Покраснела рябина,
Посинела вода.
Месяц, всадник унылый,
Уронил повода.
Снова выплыл из рощи
Синим лебедем мрак.
Чудотворные мощи
Он принес на крылах.
Край ты, край мой, родимый,
Вечный пахарь и вой,
Словно Вольга под ивой,
Ты поник головой.
Встань, пришло исцеленье,
Навестил тебя Спас.
Лебединое пенье
Нежит радугу глаз.
Дня закатного жертва
Искупила весь грех.
Новой свежестью ветра
Пахнет зреющий снег.
Но незримые дрожди
Все теплей и теплей...
Помяну тебя в дождик
Я, Есенин Сергей.
1916
[показать]
[700x560]
http://gold.stihophone.ru/authors.php?author=%C5%F1%E5%ED%E8%ED+%D1
здесь можно послушать, как Есенин читает свои стихи
хорошо слышно "Разбуди меня завтра рано...", остальные записи, к сожалению, плохого качества(
[400x533]Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном?
Отчего прослыл я скандалистом?
Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.
Я московский озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою лёгкую походку.
Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит.
Я хожу в цилиндре не для женщин
В глупой страсти сердце жить не в силе.
В нём удобней, грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле.
Средь людей я дружбы не имею.
Я иному покорился царству.
Каждому здесь кобелю на шею
Я готов отдать мой лучший галстук.
И теперь уж я болеть не стану.
Прояснилась омуть в сердце мглистом.
Оттого прослыл я шарлатаном,
Оттого прослыл я скандалистом.
.Н.Вержбицкий
«Наши младшие братья»
(отношение Есенина к животным)
Это было в Москве в 1921 году. В солнечное утро иду по Тверскому бульвару.Вижу-на скамейке сидит развалясь молодой человек и рассеянно крошит воробьям большой кусок белого пшеничного хлеба.
Останавливаюсь удивленный и возмущенный. Тогда в Москве каждый кусок хлеба был на счету, москвичи по карточкам получали сто граммов ржаного хлеба в день…
- Не находите ли вы,- обратился я к молодому человеку,-что это слишком раскошное угощение для таких бездельников , как воробьи?
- -Не волнуйтесь,- с приятной улыбкой ответил мне незнакомец,-этот хлеб я получил из деревни, от родных…Если угодно, поклюйте и вы, пожалуйста!
С этими словами он вытащил из кармана еще один кусок хлеба и протянул его мне.
Такое щедрое и непринужденное хлебосольство растрогало меня.Я присел рядом, и мы разговорились.Очень скоро выяснилось, что я имею дело с поэтом Сергеем есениным, который в то время был уже довольно известен.
Тогда я не придал никакого значения тому,что застал его наедине с воробьями.только впоследствии , вспоминая об этом, я понял,что здесьдело было не в случайности и что в этом проявилось свойственное Есенину стремление к общению с животными.
Но и тогда. Сидя с ним рядом, я обратил внимание на одно любопытное обстоятельство.
Всем известно. Что воробей-очень пугливая и осторожная птица и к этой осторожнояти приучила его городская жизнь, близость к человеку, у которого вошло в привычку причинять животным зло.Между тем воробьи, которых угощал Есенин, как-то слишком безбоязненно клевали у самых его ног, а некоторые даже вспархивали к нему на колени…
Скажу про себя-спустя несколько минут разговора я тожк почуствовал какое-то необыкновенное доверие к поэту, хотя говорили мы о самом обыкновенном и в его словах нельзя было отыскать ничего такого, что должно было бы вызвать у меня безотчетную симпатию.
Между прочим, выяснилось,что мы живем поблизости друг к другу,как-то так получилось,что мы обменялись адресами и стали встречаться.
В те годы я дружил с знаменитым дрессировщиком животных,цирковым артистом Владимиром леонидовичес Дуровым,у которого был большой зверинец на улице Божедомке .Узнав об этом,Есенин выразил свое желание навестить Дурова.
Мы ходили по комнатам зверинца и видели множество самых разнообразных животных, от слона до мышонка. Они жили в клетках, испытывая всю горечь неволи.
-За что он их так мучает?-донесся до меня недоволный шепот Есенина, хмурое его лицо выражало страдание.
