ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: приготовьтесь читать долго, а если не готовы, то лучше и не начинайте. Это последняя небоксерская тема на какое-то время. Может, кому-то покажется интересным. Даже в редакции СЭ эту историю, кажется, никто не знает.


Раз пошла такая пьянка, расскажу одну историю. Дело в том, что кардинал Ришелье во «Флорентийском пациенте» приснился мне не случайно, и дело тут не только в «Трех мушкетерах», которых мы увидели по телевизору перед отъездом. В то время у меня была для такого сна еще одна причина.
Произошла эта история в 1998 году, за несколько месяцев до дефолта. Я тогда время от времени публиковался в разных изданиях «Коммерсанта», главным образом, в «Деньгах». Писал всякие байки в разделе “Story”. Кое-что из этого было опубликовано здесь, например, опусы о Джесси Джеймсе и о затерянных золотых шахтах.
Не помню, как и кому в «Коммерсанте» пришла в голову мысль познакомить меня с тогдашним главным редактором журнала «Власть» Романом Артемьевым. Точно, что не мне самому, так как я такого журнала тогда просто не знал. Я любил поболтать на всякие исторические темы, и решили, что смогу что-то сделать и для «Власти».
Очень хорошо помню первую встречу с Артемьевым. Наверно, потому что, едва зашел, испытал некоторый шок. Передо мной стоял, точнее, сидел Александр Шохин, в то время очень часто появлявшийся на экранах. Тогда он был председателем фракции «Наш дом – Россия», а сейчас является Председателем союза промышленников и предпринимателей. Характерно картавя, он меня поприветствовал, после чего отпали последние сомнения, что это действительно Шохин. Прошла какая-то секунда, пока я убедился, что это все-таки не он. Во-первых, потому что этого просто не могло быть. Во-вторых, потому что сидевший передо мной был все-таки лет на десять моложе. Когда я рассказывал потом в «Коммерсанте» о своем первом впечатлении от встречи, все смеялись, потому что многие испытали что-то очень похожее. При этом, насколько я знаю, Шохин и Артемьев не родственники.
Разговор с Артемьевым сразу нагнал на меня тоску. Как мне показалось, это был типаж ученого книжного червя. Такие обычно превосходно знают теорию, но ставить их во главе публицистического издания, это все равно, что офицера-генштабиста безо всякой дополнительной подготовки отправить руководить кавалерийской или танковой атакой. На бумаге он, конечно, вам нарисует, как это надо делать, но чтобы сделать это «в реале», нужно обладать совершенно другими качествами.
Артемьев стал вслух сам с собой размышлять, что бы я мог для них сделать. Да, ему говорили, что я умею писать, да, он помнит, что не только о боксе, но еще и какие-то материалы исторического плана. Ну, а что можно написать исторического? Нужна какая-то дата. Что там у нас? 350-летие Вестфальского мира, говорите? Интересно. А что можно с этим сделать?
Изложил я его тронную речь довольно быстро. На самом деле она заняла минут пять. Мысль его бродила в потемках и тыкалась в стены, шкафы и углы. Чувствуя, что это может продолжаться еще очень долго, я вкратце изложил свою идею. Была она очень простой. Я хочу написать о Людовике XIII. Да, том самом, который был при мушкетерах. Нет, про мушкетеров там ничего не будет. Людовика обычно считают очень слабым королем, за которого все решал Ришелье, но это не совсем так. Людовик мог убрать Ришелье в одну секунду, если бы захотел. Более того, его к этому подталкивал весь двор, но он этого не сделал. Будучи очень ограниченным человеком, Людовик, тем не менее, знал за собой этот грех и понимал, что в условиях, когда его страна зажата между челюстями Габсбургов со стороны Испании и Австрии, своими хилыми силами он страну никуда не выведет. Его талант заключался в том, что он в этой ситуации нашел нужного человека – Ришелье, преодолел глубокую личную неприязнь к нему, для которой были основания, и не давал его в обиду 18 лет. В результате Ришелье так надежно поставил дело борьбы с Габсбургами на рельсы, что оно завершилось благополучно уже после его смерти и смерти Людовика XIII подписанием удачного для Франции Вестфальского мира. При этом, понимая, что Ришелье – это помесь акулы со львом, Людовик своим поведением часто заставлял влиятельных придворных думать, что он тяготится кардиналом, и тем самым постоянно держал его в напряжении, не давая расслабляться. В противном случае Ришелье мог зарваться и превратить короля просто в куклу. А в сухом остатке мы имеем, что Франция шла при Людовике XIII верным курсом, хотя положение было все время угрожающим, а сам король стал первым за долгое время местным монархом, который умер своей смертью. И все благодаря тому, что он нашел нужного человека и умело контролировал его действия.
