это значит уметь сохранять чувство собственного достоинства в любых ситуациях.

О сердце грустное,
туман передрассветный
Слеза прозрачная,
и месяц, и слеза.

"Каждая теория работает, а потому имеет право на существование. Любая концепция судьбы так же работает. Если вы для себя решили, что судьба – это что-то предопределенное, чего вы не в состоянии изменить, значит так и будет. В таком случае, вы добровольно отдаете свою судьбу в чужие руки, неважно чьи, и становитесь корабликом, плывущим по воле волн. Если же вы считаете, что сами творите свою судьбу, тогда вы сознательно берете ответственность за все, что происходит в вашей жизни, на себя. Вы боретесь с волнами, пытаясь управлять своим корабликом. Обратите внимание, что происходит: ваш выбор всегда реализуется. Что выбираете, то и получаете. Какое бы мировоззрение вы ни выбрали, правда будет на вашей стороне. А другие будут с вами спорить именно потому, что и они тоже правы."

(с) Вадим Зеланд

Послушала Мавру. Невероятно изобретательная штучка. Нежная ирония, пленительно-чувствующее мещанство, страсть и бритье, свидания и поиски кухарки - все сплавлено в едином ностальгическом ощущении. Он был влюблен в Судейкину, когда писал это.

Послушала Эдипа и офигела окончательно.

Главное место среди графических работ Бенуа занимают иллюстрации к Пушкину. Художник работал над ними в течение всей своей жизни. Как уже упоминалось, он начал с рисунков к "Пиковой даме" (1898) и потом дважды возвращался к иллюстрированию этой повести (1905; 1910). Он исполнил также две серии иллюстраций к "Капитанской дочке" и в течение ряда лет подготавливал свою главную работу - рисунки к "Медному всаднику" (1903, 1905, 1916, 1922).

Такое пристрастие, разумеется, не было случайным. Своеобразный культ Пушкина вообще был чрезвычайно характерен для деятелей "Мира искусства", в первую очередь для Бенуа. Все они видели в Пушкине как бы живое "воплощение европеизма новой русской культуры".

Мотивируя возникновение "Мира искусства", Бенуа писал: "Нами руководили не столько соображения "идейного" порядка, сколько соображения практической необходимости. Целому ряду молодых художников некуда было деваться. Их или вовсе не принимали на большие выставки - академическую, передвижную и акварельную, или принимали только с браковкой всего того, в чем сами художники видели наиболее явственное выражение своих исканий... И вот почему Врубель у нас оказался рядом с Бакстом, а Сомов рядом с Малявиным. К "непризнанным" присоединились те из "признанных", которым было не по себе в утвержденных группах. Главным образом, к нам подошли Левитан, Коровин и, к величайшей нашей радости, Серов. Опять-таки, идейно и всей культурой они принадлежали к другому кругу, это были последние отпрыски реализма, не лишенного "передвижнической окраски". Но с нами их связала ненависть ко всему затхлому, установившемуся, омертвевшему".

- Обиделась?
- На обиженных воду возят, а я не люблю таскать тяжести.

Записать у себя на лбу (в конце концов): чем больше самоуничижение, тем выше, сильнее (практически уже колосится) на самом деле гордыня. Говорящий о своем творчестве как о не стоящем внимания, вне всякого сомнения перечитывает себя на ночь. Когда отмечаешь, вроде бы даже искренне, насколько же ты НИЧЕГО не умеешь (тут главные слова - "ничего", "абсолютно", "совсем") на публике - это всего лишь песнь уязвленного сознания, угрызение себя, ревность, зависть, и по нарастающей.

Кажется, что это лежит на поверхности, но , однако, порой в роли публики выступаешь ты сам, переводя собственную надменность в пласт неочевидный. И начинается сеанс - сначала себя грызем, потом жалеем.

Об основном - о приступах чувственности, заполонившей мое сознание, писать-то и нечего. Кто эти люди? где , из-за кого, мои глаза остановятся, а сердце, наоборот, начнет идти? неинтересно, но с надеждой на чудо. не там и не с теми - но это единственные, мои, реальные - как научиться быть с ними рядом? Я отворачиваюсь к окну. Оно разукрашено золотистыми шариками. Ближе к середине ноября Москва начинает ждать Новый год.

Грусть приходит одна.

Выпал снег. То ли куриная слепота, то ли потребность в сказке - мир кажется уютно опустевшим, просторным и напоенным дао. Все справляются. Все идет своим чередом; и все справляются. Мне хочется провидеть что-то, некое таинственно-приятное сквозь это полотно, эту пелену, эти призраки. Тихо.

Правая мышца реагирует на холод, звук маленький, не хватает его. Каждый день как сюрприз. Заболит или не заболит?

Мне снится оперный и еще один Ф*. Как и следовало ожидать - сердце не терпит пустоты.

Материально-моральная тишина, спокойная чернота, незаполненность. Женственное, слабое. Мне кажется, что я стала плоскодонной лодочкой, которая плывет не зная куда, стремясь попасть в нужное течение. Мне плоско, странно, сытно живется без человека, которого можно было бы любить. Еще мне хочется работу, работу, работу.

Когда я называю кого-нибудь великим, я говорю не
о человечности и долге, а о полноте жизненных свойств. Опять-таки, называя
кого-нибудь великим, я говорю не об умении различать пять вкусовых ощущений,
а о доверии к своей природе и своей судьбе. Когда я называю кого-нибудь
человеком с хорошим слухом, я говорю не о том, что он хорошо слышит других,
а о том, что он умеет вслушиваться в себя. Когда же я называю кого-нибудь
человеком с острым зрением, я говорю не о том, что он хорошо видит других, а
о том, что он умеет всматриваться в себя. Смотреть на других и не
всматриваться в себя, не постигать себя, а постигать других -- значит
приобретать то, что принадлежит другим, и не приобретать того, что
принадлежит себе.