Оживился и повеселел он, когда познакомился с обезъянкой Гашкой,которая жила на свободе.Увидав Есенина, Гашка сразу полюбилп его,сидела у него на плече ,гладила золотистые волосы,доверчиво и ласково заглядывала ему в глаза и очень была огорчена, когда увидела, что этот добрый и внимательный к ней человек собирается уходить.
Поведение обезъянки удивило и Дурова. В следующий мой визит к нему он стал расспрашивать: кто такой Есенин, откуда он родом,какого происхождения и.т.д.
-Я спрашиваю бо этом потому,- объяснил он,-что Гашка,в общем весьма нелюдима и у нее довольно своеобразный выбор, когда она хочет с кем-нибудь подружиться….
…Впоследствии я много раз убеждался. Что Есенин не только уделял животным особое внимание,но и как-то по своему понимал их, общался с ними не так как другие.
Когда я близко познакомился с поэтом. Мне пришла в голову мысль о том, что с животными его роднит ему самому свойственные простодушие и незащищенность.
Отражение своеобразных взглядов на мир животных можно найти во многих его стихотворениях(«Корова», «Песнь о собаке», «Лисица», «Лебедушка», «Собаке Качалова» и др.)
Кончу о Барбосе. В декабре1924 года поэт уехал в Батум,Я часто получал от него письма, а пес скучал,не находил себе места.Он часто подолгу смотрел мне в глаза, будто справшивая: куда же делся его друг?
Сидел я как-то дома и читал письмо,только что полученное из Батума.Барбос подошел ко мне, понюхал письмо и тотчас пришел в необычайное волнение.По простоте душевной я решил,что если его тончайшее обоняние уловило исходящий от письма единственный в мире, не похожий ни на какой другой запах близкого человека,значит, и этот человек находится где-то по близости.
Барбос стал бегать по квартире,выскочил через окно первого этажа на улицу, обнюхал каждого прохожего.Но друга не было.
И пес затосковал.Он до такой степени отдался тоске, что перестал есть и пить, не обращал внимания на зов.Выл по ночам…
Спустя неделю мы похоронили его на горе, под большим камнем, на котором по вечерам любил сидеть есенин и любоваться распластавшимся внизу пестрым и горластым городом…
В Батуме местные культурные силы решили организовать в городском театре концерт с выступлением Есенина. По городу были расклеены афишы. Вечером
Благовест», Рязань
За что был убит Сергей Есенин
В1915 г. молодой, задорный, полный жизненных сил Сергей Есенин написал строчки, ставшие пророческими:
И меня ль по ветряному свею,
По тому ль песку,
Поведут с веревкою на шее
Полюбить тоску.
Пройдет всего семь лет, и вновь прозвучит пророчество о гибели Сергея Александровича, сказанное его близким другом, поэтом Николаем Клюевым: «Ты, обреченный на заклание... радуйся закланию своему...» — написал он в письме к Есенину. Сам поэт предчувствовал трагическую кончину. «Я буду жертвой...», — говорил он своему литературному секретарю Г. Бениславской, а за несколько дней до гибели прямо сознался В.Эрлиху: «Меня хотят убить! Я, как зверь, чувствую это!»
Жизнь Сергея Александровича, согласно последним исследованиям, оборвалась 27 декабря 1925г. в гостинице «Англетер». Что происходило тогда в этой гостинице, как именно закончилось земное существование великого поэта — покажет (будем надеяться) ближайшее будущее. Однако уже сегодня можно с большой долей уверенности сказать, что Есенин, вопреки официальной версии, был убит, а затем подвешен. И здесь сразу же возникает вопрос: «А за что, собственно, мог быть убит Есенин?»
Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам,
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам —
написал о себе Сергей Есенин. Написал просто и искренне, как впрочем, обо всем, о чем ему приходилось писать. «Я сердцем никогда не лгу», — сказано у него в одном из стихотворений. Как ни парадоксально, но именно эта позиция не устраивала большевистскую власть, считавшую, что коль человек живет в революционное время, он должен подчиняться законам этого времени. Такое мировоззрение четко определил пролетарский поэт Э.Багрицкий, говоря о своем веке, он писал:
Но если он (век) скажет:
«Солги» — солги,
Но если он скажет:
«Убей» — убей...
Сергей Есенин, с детства воспитанный на христианских, православных ценностях, проповедовал иное. В одном из юношеских писем он писал своему задушевному другу Г. Панфилову: «Гриша, в настоящее время читаю Евангелие и нахожу в нем очень много для себя нового... Христос для меня совершенство», и в другом письме: «Да, Гриша, люби и жалей людей — и преступников, и подлецов, и лжецов, и страдальцев, и праведников: ты мог и можешь быть любым из них. Люби и угнетателей и не клейми позором, а обнаруживай лаской жизненные болезни людей».
