Машина мягко подпрыгивает на кочках. В салоне пахнет новизной, кожанными сидениями с которых только только сняли нейлоновую пленку. Немного душновато. За окном - ночь. Чернильная мгла настолько густая, что к ней с трудом примешивается ржавый рыжий свет уличных фонарей. Они проносятся мимо, кое-где освещая кромки домов. В некоторых окнах свет, но там никого нет. Нет вообще никого и нигде, будто весь город эвакуирован ради нашей поездки. Но я то знаю – дома стоящие по обе стороны улицы на самом деле из картона. В освященых окнах нет комнаты, пола, занавесок в цветочек. Там просто стоит еще одна фанера к которой прибит бутафорский фонарь. Один лишь человек реален, и я чувствую его так словно он сидит рядом со мной. Он мне не брат, не любовник и ничего подобного нас не связывает. Это нечто гораздо больше чем все социальные узы когда-либо существовавшие. Мы с ним - из одной материи. Вылеплены из черной, пористой глины, и как давно это произошло я не знаю. Нас только двое и между нами не разрывна нить. Когда он хмуриться у меня сводит лоб, когда я улыбаюсь его рот тоже растягивается в улыбке. Мы привязаны навсегда: если один из нас отправиться на небо другой взлетит вместе с ним, если провалиться в ад, другой последует за ним. Нас только двое – и он сейчас на моей привязи. А я на его.
Домики домики в них живут гномики. Домики домики... Те трое что со мной в машине...
Я чувствую их ненависть, пополам с какой-то мрачнй тоской. Они болтают, будто бы беспечно, но все шутки замирают в воздухе, застревают в их глодках и всем становится только тревожнее. Я чувствую каждого из них, но не зрением слухом или осязанием, а кончиками нервов. Мое тело будто покрыто миллионом тонких шупальцев которые колеблются в пространстве и задевая любой обьект вызывают легкую щекотку. И я млею от удовольствия. Мы останавливаемся и выходим, вначале они, а следом я. Хоть руки у меня и не связаны, я пленник. В воздухе царит густая влажность, поэтому все вокруг такое мутное. Единственная причина тому что я еще жива - это мое тело. Черная глина и смола текущая по венам. Они наверное чувствуют это и потому не приближаются слишком близко. Они мне нравятся – я ведь вовсе не плохой человек. Их мир поделен на черное и белое, а мой имеет лишь один цвет – бархатно-бордовый. Они мне нравятся. Каждый сантиметр их тела, каждый волосок для меня целое сокровище. Я вижу как под тонкой кожицей стучит вена на запястье каждого из них. Я знаю что тот что передо мной страдает от жара, его рубашка под бронежелетом вспотела, на спине как раз между лопаток, и чувствую каждую капельку испарины на гладкой коричневатой коже. Мои сенсоры теребят воздух исследуя его, обволакивая и лаская. Он оборачивается и бросает короткий взгляд мне в глаза. Двое других тоже встали как вкопанные, и уставились на меня. Воздух так на электрезован их тревогой,
~ Глава 1 ~
~ Часть 1 ~
Я обернулась на Прошлое. Прошлое выматерилось, зевнуло и спросило:
- Ну что на этот раз?
- Да как всегда, покажи мне детство.
- Хех, сумасшедшая! Зачем? Тебе мало его было?
- Просто хочу помнить.
- Ну дело твое.
Прошлое дернуло занавеску и на белой ткани запрыгали картинки из моего детства. А вот и я. Сижу в комнате.
- Нет, не то, давай дальше!
Скривив недовольную гримасу Прошлое пробубнело себе под нос что-то нецензурное и перелистнуло рисунки дальше.
О, вот оно...
Девочка прочитала в каком-то журнале у подружки про бисер. Прибежав довольная домой, она выпросила у отца леску и пошла к матери просить денег на бусинки.
- У тебя ничего не получится, - пробубнела мать, смотря телевизор.