И все-таки после поездки в Италию ощущение тихой радости внутри меня все еще живо, несмотря на возвращение в родные и нежные объятия рутины. Невозможно быть привычно серым и отвратительным, когда каждый день встречает тебя по меньшей мере сотней улыбок. Я хочу научиться жить с радостью. Но для этого необходимо солнце. А спячка - это все-таки не вариант...
Мы слишком много времени торчим в комнатах. Слишком много думаем в четырех стенах. Слишком много живем и отчаиваемся взаперти.А на лоне природы разве можно впасть в отчаяние?
- Еще как! - сказал Равик.
- Опять-таки потому, что мы очень привыкли к комнатам. А сольешься с природой - никогда не станешь отчаиваться. Да и само отчаяние среди лесов и полей выглядит куда приличнее, нежели в отдельной квартире с ванной и кухней. И даже как-то уютнее. Не возражай! Стремление противоречить свидетельствует об ограниченности духа, свойственной Западу. Скажи сам - разве я не прав? Сегодня у меня свободный вечер, и я хочу насладиться жизнью. Замечу кстати, мы и пьем слишком много в комнатах.
- И мочимся слишком много в комнатах.
- Убирайся к черту со своей иронией. Факты бытия просты и тривиальны. Лишь наша фантазия способна их оживить. Она превращает факты, эти шесты с веревками для сушки белья, во флагштоки, на которых развеваются полинялые знамена наших грез. Разве я не прав?
- Нисколько.
- Верно, не прав, да и не стремлюсь быть правым.
- Нет, ты конечно, прав.
- Ладно, хватит. Между прочим, добавлю, что мы и спим слишком много в комнатах. Превращаемся в мебель. Каменные громады домов переломили нам спинной хребет. Чем мы стали? Ходячей мебелью, сейфами, арендными договорами, получателями жалованья, кухонными горшками и ватерклозетами.
- Правильно, мы стали ходячими рупорами идей, военными заводами, приютами для слепых и сумасшедшими домами.
- Не прерывай меня. Пей, молчи и живи, убийца со скальпелем. Посмотри, что с нами стало? Насколько мне известно, только у древних греков были боги вина и веселья - Вакх и Дионис. А у нас вместо них - Фрейд, комплекс неполноценноости и психоанализ, боязнь громких слов в любви и склонность к громким словам в политике. Скучная мы порода, не правда ли? - Морозов хитро подмигнул.
- Старый черствый циник, обуреваемый мечтами, - сказал Равик.
Морозов ухмыльнулся.
- Жалкий романтик, лишенный иллюзий и временно именуемый в этой короткой жизни Равик.
"Триумфальная арка"
"Джонатана привлекает определенный тип женщин, похожих на Клер. Внешний вид, молчаливость, мудрость.
Короче говоря, у нас есть сестра, Клер. Я помню, как она к нам заходила раз или два в месяц с платком, мокрым от слез. И ничто не могло избавить ее от слез. Ни какие глупые шутки, ни большие признания. Как только мы не старались ее отвлечь, но... А главное, у нее не было никакой причины плакать. Она сама говорила "Это очень, очень старая грусть. Настолько старая, что впервые ее наверное можно почувствовать еще в утробе матери. А потом она приходит снова и снова". А потом ты понимаешь, что эта грусть опять возвращается, регулярно, и от нее невозможно скрыться. Да, бесполезно. Но в ней есть что-то такое приятное... Она появляется снова и снова, как надоедливый комар. И если бы не сестра, может эта грусть уже задавила бы меня, и никто бы мне не помог. Я почувствовал себя таким подавленным. Я почувствовал свою беспомощность против злости со стороны других людей.
Не думаю, что это было направлено против меня. Она плакала, и в этом была какая-то божественная красота. И другие люди не могли понять, что можно плакать вот так просто, с улыбкой на лице.
Однажды Клер покончила с собой. Ей было всего семнадцать. Все были так удивлены. Честно, честно. С тех пор эта грусть и в моем сердце, и в этом доме. Моя сестра была красивая и счастливая. И это вместе с ее необычной грустью, понимаешь? Она разделила ее на всех, что-то вроде того... Эта способность плакать.
Я думаю, что ее убила эта старая грусть. Я думаю, что это была как раз она - эта вечная грусть. На самом деле все люди умирают от грусти. И Клер тоже."