Эти строки были написаны еще до революции 1917г., направленной против так называемых «угнетателей». Казалось бы, после революции Есенин переменил свои взгляды. Ведь он приветствовал ее («Да здравствует революция, и на земле, и на небесах!») и даже записал себя в ее творцы:
Небо, как колокол,
Месяц — язык,
Мать моя — Родина,
Я — большевик
А как большевик он и мыслить, и писать должен соответственно. И, в самом деле впав в духовное помрачение (впрочем, как и большинство русского народа), Сергей Есенин написал кощунственные стихи, соответствующие революционному, богоборческому времени. Так в одном из них говорится:
Тысячи лет те же звезды славятся,
Тем же медом струится плоть
Не молится тебе, а лаяться
Научил ты меня, Господь.
За седины твои кудрявые,
За копейки с златых осин
Я кричу тебе: «К черту старое!»
Непокорный, разбойный сын.
Казалось бы, отрекся он от «старого», в котором жизнь строилась на христианском милосердии и любви к ближнему, казалось, он должен стать проповедником нового, революционного завета: если надо — солги, если надо — убей...
Однако уже в 1919г., в маленькой поэме «Кобыльи корабли», поэт, обращаясь к зверям, которые, по его мнению, стали лучше людей, говорит:
Никуда не пойду с людьми.
Лучше вместе издохнуть с вами,
Чем с любимой поднять земли
В сумасшедшего ближнего камень.
В этой же поэме есть и такие строки:
Веслами отрубленных рук
Вы гребетесь в страну грядущего.
Есенин стал понимать, что революция строится на крови, стал прозревать от «ослепившей всех свободы». Но своим чутким, поэтическим сердцем он почувствовал, что это прозрение для него может стать роковым. И вновь зазвучали в его творчестве пророческие слова:
Только сердце под ветхой одеждой
Шепчет мне, посетившему твердь:
«Друг мой, друг мой, прозревшие вежды
Закрывает одна лишь смерть».
В 1923 г. в письме А.
Жизнь - обман с чарующей тоскою.
Оттого так и сильна она,
Что своею грубую рукою
Роковые пишет письмена.
Я всегда. когда глаза закрою,
Говорю:"Лишь сердце потревожь,
Жизнь - обман, но и она порою
Украшает радостями ложь.
Обратись лицом к седому небу,
По луне гадая о судьбе.
Успокойся смертный, и не требуй
Правды той, что не нужна тебе."
Хорошо в черёмуховой вьюге
Дусмать так. тчо эта жизнь - стезя.
Пусть обманут лёгкие подруги.
Пусть изменят лёгкие друзья.
Пусть меня ласкают нежным словом.
Пусть острее бритвы злой язык.
Я живу давно на всё готовым,
Ко всему безжалостно привык.
Холодят мне душу эти выси,
НЕт тепла от звёздного огня.
Те. кого любил я, отреклися.
Кем я жил - забыли про меня.
Но и всё ж, теснимый и гонимый,
Я, смотря с улыбкой на зарю,
\На земле. мне близкой и любимой,
Эту жизнь за всё благодарю.
17 августа 1925
Снова выплыли годы из мрака
И шумят, как ромашковый луг.
Мне припомнилась нынче собака,
Что была моей юности друг.
Нынче юность моя отшумела,
Как подгнивший под окнами клен,
Но припомнил я девушку в белом,
Для которой был пес почтальон.
Не у всякого есть свой близкий,
Но она мне как песня была,
Потому что мои записки
Из ошейника пса не брала.
Никогда она их не читала,
И мой почерк ей был незнаком,
Но о чем-то подолгу мечтала
У калины за желтым прудом.
Я страдал... Я хотел ответа...
Не дождался... уехал... И вот
Через годы... известным поэтом
Снова здесь, у родимых ворот.
Та собака давно околела,
Но в ту ж масть, что с отливом в синь,
С лаем ливисто ошалелым
Меня встрел молодой ее сын.
Мать честная! И как же схожи!
Снова выплыла боль души.
С этой болью я будто моложе,
И хоть снова записки пиши.
Рад послушать я песню былую,
Но не лай ты! Не лай! Не лай!