«А-а-а, - обрадовался Артемьев, как будто вспомнил фразу из учебника - это называется политика сдеРжек и пРотивовесов. Ельцин в этом большой мастеР».
Этим его вклад в концепцию статьи и ограничился. Специально говорю об этом, так как это еще сыграет свою роль. Дальше все пошло поживее. Он мне заказал статью. Однако здесь возникли первые проблемы. Знал бы я, что меня ожидало впереди! Артемьев не мог сказать даже, какого объема материал ему нужен. Все указания были на уровне «сделайте так, чтобы мне было красиво». Я самонадеянно подумал, что красиво я делать умею кому угодно.
Статью я написал быстро, но Артемьев мне ее вернул на доработку, в самом этом ничего неприятного или обидного нет, но вот объяснить, чего он хочет, Артемьев категорически не мог. Он не мог даже объяснить, чего он не хочет, что, допустим, в моем материале его раздражает. В конце концов, возненавидев Людовика и Ришелье не меньше, чем Артемьева, и написав четвертый или пятый вариант, я сказал, что больше переписывать не буду. Артемьев сказал, что, хотя это и совсем не то, чего он ждал, он найдет возможность это опубликовать. Для себя я решил, что ни за что и никогда больше работать с ним не буду.
Через некоторое время кто-то из «Коммерсанта» мне сказал, что моя статья все-таки вышла… но не под моим именем. Ошалело я взял журнал и прочитал статью. Мне было не жалко, что под ней не стояло мое имя. Кстати, это было даже не мужское имя, а женское. Автором была названа одна журналистка средней руки из коммерсантовской конюшни. Называть ее я не хочу. У меня к ней нет претензий. Ей поручили – она сделала. Статья представляла собой пересказ моего материала на каком-то кухонном языке. Оказывается, этого Артемьев и хотел. Никогда бы не подумал. Было ощущение, что написана она заинтересовавшейся французской историей кухаркой, которая решила поведать о своих откровениях другой заинтересованной кухарке тем самым языком, которым женщины обычно пересказывают сериалы. Что-то в стиле: «Ну, ты представляешь? А Ришелье-то…»
В ярости я позвонил Артемьеву и спросил, что все это значит. Он совершенно спокойно ответил, что я не справился с поставленной задачей, и он поручил написать материал дРугому жуРналисту. Я сказал, что он использовал мою идею. «А это была моя идея», - сказал Артемьев. После этого я понял, что говорить бесполезно.
Я поехал в «Коммерсант». Скажу честно, я ожидал, что меня поддержат. Многие ведь были в курсе всей этой истории, и это были очень влиятельные там люди. Но мои «друзья» не то что меня не поддержали, они даже сказать ничего толком не смогли. Просто что-то мычали в ответ, в смысле, что беда небольшая, Голованивская написала слабую статью, и ничего страшного, что под этим нет моего имени. Спорить с этим было трудно, но, признаться, я ожидал чего-то более действенного. Хотел подкараулить Артемьева, но не получилось. Четкого плана действия у меня не было. Нет, бить его хрупкую ботаническую морду я не собирался. Может быть, плюнул бы, но не довелось. Не попался он мне. Через месяц он ушел из «Власти».
Что же касается Людовика XIII и кардинала Ришелье, то я выкладываю здесь самый первый вариант той статьи. Сейчас я бы написал ее иначе, но оставляю все, как есть.

КОРОЛЬ ЭПОХИ РИШЕЛЬЕ
Ночью 25 февраля 1634 года был убит граф Альбрехт Валленштейн, носивший также титул герцога Фридландского, самый талантливый полководец австрийского императора Фердинанда II, уже шестнадцать лет с переменным успехом воевавшего со шведами и с немецкими протестантскими княжествами. Война, названная впоследствии “Тридцатилетней”, была в самом разгаре, и Валленштейн был нужен императору как воздух. Тем не менее, он сам приказал его убить. Честолюбивый граф и герцог собирался перейти на сторону противников империи в обмен на перспективу стать королем богатой Чехии.
