Информация с Мультик.Ру
Наверное не всем известно, что ежик из мультфильма "Ежик в тумане" срисован с писательницы Петрушевской и говорит, как Одри Хепберн. Прототипом ежика стала известная писательница Людмила Петрушевская, которая тогда работала вместе с режиссером Юрием Норштейном над сценарием другого его анимационного фильма - "Сказка сказок". До этого ее профиль уже один раз вдохновлял мультипликаторов: они срисовали с него... клюв цапли из мультфильма "Цапля и журавль". Озвучивала Ежика 53-летняя актриса Мария Виноградова. Ее же голосом говорят мультяшные Маугли и дядя Федор из Простоквашина и даже кинозвезда Одри Хепберн.
Кстати, Норштейн был одним из первых, кто придумывал для мультфильмов спецэффекты и делал их буквально вручную. Например, туман создавался так: фигурку ежика клали на белый фон, а на него - тоненькую кальку. Картинка проецировалась на экран, и когда кальку начинали медленно приподнимать, появлялся туман, в котором и растворялся Ежик.
- Мне в детстве врач сказал: "Если ногти грызть не перестанешь, вырастешь идиотом".
- Ну? И почему же вы не перестали?
(Анекдот из недавней газеты)
[699x496]
Апофил:
В школе, если помните, рассказывали, что есть такой "Основной вопрос философии".
Что первично: материя или сознание?
И, значит, в зависимости от вашего выбора вы являетесь, соответственно, материалистом или идеалистом.
А ещё говорили, что идеалисты бывают двух видов: субъективные и объективные.
Вот вы, какой?
Непофил:
Я - никакой. Меня это вообще не интересует. Вы же обещали не приставать с личными вопросами.
Апофил:
Не буду, не буду.
Я полгода назад случайно натолкнулся на дневник какой-то женщины в лиру. Он в первом же посте начинался с заявления о том, что женщина эта рада любому посетителю её дневника, но только, чтобы читатель был человек религиозный.
Так там и было написано: "Если вы человек не религиозный, то вы мне просто не интересны."
Вот вы к этому, как относитесь?
Непофил:
Ну я не расположен к такому крайнему отношению к людям. Иначе бы я сюда и не пришёл.
Но что-то в этом есть.
Религиозный человек имеет, как бы ещё одно измерение, дополнительную глубину, которой вам, примитивным материалистам не понять. Только Вера может объединить людей, приподнять их над бездуховным материальным миром, придать надежду и смысл жизни.
Апофил:
Это звучит хорошо, но что же вы понимаете под этим словом - Вера?
Непофил:
Я и не подумаю давать этому определение. Верующий человек меня поймёт, а вам непременно нужно всему дать определение, свести к физическим законам. Так вот нет. Нельзя весь мир и человека объяснить одной только физикой.
Вы же сами сказали, что это дело выбора. Так вот я и выбираю, верить мне или нет. И людей предпочитаю с Верой. Тех, кто, несёт в сердце своём это чувство, хотя никому об этом не объявляет, кто верит, что каждому придётся держать ответ за деяния свои на земле.
Апофил:
А правильно ли я понимаю, что вера - это принятие какого-нибудь утверждения, идеи, ощущения или правила абсолютно, без сомнения, размышления и колебания. В том первозданном виде, в котором оно вам поступило, независимо от того, откуда это поступило: от папы с мамой, святого отца, вождя народов, внутреннего голоса?
Верю и всё.
Правильно ли я понимаю под Верой обязательное отсутствие сомнений? Ведь сомневаться - это значит не верить.
Непофил:
Ну это вы пытаетесь перевести разговор на свои рельсы. Вам бы во всём усомниться, всё определить, разложить и уничтожить.
Такие, как вы всегда пытались низвести любое чудо, любое служение и божественное предназначение человека на уровень животных инстинктов. Будто бы неуправляемый случай, бездумное подбрасывание монеты могли создать этот замечательный, божественный мир. Как хорошо, что избегают таких, как вы, и всё же находят дорогу к Храму.
Верить - это не значит доверять всем и каждому. Вера - это то, что нужно чувствовать.
Апофил:
А вы не боитесь того, что чувства могут вас обмануть?