Хочешь, пес, я тебя поцелую
За пробуженный в сердце май?
Поцелую, прижмусь к тебе телом
И, как друга, введу тебя в дом...
Да, мне нравилась девушка в белом,
Но теперь я люблю в голубом.
Ты плакала в вечерней тишине,
И слезы горькие на землю упадали,
И было тяжело и так печально мне,
И все же мы друг друга не поняли.
Умчалась ты в далекие края,
И все мечты увянули без цвета,
И вновь опять один остался я
Страдать душой без ласки и привета.
И часто я вечернею порой
Хожу к местам заветного свиданья,
И вижу я в мечтах мне милый образ твой,
И слышу в тишине тоскливые рыданья.
<1912-1913>
Простись со мною, мать моя,
Я умираю, гибну я!
Больную скорбь в груди храня,
Ты не оплакивай меня.
Не мог я жить среди людей,
Холодный яд в душе моей.
И то, чем жил и что любил,
Я сам безумно отравил.
Своею гордою душой
Прошел я счастье стороной.
Я видел пролитую кровь
И проклял веру и любовь.
Я выпил кубок свой до дна,
Душа отравою полна.
И вот я гасну в тишине,
Но пред кончиной легче мне.
Я стер с чела печать земли,
Я выше трепетных в пыли.
И пусть живут рабы страстей —
Противна страсть душе моей.
Безумный мир, кошмарный сон,
А жизнь есть песня похорон.
И вот я кончил жизнь мою,
Последний гимн себе пою.
А ты с тревогою больной
Не плачь напрасно
Надо мной.
Вечер черные брови насопил.
Чьи-то кони стоят у двора.
Не вчера ли я молодость пропил?
Разлюбил ли тебя не вчера?
Не храпи, запоздалая тройка!
Наша жизнь пронеслась без следа.
Может, завтра больничная койка
Упокоит меня навсегда.
Может, завтра совсем по-другому
Я уйду, исцеленный навек,
Слушать песни дождей и черемух,
Чем здоровый живет человек.
Позабуду я мрачные силы,
Что терзали меня, губя.
Облик ласковый! Облик милый!
Лишь одну не забуду тебя.
Пусть я буду любить другую,
Но и с нею, с любимой, с другой,
Расскажу про тебя, дорогую,
Что когда-то я звал дорогой.
Расскажу, как текла былая
Наша жизнь, что былой не была...
Голова ль ты моя удалая,
До чего ж ты меня довела?
Быть поэтом - это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.
Быть поэтом - значит петь раздолье,
Чтобы было для тебя известней.
Соловей поет - ему не больно,
У него одна и та же песня.
Канарейка с голоса чужого -
Жалкая, смешная побрякушка.
Миру нужно песенное слово
Петь по-свойски, даже как лягушка.
Магомет перехитрил в коране,
Запрещая крепкие напитки,
Потому поэт не перестанет
Пить вино, когда идет на пытки.
И когда поэт идет к любимой,
А любимая с другим лежит на ложе,
Благою живительной хранимый,
Он ей в сердце не запустит ножик.
Но, горя ревнивою отвагой,
Будет вслух насвистывать до дома:
Ну и что ж, помру себе бродягой,
На земле и это нам знакомо.
Белая свитка и алый кушак,
Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Громко звенит за селом хоровод,
Там она, там она песни поет.
Помню, как крикнула, шигая в сруб:
"Что же, красив ты, да сердцу не люб.
Кольца кудрей твоих ветрами жжет,
Гребень мой вострый другой бережет".
Знаю, чем чужд ей и чем я не мил:
Меньше плясал я и меньше всех пил.
Кротко я с грустью стоял у стены,
Все они пели и были пьяны.
Счастье его, что в нем меньше стыда,
В шею ей лезла его борода.
Свившись с ним в жгучее пляски кольцо,
Брызнула смехом она мне в лицо.
Белая свитка и алый кушак,
Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Маком влюбленное сердце цветет,
Только не мне она песни поет.
Сподобилась купить редкую книгу 2001 года издания. Автор Шубникова-Гусева "Поэмы Есенина. От пророка до чорного человека".Тираж всего 1000 экземпляров. Заказывала через Инет и ждала 2 месяца, но книга супер!!!Научное издание.Нашла ответы на свои вопросы - в других книгах нет: о встрече Есенина и Г Распутина, например.или интересно библейский подтекст в "Пугачеве" Есенина.