Поль (Ромен Дюри), "Парижская история"
![]() |
По мнению Мэтью Пэлмэтьера, профессора психологии Университета американского штата Канзас, сила никотина в том, что он усиливает другие приятные ощущения, а не в том, что он доставляет удовольствие сам по себе. И именно поэтому бросить курить так сложно.
«Посмотрите, где и с кем люди курят, – говорит американский психолог. – Это всегда очень специфические места и очень специфические люди. Это может быть одной из причин устойчивости вредной привычки – если вы привыкаете к тому, что приятные вещи доставляют немного больше удовольствия с сигаретами, от этого дополнительного удовольствия очень сложно отказаться».
По мнению Пэлмэтьера, люди курят не для того, чтобы получить от этого приятные ощущения. Люди курят для того, чтобы слегка изменить своё настроение и в этом изменённом настроении получить больше удовольствия от действительно приятных вещей.
Самым ярким примером в этом смысле он считает сигарету, непременно сопровождающую каждую чашку кофе для большинства курильщиков.
По его словам, такой подход к курению – не вполне в духе медицинских традиций, но психолог уверен, что только так можно понять, зачем людям никотин.
Все понимают, как вредно курить, и многие хотят бросить. Вместе с тем никакого особого удовольствия или эйфории в сравнении с другими наркотиками никотин не доставляет, указывает учёный.
Экспериментируя на крысах, которые могли получать столько никотина, сколько им захочется, учёные обнаружили, что влечение к наркотику значительно увеличивалась, если у грызунов присутствовала возможность получить и другие приятные ощущения. К тому же, получив дозу никотина, крысы с большей охотой гонялись за другими приятными ощущениями (в эксперименте это был сладкий сироп). Результаты этой работы опубликованы в последнем номере Neuropsychopharmacology.
Пэлмэтьер уверен, что эти выводы можно обобщить и на людей, а это поможет разработать средства борьбы с вредной привычкой. В настоящее время учёный и его коллеги выясняют, может ли никотин одновременно подавлять неприятные ощущения. Это могло бы объяснить, почему закурить так хочется не только с чашкой крепкого кофе, но и после тяжёлого рабочего дня.
найденно тут -http://www.coffeetime.ru/news/newmedia/2008-11-13-1162/
Я вижу тебя отсюда, неверный монах в лиловой рясе, припухлость твоих рук, твою душу, нежную и безжалостную, как душа кошки, я вижу раны твоего бога, сочащиеся семенем, благоуханным ядом, опьяняющим девственниц.
Мы прекрасно пообедали, но когда мы поели и о еде уже не думали, чувство, которое на мосту мы приняли за голод, не исчезло и жило в нас, пока мы ехали в автобусе домой. Оно не исчезло, когда мы вошли в комнату и легли в постель, и когда мы любили друг друга в темноте, оно тоже не исчезло. И когда я проснулся и увидел в открытые окна лунный свет на крышах высоких домов,оно тоже не исчезло. ... Жена крепко спала, и на лицо ее падал свет луны. А я все думал об одном и том же и по-прежнему ничего не мог понять. А еще утром я видел обманную весну, ... и жизнь казалась такой простой.
Но Париж очень старый город, а мы были молоды, и все там было не просто - и бедность, и неожиданное богатство, и лунный свет, и справедливость, и зло, и дыхание той, что лежала рядом с тобой ... .
"Праздник, который всегда с тобой"
В моей жизни столь многое невозможно переоценить... Немногое в числах. Но необъятное...И она там.
Двадцать девять лет своей жизни Вацлав Нижинский принадлежал этому миру. В нем были дорога с Моховой на Театральную в Императорское Театральное училище. Гранитный спуск к Неве, на ступенях которого он плакал, когда его уволили из Мариинки. Париж, Лондон и Ницца, где он танцевал в Дягилевских сезонах. Сам Дягилев, забравший его любовь и свободу, но приведший к всемирной славе.
19 января 1919 года Вацлав Нижинский танцевал для публики в последний раз. Танцевал, по словам очевидцев «странно, трагично и гениально». «Публика сидела бездыханная, в испуге и изумлении».
Потом было тридцать лет жизни в своем собственном мире грез и фантазий. У каждого шизофреника он свой.
Это тоже самое, что заставлять взрослого мужика ходить в ползунках.
Ну да, я был злой, агрессивный, потому что никто меня не любил. [показать]
И я никого не любил.
А теперь у меня есть Лав и Френсис. Я другой. Но разве песни мои стали от этого хуже?