Настроение сейчас - горчащий мед

Палую листву ветер гонит
По некогда цветущим землям,
Вянет цвет нифредиля
От дыма горящих деревень.
Своими кровью и слезами
Мы омоем дорогу другим.
Ведь все, что нам осталось –
Это наши мечи и гордость,
А в сердцах живет лишь память
О величии ушедших дней.
Но, когда честь перемешана
С грязью дорог, что ты ответишь,
Потерянный друг мой,
В час нового рассвета,
Что уже не для нас…

(с) Гэллиан, 10 дек 2007

Настроение сейчас - задумчивое, туманное

Это просто дождь,
Зеркала иллюзий.
Ты уже не ждешь,
Завязался узел.

В пламени свечи
Перекресть прицела.
Только не молчи,
Ты же так хотела.

Разбежаться ввысь
Прямо на осколки.
Приказать: "Дерись!"
Как другие волки.

Рваное на снег,
Ты же так хотела.
Набирай разбег,
Холодеет тело.

Остывай и вновь
В призрачную битву.
Сдерни, как покров,
Смятую молитву.

Для тебя ведь нет
Ничего святого,
И хранит от бед
Только тяжесть слова.

Для себя сама
Скудость милосердья,
Раздаешь сполна
Поцелуи смерти.

Разрываешь цепь,
Чтоб сплести другую.
Накрывает степь
Чашу медовую.

Но уже не ждешь,
Ты же так хотела.
Прорасти сквозь рожь,
Разлететься пеплом.

Слезы не дрожат
В зеркалах иллюзий.
Ты - моя душа,
Завязался узел.
(с) Гэллиан, 5 авг 2006

Настроение сейчас - задумчивое

Воды туманным укроются саваном,
Сосны поют погребальную песнь
Тем, кто, прикрывшись разорванным знаменем,
В травах ночных упокоится здесь.

Росные капли опавшими звездами,
Стынут в груди наконечники стрел.
Так и останется просто вопросами
Все, что когда-то сказать не успел.

Песнь не дописана, сны не разгаданы.
Кто-то решил, что я жить перестал.
Кружат вдали надо мною, нежданные,
Словно стервятники – ангелы сна.

Смежатся веки, за темными далями
Снова увижу родные холмы.
Снова пройду между маками алыми,
Снова услышу полет тишины.

Вновь поднимусь полустертою тропкою,
Из-под руки огляжу поворот.
Выбежит Смерть непослушной девчонкою
Старого друга встречать у ворот.

И рассмеется задорно, нетленная,
В омуте глаз бесконечность времен.
«Здравствуй. Устал? Уж постель приготовлена».
По ветру золото кос, словно лен.

Я улыбнусь, опьяненный мгновением,
Молча любуясь ее красотой.
Как же хочу раствориться в забвении,
Чтобы навеки остаться с тобой.

Но не сорвется растерзанным шепотом
Имя твое с холодеющих губ.
Имя принявшей когда-то безропотно
Душу мою из протянутых рук.

Тихо вздохнула, печалью охвачена –
В шелке волос колокольцы звенят.
Та, что Судьбою нам всем предназначена,
Нежной улыбкой отпустит меня.

Всходит Луна над поляной поверженных,
Филин чела осеняет крылом.
Но разливаются в кронах безветренных
Отзвуки рога, горя серебром.

Крики тревожные, лай, пламя факелов,
Ржанье коней, тихий шелест молитв.
И облегчение радостных возгласов
Эхом в ушах: «Менестрель еще жив!»
(с) Гэллиан, 5 нояб 2005

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! Данный рассказ был написан под влиянием первой книги Глена Кука из цикла «Черный Отряд». Рассказ является стебным, так что просьба к фанатам ЧО не слишком сильно пинать меня ногами. А то я могу написать что-нибудь еще более омерзительное))) Кроме того, рассказ занимает 14 word’овских листов 12-го шрифта Times New Roman, так что перед прочтением настоятельно рекомендуется перекачать его на ваш (или чужой) хард. В противном случае, пеняйте на себя.