мой сайт "Есенин и вера"
http://eseninivera.narod.ru/index.html
письмо Есенина Н.Клюеву декабрь 1921 год
«Мир тебе друг мой! Прости,что не писал тебе эти годы,и то что пишу так мало и сейчас.Душа моя устала и смущена от самого себя и происходящего. Нет тех знаков,которыми бы можно было передать все,чем мыслю и отчего болею.А о тебе я всегда помню,всегда во мне ты присутствуешь»
ответ Н. Клюева: 28 января 1922 год
Облил я слезами твое письмо и гостинцы, припадал к ним лицом своим, вдыхал их запах, стараясь угодать тебя теперешнего. Кожа гремучей змеи на тебе, но она .я верую, до весны, до апреля урочного.
Человек, которого я послал к тебе с весточкой, повелел мне не плакать о тебе ,а лишь молиться .К удивлению моему, как о много возлюбившем…
Семь покрывал выткала Матерь- жизнь для тебя, чтобы ты был не показным ,а заветным,Камень драгоценный душа твоя, выкуп за красоту и правду родимого народа, змеиный калым за Невесту- песню.
Страшная клятва на тебе, смертный зарок! Ты обреченный на заклание за Россию, за Ерусалим, сошедший с неба. Молюсь лику твоему невещественному.
Много слез пролито мною за эти годы. Много ран на мне святых и грехом смердящимх, много потерь невозвратных, но тебя потерять-отдать Мариенгофу ,как сноп васильковый, как душу сусека, жаворонковой межи, правды нашей, милый, страшно, а уж про боль и скорбь говорить нечего.
Но мир , мир тебе ,брат мой прекрасный! Мир духу,мир крови и костям твоим!!
Ты победил пиджачных бесов,а не убежал от них, как я, -трепещущий за чистоту риз своих.
Порывая с нами Советская власть порывает с самым надежным, с самым глубоким в народе. Нам с тобой нужно принять это как знамение- ибо лев и голубь не простят власти греха ее..Лев и голубь знаки наши. Мы с тобою в львино-голубинности.Не согрешай же
Милый, в песне проклятиями, их никто не слышит…
Я целые месяцы сижу на хлебе напополам с соломой, запивая его кипятком, бессчетные ночи плачу один одинешенек и прошу Бога о непостыдной и мирной смерти…
Каждомй свой путь и гибель!..
Покрываю поцелуями твою «Трерядницу» и «Пугачева»…
Брат мой пишу тебе самые чистые слова,на какие способно сердце мое…
Радуйся,возлюбленный.красоте своей,
Радуйся, Обретший жемчужину родного слова,
Радуйся закланию своему за матьо-ковригу.Будь покоен и счастлив.
Твой брат и сопесенник .
...Да, Гриша люби и жалей людей, и
преступников, и подлецов, и лжецов ,и
страдальцев,
и праведников. Ты мог и можешь быть любым из
них. Люби и угнетателей и не клейми позором,
а обнаруживай ласкою жизненные болезни
людей. Не избегай сойти с высоты, ибо не
почувствуешь низа и не будешь о нем иметь
представления. Только можно понимать
человека, разбирая его жизнь
и входя в его положение. Все люди -одна
душа. Истина должна быть Истиной, у нее нет
доказателств ,а за ней нет границ, ибо она
сама есть Альфа и Омега. В жизни должно быть
искание и стремление,без них смерть и
разложение...
Живи так ,как будто сейчас должен умереть,
ибо это есть лучшее стремление к Истине.
Счастье-удел несчастных, несчастье-удел
счастливых. Ничья душа не может не
чувствовать
своих страданий, а мои муки- твоя печаль,
твоя печаль- мои терзанья...
Есенин всегда сознавал себя законным наследником русской духовной культуры. Традиции православной литургики, иконописи, молитвы органично впитались в духовный контекст его творчества, в образную плоть его стиха. К сожалению, данная область есенинской поэтики исследована недостаточно, а ее «молитвословный» элемент с точки зрения его генезиса и эстетических функций не изучался вообще. Настоящая статья представляет собой первую попытку системного анализа указанной проблемы.
