бои, и возразить против этого было абсолютно нечего. Однако к концу 2005 года это перестало играть какую бы то ни было роль. Личная Васина ненависть перевешивала все доводы разума. У него не было никакой адекватной замены мне. Собственно, ее, по-моему, нет и по сей день, но решение на мой счет все равно было принято.

Я не стал дожидаться пинка под зад. Как только я узнал, что кого-то пробуют на роль комментатора по боксу, я позвонил одному из заместителей Кикнадзе, и сказал, что ухожу. Не позвонил самому Васе только потому, что опасался, что наговорю ему много лишнего, а в данной ситуации это выглядело бы жалко. Того, что я успел уйти сам, Вася тоже не простит мне никогда, потому что за последние полтора года работы я не видел случая, чтобы он упустил возможность кого-то унизить, а я унизить себя не дал. Мерзавец, да и только.

Я был тогда в Германии. Мне позвонила журналистка Наталья Казанова, и я подтвердил ей, что ухожу с канала «Спорт» и сказал, что не вернусь туда никогда. Я имел в виду, пока там есть Кикнадзе. Могу это повторить и сейчас. Вася давно перешел тот барьер, который отделяет порядочного человека от непорядочного, и назад хода нет. Ни ему, так как точку невозврата он прошел давно, ни мне, потому что нельзя дважды войти в одну и ту же воду.

Наталья потом опубликовала заметку, где слово в слово опубликовала то, что я сказал, а также, ссылаясь на некое лицо с канала, написала, что мной были недовольны, так как на мою работу было много отрицательных отзывов. Когда я зашел на канал за последней зарплатой, все, кого я встретил, поспешили меня уверить, что это сказали не они. Кто бы сомневался? У меня были прекрасные отношения со всеми людьми, с которыми я там работал. Не называю их поименно, только для того, чтобы Кикнадзе их не сгноил, если они там еще работают. Это была совершенно замечательная компания. В общем, все решили, что это мог быть только лично сам Вася. Так это или иначе, но ложь здесь заключалась в том, что, хотя эти отзывы действительно существовали, но никакой роли в моем уходе они не сыграли. Тут были совсем иные причины.

Напоследок я сумел вытащить из компьютера данные по статистике на все передачи за последние полгода. Они хранятся у меня по сей день. Если кто-нибудь когда-нибудь вздумает говорить, что меня выгнали с канала из-за низкого рейтинга моих передач, я их опубликую. Будет очень стыдно. Мои передачи обычно держали 1-2 места на канале. Исключения составляли те редкие случаи, когда параллельно по другому каналу шел какой-нибудь уж совсем убойный фильм.

О своем уходе я никогда не жалел, хотя и понимал, что если бы не мой демарш, то повыпендривавшись и попробовав разных людей, Вася все равно вернул бы меня. В сущности, ему надо было не выгнать, а унизить меня, и, если бы я согласился пройти через унижение, стерпел бы, чтобы меня выгнали, а потом пришел с поникшей головой и попросился бы обратно, он бы меня принял с распростертыми объятиями. Ему ведь не избавиться от меня надо было, а сделать меня овцой. Это самая обычная линия поведения не уверенных в себе начальников. Они всегда неуютно себя чувствуют, когда рядом с ними не овцы.

За все прошедшие годы я видел Кикнадзе один раз и еще один раз звонил ему. Произошло это совершенно неожиданно для меня самого где-то год назад. Я опять был в Германии. Мне позвонил Роман Кармазин, который хотел продать какой-то свой бой на наше телевидение. Многие, наверно, знают, как неудачно сложилась профессиональная судьба этого замечательного боксера и не менее замечательного человека. У него в тот момент, как обычно, все было плохо, и я мало чем мог помочь ему. Я долго колебался, но, собравшись с силами, все-таки позвонил Кикнадзе и предложил бой Кармазина. Вася совершенно не удивился моему звонку и говорил абсолютно спокойно. У него было явно очень скверно на душе, а в таком состоянии он обычно становился хорошим человеком. По-моему, он ждал какого-то продолжения разговора с моей стороны, но мне действительно ничего другого от него не было надо. Он сказал, куда обратиться, я потом передал эту информацию Роману, но из этого все равно ничего не получилось.

А увидел я его на похоронах Кучмия. Произошло это случайно. Я уходил из редакции и спускался по лестнице, а он как раз пришел на поминки и стоял у лифта. Увидев его, я остановился, а он обернулся и изобразил лицом какую-то спесивую, но при этом безграничную радость по поводу нашей встречи. Я совершенно не знал, как себя вести. Я стал спускаться. Он протянул руку, я отвернувшись к двери пожал ее. До сих пор жалею об этом. И о том, что пожал, и о том, что отвернулся. А если бы не пожал и не отвернулся, тоже жалел бы. Все-таки интеллигентскую привычку сомневаться во всем, что делаешь, изжить в себе никому не дано.

Исходное сообщение Krike

Исходное сообщение Евгений_Цы
Вона как всё. Оно и понятно почему канал "Спорт" в общем такой говёный. Жаль Стогниенко. Загнётся этот талантливый парень в таком болоте.

Думаю, того же Стогниенко уведут. на ту же тарелку или еще куда, но не пропадет.

Исходное сообщение kpa6161
belenkiy спасибо, интересно, но выводов сделать нельзя(а то люди прочитав безоговорочно Вам поверили и согласились с каждым словом, даже не зная человека, о котором это написано ); необходимо мнение Кикнадзе и 3-ей(независимой стороны). желательно в среднем ранге (типа Попова).

P.S. Почему-то по прочтении сразу вспомнился Бышовец с его знаменитым: "Нет предела человеческой мерзости".