Непофил:
Меня могут. Но всех не обманут.
Вот вы, например, верите, что бога нет. Это ведь тоже вера. Или вы чувствуете? А вы-то, вы не боитесь обмануться?
Люди тысячелетиями верили, переписывали божественные тексты, данные свыше. А вы и такие, как вы сомневаются.
А что вы, собственно можете предложить взамен? Коммунистическую идею?
Апофил:
Ну, слово "верю" не очень подходит для атеизма. Просто гипотеза бога, создателя, никак не подтверждается всей человеческой практикой и наукой. Как бы вам, или даже мне этого ни хотелось.
На дворе 21-й век.
Я прихожу к выводу, что взрослые любят сказки больше детей. Больше своих детей.
Непофил:
А вы хотите абсолютно всех лишить сказки? Рассказать, что Дед Мороз - это алкоголик с бакалеи, а Снегурочка - привокзальная проститутка.
Боюсь, что та женщина из Ли.ру права.
Извините, но мне нужно уходить. До свидания.
Апофил:
До свидания. Надеюсь, что мы друг на друга не в обиде. Пожалуйста, приходите через неделю.
- А любите ли вы Кафку?
- Очень! Особенно грефневую.
(Анекдот из недавней газеты)
[220x278]
Апофил:
Так как-то получилось, что с детства мне от родителей досталась в отношении к людям, знакомым и незнакомым, оптимистическая гипотеза. Она и сейчас меня не покинула, но к сожалению, в несколько настороженном виде.
Гипотеза заключалась в том, что каждый, встреченный мною человек, независимо от его возраста, пола, происхождения и образования честен с самим собой, хочет узнать об окружающей действительности правду и, что, к тому же, любой из людей,
несколько умнее меня. Сам то я всегда ведь был неповоротливым тугодумом.
Такое отношение распространялось на авторов книг, начальников, преподавателей, политиков.
Увы. Мне достались немалые разочарования.
За годы поиска единомышленников или оппонентов, не слишком, впрочем, интенсивного поиска, я, к сожалению, убедился, что у значительной массы людей в голове настоящая каша.
Интересно, что каша эта наблюдается вне зависимости от образования, социального положения и уверенности в суждениях.
Вообще-то кашу я люблю. Любую. Умело приготовленная, хорошо заправленная, слегка подсолённая или подслащённая каша из разного крупяного материала, да ещё на голодный желудок, может доставить весьма утончённое вкусовое удовольствие.
Но не в голове. По крайней мере в моей.
Друг мой. Я вовсе не засушенный сухарь.
Даже сейчас ещё люблю посмеяться и влюбиться, могу заплакать или вдруг унестись на фантастической волне в края прекрасные и незнакомые, где ангелы летают невесомые и сказки нежные на ухо шепчут мне.
Но, коли уж я намерен пофилософствовать, то постараюсь быть аккуратным и объективным. Потому, что не хочу и боюсь обмануть себя, вас и тех кто доверчиво, или с недоверием, осиливает всё же прочитывать несерьёзные эти разглагольствования.
Под философствованием я понимаю, не что иное, как поиск истины. Что я понимаю под истиной, а это просто, я объясню чуть позже.
А пока, рискуя повториться, скажу лишь, что целью размышлений является попытка видеть себя, людей, весь мир и всё, что происходило, происходит и произойдёт, как можно правдивее, честно, таким, как оно есть. Независимо от того, какой бы неприятной, некрасивой, противоречащей расхожим представлениям эта правда ни казалась.
Я заметил, что немало людей, даже среди тех, кто относит себя к философствующему меньшинству, склонны и даже настоятельно предпочитают принимать собственные фантазии и желания за философствования, нисколько не беспокоясь об истине, как таковой.
Это замечательно: литературные метафоры, художественные образы, душевные сопереживания, привлечение единомышленников, развенчание противников и восхваление любовников. Но истина?...
Непофил:
- Ну вот вы и зациклились на этом словечке. Пригласили меня послушать и поспорить. А я всё молчал. Куда, думаю, это вы клоните?
Теперь понятно. Какая такая Истина? Всем давно известно, что истина не достижима, и что заниматься её поисками глупое занятие.