Узнав об этом, французский король Людовик XIII сказал: “Я надеюсь, что таков будет удел всех, кто предаст своих государей”. Наверно, его первый министр кардинал Ришелье поморщился, когда ему сообщили это высказывание короля, потому что именно он уже много месяцев делал все возможное, чтобы склонить Валленштейна к измене. Король опять ничего не понял. Впрочем, это вряд ли опечалило кардинала. Простодушный Людовик часто не понимал, что делает его первый министр. Но он никогда ему не мешал, и именно это оказалось его главной заслугой перед Францией, заслугой, не оцененной по достоинству современниками, а позже просто забытой.
КОНЧИНИ
Людовик XIII стал королем в неполные девять лет, когда 14 мая 1610 года некто Равальяк убил его отца, Генриха IV. Великий Генрих в тот момент занимался двумя вещами: пытался заполучить обратно двадцатилетнюю Шарлотту, увезенную от него ее мужем принцем Конде, и собирался начать войну с Испанией. Первое страшно волновало королеву - Марию Медичи, которая опасалась, что король подаст на развод, а второе - испанских и австрийских Габсбургов, которые к тому времени образовали практически единую наднациональную империю, с которой Генрих собирался воевать. Франция, окрепшая за последние 15 лет, реально могла помешать установлению их гегемонии. С Равальяком был разыгран обычный для всех веков сценарий: его объявили фанатиком-одиночкой и поспешно казнили.
Фактическим правителем Франции при малолетнем короле стал итальянский авантюрист Кончини, которому королева без войны и боев пожаловала звание маршала д’Анкра. Он и его жена Леонора Галигаи, молочная сестра королевы, страдали пороком всех выскочек - принимали элементарное везение за дань своим недюжинным талантам. Супруги благополучно грабили казну и ссорились со всеми магнатами в течение семи лет. К королю они относились пренебрежительно. Что мог им сделать хилый, болезненный подросток? Людовик, по его собственным словам, усердно “изображал ребенка” и ждал момента. Его чувства к итальянцу тайно и явно разделял едва ли не весь двор. Пользовавшийся доверием короля де Люинь, мечтавший занять место Кончини, проявлял особую активность. Весной 1617 года скорой развязки не чувствовал только совсем зарвавшийся маршал.
Люинь в присутствии короля и его свиты приказал капитану гвардии барону де Витри арестовать Кончини. Барон понял, чего от него хотели, но все же спросил короля, что ему делать, если маршал будет защищаться. Людовик не ответил, но кто-то из придворных сказал: “Король предполагает, что его убьют”. Молчание Людовика вряд ли было признаком слабости, просто в неполные шестнадцать лет как-то трудно впервые в жизни отдавать приказ об убийстве.
Реальная власть автоматически перешла к Люиню, который получил титул герцога. Новоявленному герцогу хотелось подвигов, и он посоветовал королю нарушить Нантский эдикт 1598 года, предоставлявший гугенотам некоторые территории на юге Франции и имущество, которое они захватили в ходе религиозных войн XVI века. Неподготовленная война с треском провалилась, и Люинь умер в 1621 году, как говорили, “от тревоги и огорчения”.
Двадцатилетний король по-прежнему чувствовал себя не готовым управлять Францией, а его новые фавориты принц Конде и маркиз Вьевиль и королева-мать на роли первых лиц государства не годились. Правда, в окружении королевы был один очень умный человек, который давно старался оказать Людовику посильную помощь - однако король его не любил, и было за что.
ЕПИСКОП ЛЮСОНСКИЙ
Епископ Люсонский де Ришелье привлек к себе внимание короля еще в 1614 году как явная креатура Кончини, королевы и представитель происпанской партии. Он пользовался большим влиянием и даже вошел в государственный совет. За смертью итальянца последовала и его опала, но епископ постоянно напоминал о себе и после смерти Люиня сумел вернуться ко двору, а в 1622 году стал кардиналом.
Молодой Людовик, которому как современники, так и потомки часто отказывали в уме, тем не менее, хорошо понимал стоявшую перед ним задачу. Вся судьба его страны зависела от того, сможет ли он противостоять дальнейшему усилению испанских и австрийских Габсбургов, чьи владения железными челюстями впивались во Францию с двух сторон. К тому же, сама Франция балансировала на грани гражданской войны, а вожди восстаний получали деньги из Испании. Гугеноты практически образовали государство в государстве на юге страны, которое ослабляло и без того не блестящее положение Франции. Мария Медичи, тянувшая короля к союзу с Испанией, не понимала, что это будет союз волка с овцой: Франция фактически станет придатком к суперимперии Габсбургов. Людовик знал, что со всем этим ему не справиться.