Настроение сейчас - чайное

Был ясный, приятный полдень. Легкие облака беспечно прогуливались по пронзительно-голубому небу, перекидываясь с ветвями деревьев последними новостями. Свежий ветерок шелестел в листве, играя в догонялки с местными белками. И окружающий лес был бы совершенно чист и беспечен, если бы не одно обстоятельство. Обстоятельство это весь исход ночи и утро потратило на то, чтобы выкопать из подходящей могилы достаточно свежий труп и перенести его на облюбованную полянку, так что видок имело соответствующий. Сапоги были по щиколотку в земле, порты на коленях слегка измазаны, а небрежно свернутый плащ валялся рядом с раскрытой сумкой. Сам же некромант скептически оглядывал материал, одновременно закатывая рукава. Лежащий у его ног труп мужчины был не самым свежим, но достаточным, чтобы сделать из него вполне кондиционного зомби. Гэллиан выудил из кармана длинный тонкий шнурок и неторопливо заплел волосы в косу. Потом еще раз оглядел местность, проверяя не вывалится ли на него какой случайно забредший крестьянин, а заодно не слишком ли нагло он сам потревожит покой принявшего его места. Судя по восседшему на ветку старого ясеня здоровенному черному ворону - нет. Некромант кивнул беспристрастному свидетелю и достал нож.
Через несколько часов, когда солнце уже ласково касалось закатными лучами верхушек деревьев, некромант разогнул усталую спину. Что поделать, но дважды сломанный позвоночник поневоле давал о себе знать, и Гэллиан, недовольно морщась, повел плечами, загоняя ненужную боль в глубину сознания. Труп был препарирован и зашит. Аккуратно разложенный по местам ливер влажно поблескивал: сердце, легкие, печень, желудок с частью кишечника и гениталии. Все мягкие ткани были тщательно удалены, мозг, растворенный специальным настоем, выкачен, менее важные части тела, не используемые в самом обряде, зарыты в стороне. Некромант тщательно оттер руки и инструменты и установил на каждом органе переломленные косым крестом палочки возжиганий. Теперь можно было приступать к самому обряду, но оставалась одна маленькая деталь.
Гэллиан наклонился над телом, почти опустившись на колени и занес ладонь над лицом будущего зомби. Пальцы некроманта странным образом изогнулись, ногти удлинились, превращаясь в острые, длинные, костистые когти, кожа стала неестественно серо-желтой, почти такой же, как и у трупа. Он ловко подцепил оба глазных яблока и одним движением вырвал их из глазниц. Встал, задумчиво глядя на трофей, потом слегка ненормально улыбнулся и бросил окровавленные комочки плоти высоко в воздух, по направлению к ясеню. Ворон бесшумно снялся с ветки и на лету поймал подношение. Так же безмолвно вновь опустился на насиженное место, немигающе глядя на то, как некромант с видимым удовольствием облизывает постепенно становящиеся человеческими пальцы. Вот теперь все было готово.
Гэллиан вышел из вырезанной на земле фигуры и отточенным жестом метнул в круг нож. Лезвие ушло по самую рукоять, но даже сквозь слой почвы было видно, как засветились белым выгравированные руны. Одновременно разом загорелись все пять костерков, бледно-лиловое пламя бездымно окутало тело. Пентаграмма под ним тоже светилась, от земли медленно, но уверенно поднимался призрачный свет, замыкая вокруг сосуда охранную стену. Гэллиан смотрел на колеблющееся у его ног пламя. Он изменился. Лицо осунулось, скулы заострились, кожа стала белой, с нездоровым желтым оттенком, и на ней еще четче обозначились шрамы. Под глазами и в углах губ лежали тяжелые тени, грязно-седые волосы немилосердно трепал поднявшийся потусторонний ветер. А сами глаза невыносимо горели желто-зеленым пламенем, льющимся сквозь полуопущенные веки. Ему не нужны были слова, не нужны были знаки или жесты. Он просто вливал свою силу в безжизненное тело, привязывая чужую душу к неживой оболочке. Послушную, безвольную, столь же мертвую, как и он сам. Ставшее серым, словно бы выцветшим, пламя взметнулось ввысь, словно пыталось дотянуться до самого неба, пронзительно закричал, расправив мощные крылья, ворон. А потом пламя так же внезапно опало, сожженные до тла органы разлетелись невесомым пеплом, а глазницы новорожденного зомби загорелись таким же ядовито- желтым пламенем, что и глаза хозяина. Ритуал был окончен. Некромант улыбнулся, вновь возвращая свой прежний облик, и, протянув руку, разорвал уже бесполезный защитный круг.

Настроение сейчас - все то же

Зов крови-1
...На великой охоте начинается день,
Пляшет солнечный знак на струне тетивы...