Есенин с его культовым отношением к Слову («слово для меня самоценно» 1), что вообще было свойственно большим русским поэтам, видел в молитвенном творчестве первообраз подлинного искусства. «У прозревших слово есть постижение огня над ним», — писал он, имея в виду евангельский эпизод о сошествии Св. Духа на апостолов, вследствие чего они обрели способность к пророчествованию2 Поэт сочувственно цитировал в своем трактате «Отчее слово» (1918) фрагмент проповеди одного из духовных пастырей русского средневековья: «Выбирайте в молитвах своих такие слова, над которыми горит язык Божий, — говорил Макарий Желтоводский своим ученикам, — в них есть спасение грешников и рай праведных... » (5, с. 181),
Интерес Есенина к языку церкви, к жанрам церковной гимнографии вполне объясним тем, что поэт относился к творчеству как к священнодействию и настоящим художником считал того, кто «провожает слова с помазанием» (5, с. 238), ибо согласно его интерпретации библейской «Книги Бытия», «слово изначально было тем ковшом, которым из ничего черпают живую воду» (5, с.181).
Присущее многим русским поэтам, начиная от Пушкина, Баратынского, Лермонтова, понимание того, что поэзия есть младшая сестра молитвы, ее мирской «двойник», было свойственно и Есенину. Искренность, простота, естественность сердечного порыва, характерные для православной молитвы и столь родственные есенинскому мирочувствованию, заключали в себе, с точки зрения поэта, высший этический и эстетический канон и для творящего вне церковной традиции. Эта мысль лежит, в частности, в основе оценки Есениным поэзии своего собрата по «крестьянской купнице» Петра Орешина и его книги стихов «Зарево»: «В наши дни, когда «Бог смешал все языки», когда все вчерашние патриоты готовы отречься и проклясть все то, что искони составляло «родину», книга эта как-то особенно становится радостной, — писал Есенин в 1919 году. — Даже и боль ее, щемящая, как долгая заунывная русская песня, приятна сердцу, и думы ее в четких и образных строчках рождают милую памяти молитву (выделено мной. — О.В.), ту самую молитву, которую впервые шептали наши уста, едва научившись лепетать: «Отче наш, иже еси...» (5, с. 184-185).
Анализ духовного контекста есенинского творчества со всей очевидностью показывает, что поэт прекрасно знал основной корпус текстов «Православного молитвослова». Раннее приобщение к молитвенной практике было обусловлено влиянием деда и бабушки, с трехлетнего возраста водившей внука по окрестным монастырям. В стихотворении «Письмо деду» (1924) поэт памятливо воссоздает названия молитв, которым обучал его дед: «Достойно есть» и с «Отче наш», «Символ веры».
Азы духовных дисциплин Есенин постигал в Константиновском земском четырехгодичном училище в 1904-1909 годах. Постановка учебного процесса здесь была достаточно серьезной. Начиная с 1 класса изучались не только Закон Божий, но и «чтение и письмо церковнославянское», в 4 классе уже на более системной основе преподавался церковнославянский язык, чтение Евангелия с переводом на русский язык. Каждому ученику выдавался «Учебный часослов» Широко практиковались классные сочинения на духовные темы: «Храмовый праздник», «Встреча Пасхи», «Троицын день», «Путешествие в Богословский монастырь» От учащихся требовалось твердое знание молитв3.
Важно отметить и факт непосредственного участия юного Есенина в праздничных службах родного прихода. Как вспоминала его односельчанка и сверстница М.И. Копытова, «по большим праздникам он в церкви на клиросе пел. Голос у него был мягкий, немного сиповатый. А мы подойдем поближе и дергаем его. Он терпит, терпит, а потом рассмеется. Батюшка так грозно на него посмотрит, он затихнет»4.
Знание молитвенных текстов, сыгравшее впоследствии большую роль в обогащении поэтического лексикона и образного мышления Есенина, было особенно глубоко усвоено им в Спас-Клепиковской церковно-учительской школе, где будущий поэт обучался в 1909-1912 годах.
В фондах Спас-Клепиковского филиала Государственного музея-заповедника С.А. Есенина хранятся неопубликованные либо малоизвестные широкому кругу исследователей воспоминания однокашников Есенина, а также других учащихся, заканчивавших данное учебное заведение примерно в те же годы. Из воспоминаний явствует, что участию в богослужениях и молитвословию в школе уделялось большое внимание. Так, учащиеся обязаны были регулярно посещать местную Спасо-Преображенскую церковь.
По свидетельству сверстника Есенина К.С. Марушкина (1896 г. р.), «все ученики в субботу и воскресенье ходили в церковь,