Волны мерно били о берег, никуда не торопясь, задумчиво покрывали пеной берег, а потом вновь накатывались на мокрый песок и скалы. Так было, так есть и вряд ли положение дел изменится в ближайшее время. Чайки гоготали в небе, и никто не мог понять смысла их песен. Да и кому интересно, о чём думает чайка?
Он сидел на одной из скал, курил и смотрел на воду, ласкающую кмень, на котором он сидел. Сегодня море было спокойным, и он не рисковал промочить туфли – очень редкие брызги долетали до его ног.
Эта скала стала ему прибежищем ещё ранним утром, когда солнце только-только продирало свой единственный глаз ото сна. Сейчас же оно уже снова клонилось всё ниже и ниже, мечтая о мягкой постели. А он всё сидел, и печальны его глаза.
Когда солнечный диск почти коснулся морской глади, он достал сигарету, первую за сегодня. Вместе с облачком сигаретного дыма в воздух поплыли слова:
- Die Luft ist kühl, und es dunkelt,
Und ruhig fliesst der Rhein;
Der Gipfel des Berges funkelt
Im Abendsonnenschein.*
Продекламировав это алому от закатной крови небу, мужчина снова сделал глубокую затяжку и продолжил любоваться самым красивым мгновением суток – закатом.
Шаги. Шаги за спиной. Он их почувствовал в тот момент, когда солнце почти скрылось в волнах. Камень на котором он сидел был достаточно большим, чтобы на нём поместилось ещё несколько человек.
Человек не оглядывается. Только подносит сигарету к губам и, вдыхая, внимательно смотрит за солнцем, желая запомнить каждый миг заката, напитать память малейшими подробностями падения солнца…
Рука. На плече его. Это женская ладонь. Ему даже не нужно смотреть на неё, чтобы узнать – он очень хорошо знает эти руки, и даже ткань рубашки не способна обмануть его. Всё так же, не глядя, он накрывает её ладонь своей, а в другой – тлеет сигарета.
- Здравствуй, странник…
- Здравствуй, моя Лорелея, моя Изабелла, моя бегущая вдаль…
- Что ты делаешь тут, сидя на берегу и читая Гейне глупым чайкам?
- Жду. Думаю. Мечтаю. Ищу встречи с тобой. И как прекрасен закат на море!
- Ты живёшь в царстве теней. Ты танцуешь с фантомами, мечтая забыть, что они – лишь прах. Ты приходишь сюда, веря ещё раз услышать песнь Лорелеи. Но ты знаешь, что уже никогда не услышать тебе её пения. Всё, что я могу, это благословить тебя…
- Как в старые добрые времена!
Мужчина усмехнулся. Закрыв глаза, он медленно запрокинул голову назад. Мгновение на своём лице он чувствовал волосы (о, как же дивно они пахнут!), а в следующий миг его губ коснулись её губы. На груди он почувствовал её вторую руку, но сам не обнял в ответ – одной рукой он гладил её руку на своём плече, другой же он до сих пор держал сигарету.
Спустя вечность и один миг он понял, что его рот целует лишь пустоту. Не было больше губ на губах, не было волос, щекочущих лицо и шею, не было рук, которые он так хорошо знал. Нет звука шагов, удаляющихся прочь. Только воздух, полный запахом воды, соли и криками чаек.
Мужчина медленно открыл глаза и увидел, что солнце исчезло чертыхаясь, что закат прошёл мимо его глаз, он встал, повернулся на каблуках и, отряхивая на ходу брюки, пошёл по камням к берегу. Ступив на песок, он даже не пытался отыскать каких-либо других следов, кроме его собственных. Знал, что их нет, хотя и знал, как они должны выглядеть – небольшие, изящные, босые…
Запустив руки в волосы, он медленно пошёл прочь, к своей машине, припаркованной недалеко от пляжа. Дойдя до того места, где кончался пляж, он обернулся к морю и прокричал:
- Ich glaube, die Wellen verschlingen
Am Ende Schiffer und Kahn;
Und das hat mit ihrem Singen
Die Lorelei getan!**
После чего направился к автомобилю, чёрному форду, сел в него и погнал прочь, поднимая клубы пыли и проклиная себя, что вновь приехал на пляж.
Несясь по пустой дороге, он поставил диск с классической музыкой и «Полёт валькирии» Вагнера разорвал тишину в клочья. Поставив громкость на максимум, мужчина стиснул зубы, мечтая раствориться в мощных ударах музыки. Бросив взгляд в зеркало заднего вида он увидел своё отражение. Усталое лицо лет сорока пяти, двухдневная щетина, серые от седины короткие волосы, серые же глаза, мятая рубашка с расстегнутым воротником и чёрные брюки. Задумчиво потерев щетину, мужчина прибавил скорости, словно пытался убежать от догонявших его сумерек.
Когда зазвонил телефон, он его еле услышал из-за грохота музыки, теперь это был Бах. Выключив звук, мужчина взял телефон. Звонили, как всегда, с работы.
- Ангел седьмой подстанции слушает.
- Алё, Вик! У нас проблема. Приезжай скорей.
- Чаплин, что случилось?
- Помнишь Италию?
- Дьявол! Мне что, в Южный отдел ехать?
- Да, это в их ведомости.
- Ладно, уже еду. Кстати, ты не передумала отобедать со мной?
- Нет.
- Тогда до вторника. Всё, пока!
- Auf Wiedersehen.
Когда бархатный голос девушки по имени Чаплин умолк в мобильном телефоне, Вик, ангел седьмой подстанции, швырнул свою машину в объятия ночного шоссе и устремился в направлении города, благодаря Чаплин за то, что она не спросила, как
Читать далее...