В это время был опубликован памфлет аббата Фонкана “Голос общества к королю”. В нем со знанием дела клеймили позором первого министра Вьевиля и восхваляли Ришелье. Король понимал, что соавтором памфлета был сам Ришелье, но так или иначе 26 апреля 1624 года под воздействием памфлета и по настоянию матери неохотно ввел кардинала в состав государственного совета, а уже в августе тот фактически стал первым министром.
КОРОЛЬ И ПЕРВЫЙ МИНИСТР
Впервые появившийся при дворе еще при Генрихе IV, Ришелье, скорее всего, всегда был противником Габсбургов. Его причастность к испанской партии десять лет назад носила явно конъюнктурный характер. Он и сейчас въехал в государственный совет как сторонник королевы-матери и, следовательно, испанцев. Однако тут же сменил свои политические пристрастия и, к крайнему неудовольствию Марии Медичи, стал ярым приверженцем партии короля.
Все последующие восемнадцать лет прошли под знаком Ришелье. Отлично зная свою неспособность править страной самостоятельно, Людовик XIII выбрал себе самую лучшую замену среди тех, кто был в его распоряжении. Между тем, он не слишком любил кардинала, тяготился зависимостью от него и часто жаловался, что устал от Ришелье, но в трудную минуту всегда вставал на его сторону. Кардинал и одного дня не продержался бы без поддержки Людовика, поэтому фактическим хозяином Франции, кем принято его считать, он никогда не был. Достаточно было одного слова короля, чтобы положить конец его карьере, а, возможно, и жизни.
Всего за несколько месяцев Ришелье сумел сделать короля, до сих пор с трудом терпевшего его, своим союзником. Ему удалось убедить Людовика, что именно он сумеет организовать противодействие Габсбургам. Ограниченный ум короля не мог проникнуть во все хитросплетения европейской политики тех лет, но он прекрасно понимал основную стратегическую задачу, а природная интуиция помогла ему выбрать самого лучшего человека для ее выполнения.
Интуитивные политики обычно очень сильные и волевые люди, иначе они никогда бы не смогли придти к власти. Но Людовику, королю по рождению, сила была не нужна. Достаточно оказалось одной интуиции.
Кстати, и сила у него была, хотя какая-то странная. Очень болезненный, страдающий от всевозможных хронических заболеваний желудка и кишечника Людовик напоминал сонную муху. Страшно одинокий, с детства нелюбимый матерью и не любивший свою жену, Анну Австрийскую, он периодически заводил платонических фаворитов обоего пола, которым без конца ныл и жаловался на жизнь, тоску и кардинала Ришелье. Но в самые критические моменты этот робкий человек брал откуда-то силы. Восемнадцать лет правления Ришелье - это бесконечные заговоры, при этом практически все заговорщики обращались за помощью к Испании. Людовик удержал Ришелье вопреки всем и всему.
Первым был граф де Шале, который в 1625 году хотел похитить короля и кардинала. Граф оказался более дальновидным, чем многие его последователи, поняв, что надо устранить не только Ришелье, но и Людовика. К заговору примкнули побочные братья короля Вандомы и родной брат Людовика - Гастон Орлеанский, трус, предатель и самый деятельный заговорщик своего времени. Король, еще не зная, что заговорщики покушались и на его особу, только защищая кардинала, лично арестовал Вандомов. Гастон как наследник престола остался безнаказанным. Шале был казнен.
В 1629 году Людовик заболел, как казалось, смертельно, но неожиданно стал выздоравливать. Мария Медичи и Анна Австрийская общими усилиями буквально выдавили у него обещание расстаться с Ришелье. Скорее всего, король просто хотел, чтобы его оставили в покое, так как, едва окрепнув, он забыл о данном слове. Королева-мать перешла в решительную атаку: выгнала племянницу кардинала, которая состояла фрейлиной при ее особе, а затем так же обошлась и с самим Ришелье. Герцог Сен-Симон, один из тех умных и преданных людей, которыми Ришелье окружил себя, посоветовал ему положиться на короля и нанести ему визит. Совет этот прозвучал странно в тот момент, когда приемная кардинала была в кои-то веки пуста, так как все лизоблюды перебрались к королеве-матери.
