"О!" - сказала г-жа Гумберт, мечтая, улыбаясь, продлевая это "О!", и в
то же время приподымая одну бровь и нежно выдыхая воздух. - "Боюсь, что
маленькая Ло тут совершенно, совершенно ни при чем. Маленькая Ло
отправляется после лагеря прямо в пансионат - хороший пансионат со строгой
дисциплиной и солидной программой религиозного образования. А затем -
Бердслей Колледж. Все это у меня очень точно разработано, можешь не
беспокоиться".
Она добавила, что она, Гумбертша, должна будет перебороть свою обычную
леность и написать сестрице старухи Фален, которая преподавала в пансионате
Св. Алгебры. Появилось между соснами ослепительное озеро. Я сказал, что
забыл в автомобиле темные очки и сейчас догоню ее.
Мне всегда думалось, что ломание рук - жест вымышленный или, может
быть, смутный отклик какого-нибудь средневекового ритуала; но когда я теперь
углубился в лес, чтобы предаться отчаянию и страшным размышлениям, именно
этот жест ("Погляди, Боже, на эти цепи!") лучше всего мог бы выразить без
слов мое настроение.
<…>
Я опустился на песок рядом с женой так тихо, что она вздрогнула.
"Пошли в воду?" - спросила она.
"Через минуточку. Дай мне продумать одну комбинацию". - Я продолжал
думать. Прошла минута с лишним. - <Ладно. Пошли>.
"А я участвовала в этой комбинации?"
"И как еще!"
"То-то же!" - сказала Шарлотта, входя в воду. Вода вскоре дошла ей до
толстых, покрытых гусиной кожей ляжек; затем, вытянув перед собой сложенные
ладони, плотно сжав губы, с неожиданно попростевшим в оправе черного
резинового шлема лицом, Шарлотта ринулась вперед с громким плеском.
Мы медленно плыли в озерном сверкании.
На противоположном берегу, по крайней мере в тысяче шагах oт нас (если
бы можно было шагать по воде), я различал крошечные силуэты двух человек,
усердно работавших на своем куске берега. Я в точности знал, кто они:
отставной полицейский польского происхождения и отставной водопроводчик,
которому принадлежала большая часть леса на той стороне озера. Я также знал,
чем они заняты - постройкой, для собственного дурацкого развлечения,
деревянной пристани. Доносившийся до нас стук казался до странности
значительнее, чем подходило бы их карликовым рукам и инструментам; можно
было подумать, что заведующий звуковыми эффектами не сговорился с
пупенмейстером, особенно потому, что здоровенный треск каждого миниатюрного
удара запаздывал по отношению к его зрительному воплощению.
Короткая светло-песчаная полоска "нашего" пляжа - от которого мы теперь
несколько удалились, достигнув глубокой воды - бывала пуста в будни. Никого
не было кругом, кроме этих двух сосредоточенно работавших фигурок на том
берегу, да темно-красного частного самолета, который высоко прожужжал и
пропал в синеве неба. Лучшей декорации и придумать нельзя было для
быстренького булькающего человекоубийства, и вот тончайшая пуанта:
применитель закона и проводчик воды находились как раз достаточно близко,
чтобы быть свидетелями несчастного случая, и как раз достаточно далеко,
чтобы не разглядеть преступления. Они находились достаточно близко, чтобы
услышать, как мечущийся в воде растерянный купальщик отчаянно ревет,
призывая на помощь кого-нибудь, кто бы спас его тонущую жену; и они были
слишком далеко, чтобы различить (ежели они посмотрели бы до времени), что
отнюдь не растерянный купальщик как раз кончает затаптывать жену под воду.
Этой стадии я еще не достиг; я только хочу объяснить простоту действия,
отчетливость постановки! Так вот, значит, Шарлотта подвигалась вплавь с
неуклюжей добросовестностью (была она весьма посредственной ундиной), но и
не без некоторого торжественного наслаждения (ведь ее водяной состоял при
ней); и наблюдая все это с самодовлеющей ясностью будущего воспоминания
(как, знаете ли, когда смотришь на вещи, стараясь увидеть их такими, какими
будешь потом их вспоминать) - лоснящуюся белизну ее мокрого лица, весьма
слабо загоревшего, невзирая на все ее старания, и бледные губы, и голый
выпуклый лоб, и тесный черный шлем, и полную мокрую шею, - я знал, что мне
только нужно слегка отстать, набрать побольше воздуху в легкие, затем
схватить ее за щиколотку и стремглав нырнуть под воду с пленным трупом.
Говорю "трупом", ибо неожиданность, испуг и неопытность заставили бы бедную
ундину разом хлебнуть целое ведро смертоносной озерной воды; я же мог бы
выдержать по крайней мере с минуту под водой, не закрыв при этом глаз.
Роковое движение мелькнуло передо мной, как хвост падучей звезды, по черноте
замышляемого преступления. Так, в безмолвном зловещем балете, танцор держит
партнершу за ножку, стрелой уходя в чудно подделанную подводную мглу. Я
Читать далее...