Я знаю, что вы пригласили меня потому, что вам не нравится моя религиозность. Я имел неосторожность обмолвиться об этом в разговоре с вами. А я и не собираюсь с вами спорить. Потому, что это глупо. Вообще не хотел приходить. А потом решил всё же послушать, как вы запутаетесь.
Апофил:
- Честное слово, я не хочу вас обратить или обидеть. Мне действительно нужен оппонент, и вы показались мне интересным, подходящим для этого человеком. Мы ведь давно знакомы, но я специально попросил не переходить на Ты, чтобы сохранить корректность общения.
К сожалению вы вступили поздно, и у нас уже нет времени для продолжения диалога.
Приходите, пожалуйста, в выходной. Я вам позвоню.
Непофил:
- Не знаю. Скорее всего не приду.
Апофил:
- А чего вы боитесь? Вам страшно, что я развенчаю вашу веру? Заставлю поколебаться?
Непофил:
- Да нет. Думаю, что вам это всё равно не удастся. Ваши грубые материалистические теории мне давно известны. Я много читал.
Они ничего не объясняют. Вы только и можете придумывать разные обзывалки: "каша", "опиум для народа". А предложить что-то толковое, что смогло бы облегчить жизнь, дать просветление - это навряд ли. Зачем же заниматься пустой тратой времени? Например, сегодня чего вы мне сообщили?
Апофил:
- Каша была на завтрак, а у нас с вами будут ещё обеды.
Непофил:
- Да я и в прошлых ваших постах, которые вы просили почитать, особых мыслей не заметил. Одни угрозы.
Апофил:
- А вы
Зачем философствовать?
Надо ли размышлять о сути жизни?
Стоит ли задаваться ненужными вопросами? Пытаться всё обьяснять? Понимать?
Говорят, что всё понять и обьяснить невозможно.
Многия знания порождают многия печали.
Не лучше ли просто жить и слушать, что умные люди говорят? Всё ведь уже давно придумали.
Да и позволительно ли, возможно ли нам, слабым людям, несовершенными своими мозгами пытаться понять Великий Замысел?
Многие, покруче тебя, пытались это сделать, тратили на это всю жизнь. И что?
Почитай классиков, послушай пророков, погуляй по интернету.
[403x600]
Кончай компостировать мозги терпеливым читателям своими бреднями, "Сенека".
- Да я ведь ещё и не начинал...
- Ах! Так ты ещё не начинал? Поди, проспись!
- Но я хотел поделиться... пока жив... может кому интересно?
- Иди, иди! Фейербах, недоделанный!
Несколько позже моего знакомства с Брейгелем отец случайно приобрёл книгу фотографий и стихов-велибр "Чёрная шкатулка".
"Книга Людвика Ашкенази "Чёрная Шкатулка" вышла в Чехословакии в 1964 году.
...
Чёрная шкатулка" была одной из примет "шестидесятых" и осталась такой в памяти многих людей того поколения - и из бывшей Чехословакии, и из бывшего Советского Союза.
...
Людвик Ашкенази родился в 1921 году. Учился в университете города Лемберга (Львов) на факультете славистики.
В 1939 году, когда советские войска вошли в Западную Украину, он, как и многие другие, был интернирован и вывезен в Казахстан.
В 1942 году вступил в Чехословацкий корпус полковника Свободы (потом - генерала, потом - президента Чехословакии) и с ним вернулся на родину.
...
В 1968 году эмигрировал из оккупированной Чехословакии.
...
Только недавно я прочёл, что жил он в Германии, писал радиопьесы и сказки для детей, умер в 1986 году в городе Бальцано, в Италии, так и не увидев больше своей Праги.
"
(Александр Лейзерович, автор перевода)
[699x511]
Правда.
Иногда от нечего делать
люди начинают спорить,
какова же она -
правда?
Один бойкий юноша
попросивший слова в подобном споре,
сказал:
Я знаю, где она живет, она
прекрасна.
Да иди ты... - сказали ему, - иди...
Юноша понял это буквально и пошел.
Между прочим, он и впрямь знал,
где живет правда
Ему сказал об этом дядя,
отставной полковник, служивший прежде
в разведке и живший на покое
где - то рядом.
Юноша подстерег правду на углу перед домом.
Она как раз выносила золу из печки.