Король неожиданно для всех встал на сторону Ришелье. Он не любил его, но кардинал только что окончательно победил гугенотов. Полным ходом шла Тридцатилетняя война, которая в любой момент могла захватить и Францию, и терять Ришелье, доказавшего свою силу, в такой ситуации казалось немыслимым.
В этом известном эпизоде, вошедшем в историю, как “день обманутых” (12 ноября 1629 года), так как весь двор обманулся тогда в своих ожиданиях, часто забывают о роли Людовика. Кардинал собирался бежать, двор праздновал победу над властным министром, и только один король встал на сторону Ришелье, и решение его было не личным, а сугубо политическим.
ВОЙНА
Большая война между Габсбургами, стремившимися превратить всю Европу в единую католическую империю, и антигабсбургской протестантской коалицией набирала обороты. Людовик и Ришелье поставили себе задачу выиграть ее чужими руками. Здесь королю пришлось сделать над собой некоторое насилие: он, убежденный католик, должен был выступать на стороне протестантов. Для Ришелье это не составляло проблемы. Он боролся с гугенотами только как с политической партией. Но для короля поменять противника было нелегко. Тем более, что его исповедник иезуит Коссен всячески призывал его поддержать Габсбургов или хотя бы не мешать им. Но Людовик скрепя сердце все-таки пошел на союз с протестантами. Политик снова взял в нем верх.
Поначалу австрийский император Фердинанд II разгромил противника, главным образом, благодаря двум выдающимся полководцам - Тилли и Валленштейну. Тогда Ришелье вовлек в войну шведского короля Густава-Адольфа, самого талантливого полководца своего времени. Шведы воевали на французские деньги, как и многие немецкие протестантские князья. В Тридцатилетней войне наемники вообще составляли главные силы с обеих сторон.
Тилли вскоре погиб, император был вынужден сделать ставку на честолюбивого и непопулярного при его дворе Валленштейна, который служил не столько Габсбургам, сколько самому себе, но только он мог хоть что-то противопоставить шведскому королю. В 1632 году при Люцене шведы одержали победу над его войсками, но Густав-Адольф при этом погиб. С его смертью пришел конец победам его армии. Агенты Ришелье, ранее интриговавшие при дворе Фердинанда II против Валленштейна, теперь занялись им самим, пытаясь привлечь его на свою сторону, но император в последний момент сорвал их планы.
Потеря Валленштейна не уравновесила потерю Густава-Адольфа. Войска Габусбургов опять, как и в начале войны, были близки к успеху. Выбора не было. В 1635 году Франция вступила в войну на два фронта с автрийцами и испанцами, что чуть не кончилось плачевно. Враги полезли со всех сторон. В 1636 году австрийцы и немцы вторглись в Бургундию, а испанцы через Фландрию - в Пикардию и Гиень. Испанцы даже угрожали Парижу, но их остановило ополчение. Против наемников пошли добровольцы: французы не любили кардинала, но любили короля. В 1637 году непосредственная опасность для Франции была устранена.
Людовика часто обвиняют в непостоянстве и подверженности посторонним влияниям, однако в этот час испытаний, когда все противники кардинала активизировались, он не усомнился в своем первом министре и оставил всю полноту власти за ним. И, как всегда, не прогадал. Хотя именно к этому времени относятся два заговора против Ришелье, роль короля в которых несколько двусмысленна или, точнее, многие хотят видеть ее таковой.
ПОСЛЕДНИЕ ЗАГОВОРЫ
В 1637 во Францию вернулся граф Суассонский, который уже раз возглавлял заговор против Ришелье. Он поселился в Седане, резиденции другого врага кардинала, герцога Бульонского. В 1641 году тлеющий огонек заговора разгорелся в локальную войну. Ее организаторы пользовались не только деньгами Габсбургов, но и их войсками. К ним присоединился семитысячный имперский отряд. Королевские войска были разбиты, но тут граф Суассонский был неожиданно убит. Герцог Бульонский понял, что с Ришелье лучше пойти на мировую.
Людовик XIII, как утверждают многие историки, в самый тяжелый момент был готов “сдать” Ришелье. Но не восходит ли эта версия к людям не слишком компетентным или предвзятым? О готовности короля пожертвовать кардиналом говорил, например, Сен-Мар, последний фаворит короля и организатор последнего заговора против Ришелье, но Сен-Мар, которому едва перевалило за двадцать, часто принимал желаемое за действительное, что в конечном итоге стоило ему жизни.