Настроение сейчас - томление по томлению

Очень соблазнительно склонить голову на плечо мм.. умудренному фавну.
( Я думаю, так бы выразилась Лея того, уфимского водоема). А возможно, мне даже больше приятна детскость и общая эта .. оживленность глаз. Так и подмывает увлечься; собственно, это то, в чем я себе никогда не отказываю. Мне тягостно быть свободной в этом жизненном потоке, хочется ощущать ту самую стихию любви, которая существует практически только в движении гормонов, и воображении.

Романтизм не выходит из меня иначе как в непродолжительном блеске глаз, или паре придуманных стихотворений. Как обычно, никто не успевает заметить моего увлечения; а настроение уже сменилось. Но все-таки - где же он, комплекс Дон Жуана, где моя доля любовного напитка?

Правильно, в Караганде. Вот он, гладкий на ощупь, суровый октябрь. Если можно, я облечу последним листочком под ноги того, кто не заметит не только физиономии листка, его "лица необщего выраженья", но и не подумает лишний раз, наступая в эту скромную мякоть.

Мы продолжаем ездить. Краешек золотой осени был ухвачен сегодня, но хаотически-абсурдным "макаром" - снимали на усыпанной листьями безвестной поляне в Юматово наш очередной клип. Под занавес кто-то из операторов решил снять оркестр с высоты птичьего полета, для чего последнему пришлось перебраться в низину. Ватага молоденьких оркестрантов в национальных костюмах, со стульями и инструментами в руках передвигалась вдоль дороги, карабкалась по невысоким кручам, перешагивала коричневые засохшие кучки. Платки развевались на ветру, солнце собиралось закатываться. Проезжающие вдоль машины изумленно сигналили...

Учиталась романами Остен, хорошо, что их только 6. Потрясающее везение.

Остен меня интересует. Я пытаюсь все представить себе эту досадную потребность старой девы и дочери священника, писать о семейном, брачном счастье, которого она лишена напрочь. Интеллектуальное одиночество, острый ум - и морализаторство, захлестывающее в Мэнсфилд-Парке. В последнем - некоторое родство с сатирическими "сагами" живописца Хогарта.

Эмма, несмотря на длинноты, превосходно написана. Остен отлично удается развенчать самодовольство ума, и поспешность в суждениях - это выглядит любимой темой, кроме пресловутой "охоты на женихов".

Гордость и предубеждение - это, конечно, лучшее, из-за образа Элизабет Беннет, такого пленительного. Нет, не Дарси, это как раз для заурядного любовного романа.

Чувство реальности ей не изменяет; так же как все остальные чувства - ее героиням.

Трудно сказать, возможно ли, что я буду когда-нибудь довольна своей жизнью. Во мне есть пристрастие к общим вопросам, одного этого уже достаточно, чтобы вглядываться в мир осторожно и без розовых очков. Одиночество это еще одна причина для беспокойства, как ни мало мне надо общения, и как ни мало людей, с которыми бы мне действительно хотелось общаться. Достижение необходимых высот в выбранной профессии - это также то, что очень меня волнует. Без этого я не была бы довольна собой, своим образом жизни.

Но главное - это любовь, и ее причудливые формы, делающие ее трудной для распознавания. Или - ее отсутствие (моя подушка чувствует себя осиротевшей).

(Я часто увлекаюсь, но это примерно то же, что любить сладкое).

Трудно сказать, где старомодное переходит в вечное.

В нашей жизни имеется некоторое количество моментов, когда ты, вот так же, как тот курьер, загораешься, чтобы сделать что то особенное. Перейти свой Рубикон, поднять планку и так далее. Сменить работу, поменять подругу, уехать в другую страну. Одним словом, ЧТО ТО ИЗМЕНИТЬ.
Ты живешь с этой мыслью несколько дней, месяцев, лет. Затем она постепенно отходит на второй план, ты понимаешь, что рыпаться бесполезно, все равно ничего не изменится. Ты все больше попадаешь в плен заскорузлых идей разряда «всяк сверчок — знай свой шесток», «где родился — там и сгодился» и прочих мерзостей, подрезающих человеку крылья с рождения. Конечно, ты многое оправдываешь средой обитания. Воспитанием, устоями, родителями, которые с детства отучали тебя совершать необдуманные поступки. Ты вспоминаешь все то, что могло бы оправдать твое бездействие и стиль жизни, подобный бревну на лесосплаве. А ведь кто то делает в этой жизни резкие движения? Кто то вот так же запросто находит своих блондинок в лифтах? Им просто везет?

Кажется, я превращаюсь в брюзгу, который проводит время, жалуясь на жизнь и обвиняя близких людей в своих неудачах. Это муторно. Отвратительная осень - без аромата, с одним сплошным раздражением.

Всегда завидовала людям, которые умеют "радоватьсяжизнинесмотряниначто", "житькаждымднем", "любитьмирсебяиокружающих", и нечто подобное.
Витальность это мой суровый бог. Может, уже хватит? Пора сказать нет слову нет и начать говорить миру да? Это неимоверно сложно. Нужно избавиться от назойливого мозгового дефекта, блокирующего доступ эндорфинов - искривленного восприятия, лишенного красок, запахов, удовольствий. Нужно отказаться от вечно ноющей частицы себя, наступить на горло суицидально-томительной песне. И, о жуть: прекратить ворчать.

Бывают очки розовые, а бывают черные. Я устала носить черные очки. От этого нетрудно устать.