Остановил ее и сказал:
- Простите, я знаю о вас все. Вы правда,
пожалуйста не отпирайтесь.
И пристально в нее вгляделся,
и к огорчению увидел,
что она ни капли не красива.
Правда была старой облезлой,
изрядно потрепанной жизнью.
Все ее знали в этом переулке,
названном в честь одного депутата,
и даже перестали с ней раскланиваться.
- Ах, - сказал юноша, я оказался
в глупом положении, пани.
Если вы и в самом деле правда, то я влип!
Вот не думал что правда так стара
и так обычна. Прошу прощения.
Как опишу я вас своим друзьям?
Я заключил пари, что вы прекрасны!
- А ты соври дружок, - сказала правда. -
Скажи: Я встретил правду,
ну и фигурка!
Какие бедра, какие икры,
Упругие как сбитень!
И величавая осанка, и выступает словно пава!
Ох, девка, братцы, пальчики оближешь,
секс - бомба, факт!"
- Ври, сколько влезет, милый, сказала правда. -
Трави на всю железку! -
и с горечью, о боже, с какой горечью
смотрела ему вслед,
пока он проходил по переулку,
ведущему к центральному проспекту.
Он внял ее совету
и стал специалистом.
по части правды.
Теперь он знал о правде
все.
В 1964 -м году мне было семнадцать лет. Я провёл целый месяц в Ленинграде у своего дяди Лёвы, старшего брата отца, военного врача в звании подполковника, и его жены Евгении Давыдовны.
Они жили в Озерках. Каждый день в течение этого месяца я утром отправлялся электричкой в Эрмитаж и возвращался после закрытия.
Помимо прочего, у Евгении Давыдовны была гигантская библиотека, а в ней меннее 2000 книг, большей частью связанных с историей, архитектурой и живописью.
Вот тогда-то я и познакомился с творчеством Питера Брейгеля (мужитского).
Этот художник оказал сильнейшее воздействие на становление моего, тогда ещё неустановившегося мировоззрения.
Брейгеля назвали мужицким уже потом, за его картины, в которых он изображал простых крестьян. Тогда, в 16-м веке, это не было принято.
Нередко Брейгеля ставят рядом с Иеронимом Босхом, тоже жившим в Голландии на четветь века раньше Брейгеля и, несомненно, оказавшего влияние на Питера.
Но моё сердце более тяготеет к Брейгелю потому, что у него меньше фатасмагорий, которыми они сходны сильнее всего, а брейгелевский взгляд на мир с полуптичьей высоты. Его отстранённость, способность показать тщету и суету расхожих человеческих заблуждений.
У Брейгеля нет героев, нет личностей. Люди на его картинах не видят друг-друга.
Эти фигурки, это копошение жизни. Окружающей красоты природы они тоже не видят. Они смотрят внутрь себя, заняты своими делами или развлечениями, но не раздумьями или созерцанием окружающего прекрасного мира.
Они совсем не похожи на нас.
И везде свидетели - птицы.
Между прочим, там где Брейгель прямолинейно декларирует свои идеи, например, в "Падении Икара" декларируется тщетность и ненужность бессмысленного подвига, именно эта прямолинейность нравилась мне меньше всего.
Мне кажется, что, не считая пейзажей, многим людям картины Брейгеля нравиться не должны. Очень уж некрасивы там люди. Обидно.
Для меня же семнадцатилетнего, ищущего, было тогда очень важно обнаружить художника, который ещё четыре сотни лет назад сумел углядеть и показать наивность и несерьёзность человеческого бытия, сумел подняться над средневековой ограниченностью и отказаться от пафоса, столь свойственного "поющему тростнику".
[690x500]
Картина, которую я здесь показываю, называется "Безумная Гретта". Это картина заслуживает детального рассмотрения.
К сожалению, я не располагаю её большой копией.
Безумная Гретта идёт по земле и видит то, чего не видят люди, увлечённо, самозабвенно занятые глупостями.
Чего только они не выделывают, эти небезумные люди, иные из которых просто без головы?
И всё всерьёз.
В лесу смеркалось…
Нет ничего замечательнее, чем весенний вечер в лесу. Нет ничего умилительнее, чем Ёжик и Медвежонок вечером в весеннем лесу.
