Я привыкла считать кровавой историю Римской империи, что-то такое глухо припоминая про частоту переворотов в ее конце, историю более поздней Италии республик, уже по рассказам о казнях еретиков и битв между городами. А вот период Византии казался мне лубочно-благостным - конечно, это мой недочет и безграмотность.
А ведь не только монахи Студийского монастыря славились рукоприкладством. Перевороты и бунты происходили там чуть ли не в каждом поколении правителей, а в некторые и несколько подряд. В них гибли сотни - тысячи людей (в одном только бунте периода Зои Профирородной, под стенами Константинополя - 3 тыс. Если я опять ничего не путаю). Что кажется удивительным уже сегодняшней мне, люди искренне связывали свои личные интересы с партиями и персоналиями и ставили на это свое имущество и жизни.
В моей памяти кровавым периодом остался четвертый крестовый поход и, затем, захват турками. Но свои временами бывали не лучше чужих - вот то, что подумалось сегодня. Я так привыкла связывать гибель Византии с этими захватами, считая социальную энтропию менее важной.
При всей кровавости нашего времени, возможно, оно менее жестоко, чем времена ранее. Хотя не буду утверждать о местах, мне не знакомых.
Если бы мы обсуждали это с И, мне бы пришлось опять сказать, что человечество не меняется, т.к. не меняется природа человека. Она бы снова сравнила это с муравейником/колонией крыс/бактерий. Скучно, когда знаешь доводы друг друга так наперед.
Теперь на мой др гости не приезжают к нам, а зовут нас приехать к ним праздновать др кого-то из внуков. Такие у нас теперь отношения, что устраивает меня более чем. Давно не была, надо бы выбраться.
Вчера мама привезла оттуда большой букет моих любимых ирисов и пионы, которые я полюбила позднее и от безысходности - их всегда дарят в сезон. И теперь дом похож на то, каким он был 25 лет назад, еще до моего отъезда - в каждом углу драпировки и постановки, вдоль стен картонки с первым слоем краски, и все пахнет маслом. А беспорядок растерянности в один миг превратился в творческий.
Интересно, что за годы без практики все это как-то устаканилось, и рука, наконец, установила ту связь с глазом, которой не было раньше. Теперь она рисует почти то, что я хочу, а не как раньше - что угодно. Хотя все так же минуя осознание того, как это делается. Очень интересно, как это работает.
Я не могу восстановить себя ту. Но могу пересоздать новую, опираясь на старые навыки.
Думала, что же такое пафосно-завлекательное написать по поводу. То ли рецепт курицы с подвывертом в духовке - скучно. То ли особенности, как у нас пишут "польових досліджень з українського..." - скучно.
На днях, разбирая очередные древние завалы с антресолей, перебирали кульки и нашли тетрадь. Пустую, кроме нескольки строк на одной странице. Да как метко. Признание первого мужа в гомосексуальных наклонностях. Нельзя сказать, что прочла чужие дневники, потому что это не дневник. Да и сам же забросил в кульке с проводами и пр. мелочевкой. И все же как странно это. Одно дело - конструировать позднее по старым следам и прийти к выводу логическим путем. Другое - увидеть прямое признание. Вроде и так знаешь, и так знаешь. Но... это разное "знаешь".
И вот, позавчера мне стало 48. Странные ощущения - как будто виновата в чем-то. Быть 48 - это уже как-то просто неприлично. Все девушка, девушка, и тут бац - 48. Как будто это что-то, что наступает осознанно, из лени или по недосмотру. Особенности восприятия возраста в нашей культуре. И нет, это не кризис. Кризис я пережила еще в 42 и благополучно его забыла, это именно что - извне навязанное давление.
Ну, посмотрим. Первые 47 были немного сложноваты.
Мне понадобилось несколько дней, чтоб врубиться в него. После первых частей, где сюжет прост и прямолинеен, а в 1923 - еще и выверен до миллиметра, как картина с усиленной контрастностью и яркостью, врезающейся в память четкостью сцен и чистотой характеров, бесконечно пробивающими Фордом (кумир моего детства) и Миррен, Йеллоустоун - уже намного сложнее и многоплановее. В нем нет этой четкости, прямоты, и бьющего по нервам молотка эмоций. Но есть сложные характеры в стиле любимых когда-то американцами Далласов, етс.
Я поняла его внезапно, и уже на 3 сезоне. Это же слово, данное той, второй, последние десятилетия замалчиваемой Америке - Америке реднеков, глубинке, консервативной и хтонической соли земли. Той самой, которую презирали мои поклонники-профессора в Мичигане и умалчивали профессора-преподаватели. О которой мельком упоминали с трудом вписавшиеся эмигранты-клинические психологи, с гордостью рассказывали старики-фермеры Шерон и Дон, сами принадлежащие к ней, не упоминали эмигранты волны 40х из Детройта, и даже не видели эмигранты 90х из НЙ.
Не отслеживала последние годы и не знаю, предоставляли ли слово этой Америке последние годы где-то еще. Марвеловские поделки, боевички про Большой Город, комедии про средний-высший класс в том же Большом Городе - все это Америка воротничков и либералов. Мне приходит в голову только "Свит Хоум Алабама", да гламурненькие истории про ведьм и вампиров, где действие проходит в захолустье - но там все розово-приукрашено и облегчено до любовного сюжета.
На их фоне Йеллоустоун - это "я пришел и говорю, и вот он я, со всей моей грязью и вонью, и плевать, принимаешь ты меня или нет, я есть".
Отдельно радует Бет. Бесит сначала, и восхищает чем дальше, тем больше.
Никогда не думала что это случится, но сегодня я это сказала. Не по своей инициативе, "не виноватая я, он сам пришел".
Десять лет назад ты пытался залезть ко мне в постель, - сказала я. - Хотя уже знал, что я жена твоего друга. Ты использовал предлоги, говорил о каких-то совместных проектах. Хоть бы не врал. И что, по-твоему, с тех пор изменилось? Теперь он умер, но 9 лет я заботилась о нем одна.
Ваша мужская дружба - это что-то странное, - сказала я. - Вы называете дружбой совместное бухалово. Но когда кто-то болен и умирает, рядом нет никого. И вы всегда готовы залезть в постель к жене.
Не знаю, стало ли хуже ему от моих слов, а вот мне - определенно. Любое соприкосновение с памятью выбивает меня из колеи минимум на сутки.
Но я и не приглашала. Кто к нам с чем чего, тот от того и того.
Вязаное платье с круглой кокеткой пряжей DROPS Muskat. Платье вяжется ажурным мотивом из тюльпанов. Размеры S - XXXL.
Размеры S - M - L - XL - XXL - XXXL
Автор Valeria Bugaeva