Память странная штука. Слова рождают образы, образы послушно переходят в ассоциации, потом появляются ощущения. И вот ты уже в плену очередного бреда, очередной иллюзии. Безликой, но такой острой химеры.
... Легкий хруст опавшей хвои под сапогом. Шершавая, вытертая от тысяч касаний кожа на рукояти. Щебет невидимой, безымянной птицы над головой. Запах дыма над недавним кострищем. Все так знакомо. Все уже было. Вот сейчас ты вскинешься на шорох за спиной, но это всего лишь любопытная белка решила поглядеть, что за странного пришельца принесла нелегкая в ее владенья. Ты ловишь каждый звук, каждый запах. Ты напряжен, словно натянутая до предела струна. Ты - охотник, и ты - добыча. Добыча для чужого, запретного леса. Здесь другие законы, здесь своя стая и свой хозяин. Не стоило приходить сюда со злом в сердце, разве ты не знаешь, что это запрещено? Но ты ведь так уверен. Ты так привык быть лучшим. Признайся, ты не привык проигрывать даже самому себе, но сейчас тебе страшно. Жутко, до дрожи в коленях и горечи во рту. И ты уже не помнишь, зачем пришел сюда. Хотя нет... все еще помнишь. Злость и обида. Жгучая, клокочущая ярость от безысходности бессилия. Так ведь? Так что же ты ищешь здесь? Совет? Мудрость? Или, может быть, успокоение? Или ты пришел лишь для того, чтобы в очередной раз утвердить собственное я? Гордыня - твой грех. Заносчивоть, спесь, тщеславие. Ты пришел не просить, а покорять. Но покорять здесь некого.
Слишком медленно. Как беспомощно неторопливо. Посмотри, какой красавец пришел встретить тебя... Матерый, грозный самец. Его когти расщепляют ствол пятилетней лещины одним ударом. Его рык подобен реву грозы. Его мощь сравнима с неистовством камнепада. Он, и только он - хозяин этого леса. Берегись, охотник. Разве не за этим поединком ты и пришел?

Зов крови-2
...Смерти волчьим оскалом ты в лицо усмехнешься,
Зов крови - ты всегда знал, что не вернешься...

Я всегда думал, как это, вступить в бой, заранее зная, что проиграешь? Что испытываешь, стоя на пороге смерти и понимая, что обратно пути нет? Нет, это не юношеская неуверенность в собственных силах. Не злой, холодный расчет каждого удара, каждого шага, когда противник слишком силен. Не глухой, тянущий страх при виде тысяч вражеских воинов на другой стороне. Я всегда хотел понять, каким же одержимым безумцем или былинным героем надо быть, чтобы добровольно загнать себя в безысходную, глупую ловушку. И вот теперь...
Я стою во главе двух с половиной тысяч измотанных, обреченных бойцов, а против меня выстраиваются в боевые шеренги отборные воины Имперских легионов. И я твердо знаю, что не переживу бой. И еще более твердо, что не отступлю. И нечестно будет сказать, что нет страха, разочарования или безумной надежды, что что-нибудь все еще может случиться, и ты выживешь. Что придет давно продавшая тебя непобедимому Орлу подмога. Что сенаторы вдруг вспомнят старые клятвы. Что ветераны центурий не пойдут в бой против тех, кто проливал с ними кровь плечом к плечу. Пустое. Ты знаешь, что так не будет. Будет жестокая, короткая сеча, чей-то быстрый удар, еще и еще. А потом ты уже ничего не почувствуешь. А дальше? Да, это тоже есть - любопытство. Ведь лишь ее ты еще не изведал, правда? Только она для тебя - загадка. Но сегодня ты узнаешь ее, как мужчина узнает женщину. Ты положишь головы врагов к ее ногам и окрасишь кровью ее подвенечные одежды. Радуйся, Пряха, ибо сегодня рекс придет к тебе. Осененный славой, побежденный, но не сломленный. Ибо не тебе, рекс, рабский ошейник. Не твоим рукам - просмоленные весла галер. Не твоей крови - на песок Колизея. А тебе - волчьим воем прощальный рог. Тебе - в небо огонь костра. Тебе - горьким пеплом на холодном ветру. Почесть и слава - последний мед. Ведь гордыня - твой грех. И только свобода - выбор ей.

Настроение сейчас - нажратое

Снег. Бесконечный, равномерный и такой холодный. Он укрывает тебя прощальным саваном, и ты уже не чувствуешь ни боли, ни сожаления, ни надежды. Ты просто ждешь и смотришь на снег. А он все падает и падает, заслоняя весь остальной мир невесомым танцем снежинок. Они мягко застывают на ресницах, и дыхание уже не разгоняет их сковывающий тебя покров. Ты уже не видишь, как в десяти шагах догорает подбитый танк. Где-то там, в обломках осталась твоя правая нога. Ты не чувствуешь левой руки, потому что локтевой сустав вдребезги разворочен. Но это уже не важно. Ведь в снеге есть преимущество, он остановил кровь, онемил разорванные мышцы и заморозил нервные окончания. Не осталось ничего, что еще связывает тебя с искареженным телом. Снег убил ощущения, оставив только мельтешение пьяных снежинок перед глазами. И теперь время твоей смерти зависит лишь от того, когда тебе надоест любоваться их призрачным полетом, и ты закроешь глаза. И ты уже почти готов. Ты уже не сопротивляешься сладостному зову. Ты уже почти за гранью, зыбкой гранью невозвращения.
Но что-то изменилось в неторопливом движении снега. Ветер? Ветер уносит снег и возвращает боль. Зачем? Звук вертолетных винтов. Последняя песня валькирий. Все ближе и ближе. Для тебя? Последняя песня...