Пробираясь сквозь молодой кустарник, опылённый салатовой апрельской дымкой, Ёжик и Медвежонок играли в замечательную игру – они по очереди сочиняли песенки друг про друга. И им было так хорошо, что совсем не хотелось расходиться по домам.
«Медвежонок, а давай посидим возле Костра?»
И они запалили Костёр. Слоистый весенний воздух смешался с лёгким дымком. Пахло апрелем, надеждой и радостью.
«Знаешь, Медвежонок, что я сейчас подумал: неужели Дождику не скучно одному?»
«Почему ему вдруг должно быть скучно?»
«Ты только представь себе: мы сейчас с тобой сидим вдвоём возле Костра…Разговариваем…Песенки поём…А он…Он совсем один…Совсем один в своей серой тучке!»
«Ты хочешь позвать его к нам? Но ведь тогда он испугает наш Костёр…»
«А мы…Мы укроем Костёр зонтиком!»
« Но ведь Костёр такой большой, горячий…Твой маленький зонтик сгорит…»
« А мы попросим Костёр стать меньше! Мне кажется, он с радостью согласится – ему, наверное, тоже жалко одинокий Дождик!»
Ёжик подполз к самому огню и начал тихонько шептаться. Костёр, казалось, услышал его и начал становиться всё меньше и меньше – но – ярче и ярче…Когда Костёр превратился в солнечную малютку-звёздочку, Ёжик посмотрел на Медвежонка и хитренько улыбнулся: «Ну что, теперь можно и дождик звать?»
Ёжик и Медвежонок взбежали на пригорок и закричали радостно: «Дождик! Дооооождииииииик! Выходи гулять!»
Дождик услышал их. Сперва застенчиво и робко, а затем безудержно радостно он начал целовать их блестящие чёрные носики. Друзья засмеялись и побежали к своему Костру-Звёздочке, открыли зонтик.
Так они и гуляли впятером: Ёжик, Медвежонок, Костёр-Звёздочка, Дождик и…Радуга, окутавшая собой всю эту тёплую компанию.
Улыбалась Весна…И никто не чувствовал себя одиноким…
Приобщившись к чтению, я вскоре понял, что одним только прочтением книжек, если и удастся разгадать секреты жизни, то очень нескоро. Нужно было, по возможности, начинать практическую исследовательскую деятельность.
[614x364]
Во мне всегда, с пелёнок, имелся огромный интерес и даже любовь ко всему живому, а в детстве, как у всех детей, особенно.
Я мог часами рассматривать какого-нибудь червячка или муху. Сейчас тоже могу.
Меня потрясала САМОСТЬ любого живого существа, ощущение моей общности с каждым поросёнком или комаром.
Откуда взялось это чудо, исполняющейся самой по себе жизни, двигающееся, пугающееся, куда-то деловито спешащее?
Большинство из моих детских мечтаний занимали надежды получить под свою опёку какую-нибудь животинку.
Я бы никогда не причинил боли своему живому владению, но кроме желания отдать ему любовь, я надеялся разгадать также и его тайну.
На кошку рассчитывать не приходилось.
Крохотная, девятиметровая комната, в которой мы с родителями жили, не оставляла никаких шансов.
Взрослые, правда, смилостивились, и мне купили щегла.
Красивая птица сидела в маленькой клетке, щёлкала семечками, мусоря повсюду, и не слишком приветствовала попытки дружеских исследовательских контактов.
К счастью, кое-какие загадочные живые существа в окрестностях всё же имелись.
Это были девочки.
Оказалось, что девочки тоже имели склонность к научным исследованиям, в отличие от других живых, таких, например, как кошки.
Когда мне исполнилось 7 лет, я считал себя открывателем тайн девчачьей анатомии.
- Вот, - думал, - вырасту и посвещу погрязшее в неведении человечество
в раскрытые мною секреты природы, в то, как там всё устроено.
Немного погодя, выяснилось, что добытые сведения всё же недостаточно глубоки, и что этот обьект требует более обширного и углублённого изучения, прежде, чем докладывать об открытии в заинтересованных детских, научных и общественных кругах.