Ришелье, зная, что одинокий король нуждается в друге, сам обратил его внимание на Сен-Мара. Тот был сыном его сторонника маршала д’Эффиа, и Ришелье рассчитывал, что он будет его орудием. Но заносчивый Сен-Мар, подобно многим очень молодым людям, считал себя умнее всех, в том числе и кардинала. Он как-то был замешан в заговоре графа Суассонского и, возможно, боялся мести Ришелье. К тому же кардинал высмеял его планы жениться на княгине Марии де Гонзаг, которая в придворной иерархии стояла гораздо выше него. Так или иначе, но Сен-Мар решил возглавить заговор против Ришелье. На помощь ему немедленно пришли герцоги Орлеанский и Бульонский.
Сен-Мар очень рассчитывал на то, что его поддержит король. Людовик постоянно жаловался ему на деспотичного кардинала, и молодой человек принял все это слишком серьезно. Он, разумеется, не знал, что король одновременно жаловался и кардиналу на него. Сохранились письма Людовика к Ришелье, в которых его юный фаворит предстает самым обычным хамом. Вообще реальный Сен-Мар имел очень мало общего с героем романа Альфреда де Виньи “Сен-Мар”.
Заговорщики, конечно, обратились за помощью к испанцам, которые уже не надеялись победить Францию в открытой войне и рассчитывали только на свержение Ришелье. Испанцы должны были напасть с севера, где у них тогда были владения, а герцог Бульонский должен был сдать им Седан. Ришелье раздобыл договор между заговорщиками и испанцами и представил его королю, тот немедленно приказал арестовать Сен-Мара и других заговорщиков. Уже тогда настоятельно ходили слухи, что Людовик сочувствовал заговорщикам, и он счел необходимым написать письмо в комиссию, расследовавшую дело Сен-Мара. В нем, в частности, говорилось: “Если бы господин Сен-Мар встретил с моей стороны одобрение своим дурным замыслам, то ему незачем было бы заключать с испанским королем договор, написанный в ущерб мне и моему государству”.
Тридцатилетняя война приближалась к победе антиигабсбургской коалиции. Уже в 1641 году начались переговоры с австрийским домом. Испанцы также находились на последнем издыхании.
Здоровье кардинала Ришелье, всегда не отличавшееся крепостью, оказалось абсолютно надломленным непомерным напряжением последних лет. Он умер 4 декабря 1642 года, сказав на прощанье своему королю: “Теперь песенка Испании спета”. Венецианский посол писал тогда в донесении своему сенату: “Ришелье ниспослан был Провидением, дабы смирить гордыню испанского дома и спасти рукою Франции Европу от угрожающего ей рабства”. Он забыл добавить, что без Людовика XIII Ришелье никогда бы не удалось выполнить этой задачи.
Людовик умер через полгода. Франция не свернула с пути, по которому шла. Анна Австрийская, ранее представлявшая интересы испанской партии при дворе, теперь сделала фактическим правителем Франции кардинала Мазарини, убежденного последователя Ришелье. Тридцатилетняя война закончилась в 1648 году Вестфальским миром, по которому Франция получила значительные территории в Эльзасе. Приобретения могли бы быть и гораздо большими, но началась Фронда, и с миром надо было спешить.
СЫН КОРОЛЯ ЛЮДОВИКА
Сыну Людовика было всего пять лет, когда умер отец. Еще восемнадцать лет фактическим правителем Франции был кардинал Мазарини. После его смерти в 1661 году Людовик XIV решил править самостоятельно. Наделенный гораздо большими талантами, чем отец, он сначала добился гегемонии в Европе, а потом в 1700 начал войну за испанское наследство. Последний король из рода Габсбургов Карл II умер бездетным и Людовик XIV решил, что самое время сделать с Испанией то, что когда-то испанцы хотели сделать с Францией. Против него поднялась чуть ли не вся Европа, как когда-то против Габсбургов, и ему пришлось подписать унизительный мир. Людовику XIV еще повезло, что союзники переругались между собой. Он умер в 1715 году, оставив страну разоренной. Будь на его месте его отец, Франция никогда бы не оказалась в таком положении. Так был ли Людовик XIII таким уж слабым королем, каким его принято считать?