К тогдашнему моему сожалению, значительное расширение научной деятельности в недоисследованной области вскорости затруднилось из-за различного рода препятствий, но совсем не закончилось.
Так я ведь и не разгадал эти тайны. До конца.
Ночью дул сильный ветер. Ветер был такой холодный и так сильно стучал в окно, что Ёжик не мог уснуть. Он лежал, уткнувшись в подушку, и тихонько плакал. Ёжик боялся, что Ветер принесёт с собой много-много снега, который засыплет его маленький домик. «Медвежонок придёт ко мне, а домика не видно…И он подумает, что заблудился. И ему станет страшно – как мне сейчас. Бедный Медвежонок, он ведь придёт, чтобы навестить меня, принесёт малиновое варенье и мёд, чтобы лечить мою простуду. А домика не увидит!»
Ветер стал ледяным. Он бил изо всех щелей. Ёжик продрог. Его мучила температура и знобило. «Как страшно!» – подумал Ёжик. Съёжился, натянул тонкое одеяльце до самого носика, зарылся в подушку и заплакал ещё тише и жалобней.
Ветер стучал сильней и сильней…И вдруг прокричал негромко: «Ёжик…Ёжик! Ты спишь?»
Ёжик встрепенулся. На измученной простудой мордочке затеплилась улыбка.
- Медвежонок? Ты? Ты пришёл ко мне? Но ведь в лесу ночь, Ветер и…так страшно!
- Понимаешь, я вдруг подумал, что, действительно, в лесу страшно, а ты совсем один. И как всегда мёрзнешь под своим маленьким одеяльцем! А ещё я испугался, что ветер принесёт с собой снег, и он запорошит Звёзды над твоей крышей. Ты ведь болен, ты не можешь их почистить. И они тоже замёрзнут, заболеют и…погаснут.
- Какой ты замечательный, Медвежонок! – прошептал Ёжик и улыбнулся в свой мокрый носовой платочек, - Какой ты замечательный!
А Медвежонок уже сновал по домику, ставил самовар, затапливал печку…Потом он залез на крышу и стал укрывать одеялками звёзды, чтобы те не замёрзли.
А потом…Потом Ёжик и Медвежонок пили чай из чашек в красный горошек. И Ёжик рассказывал Медвежонку сказку про маленькую Звёздочку, которая умела танцевать самбу.
Когда мне было шесть лет, я очень захотел понять весь этот загадочный мир, в котором непонятным образом оказался:
природа, люди внутри и снаружи, общество, разные животные, музыка, автомобили, кино, девочки, вселенная, цветы и мороженное "Эскимо".
Откуда это всё? Как оно устроено? Почему всё так?
[699x463]
Взрослые, к которым я обращался с настырными вопросами не очень-то удовлетворяли мое любопытство.
Они либо отмахивались, либо расказывали какую-нибудь сказку, а чаще всего предлагали мне подрасти, научиться читать, закончить школу и тогда я всё узнаю из уроков и книг.
У меня даже возникло подозрение, что они сами не знают ответов.
Тогда же я сам себе и пообещал, обязательно разобраться во всех этих вопросах даже, если взрослые и их советы не помогут.
Первым делом я научился читать.
Быстро забраковав тонкие детские книжонки со сказками, стишками и толстовскими поучительными историями, я уцепил книгу Бориса Житкова "Что я видел". Она была потолще. В ней рассказывалось про мальчика Алёшу, которого называли Почемучкой.
Меня подкупило название и начало.
Уже тогда я заметил, что наиболее коварным из всех вопросов: "что?", "где?", "когда?", "сколько?", "как?"... является вопрос "почему?".
Вразумительный, правдоподобный ответ на этот вопрос удаётся получить очень редко.
Однако книга про почемучку меня, шестилетнего, разочаровала.
Она явно была написана для малолеток и рассказывала о простых вещах. которые я знал ещё лет пять назад.
Следом мне попался "Таинственный остров" Жюля Верна. Название и толщина книги многое обещали. Хотя книга мне понравилась, но ответов на мучившие меня вопросы бытия там не нашлось.
С тех пор пошло-поехало.
В детском и молодом возрасте я много перечитал. Кое-что понял, а что-то совсем перестал понимать.
Но шестилетнюю свою задумку я не забыл.