[348x500]
Я неимоверным усилием воли напряг мышцы, но ровно настолько, чтобы сбросить с неё своё расслабленное тело. Мы лежали рядом на широком диване, а за окном были ночь и всё остальное, до чего в тот момент было никакого дела ни ей, ни мне. В комнате было достаточно тепло, и мы, к тому же разогретые алкоголем, не спешили прятать наши мокрые тела во тьму одеял.
Как всегда в такие моменты, после оргазма, мои губы, сами тянулись в небольшую и немного истеричную улыбку. Я хихикнул.
Маленькая головка, укутанная жгучими чёрными волосами, на моём плече приподнялась и с интересом посмотрела на меня, тоже улыбаясь.
- Что случилось?
- Немцы любят горы, начиная от Гейне с Ницше, кончая рамштайнами. В их лирике очень часто сквозит образ гор. Везде "Gipfel", "Gipfel", "Gipfel"... Самые мощные переживания немецкого народа, это когда ты стоишь на горе, видишь много километров вокруг, а над тобой торжественно клокочут в небе орлы.
- И что с того?
- А то, что в такие моменты как сейчас, я чувствую примерно то, что они, когда стоят на горе и слушают кряхтение пташек в небесах.
- Да, интересные сексуальные предпочтения у немецкого народа.
- Стараемся!
- А что ты чувствуешь?
- Что я всё могу!
Я приподнялся и поцеловал её в лоб, а потом - в губы.
Я почувствовал маленькую руку на своём животе, она нежно вела по нему, уверено двигаясь к своей цели, что лежала ниже пупка. Подобно героине повести Кинга, она поиграла с моими лобковыми волосами, но этого ей было мало. Спустя пару секунд она звонко рассмеялась.
- Кое-что ты пока не можешь!
- Дети, дайте только срок. Будет вам и белка, будет и... Господи, какое пошлое стихотворение! Мало того, что он им "белочку" обещает, так и ещё грозит эксгибиционизмом!
Мы рассмеялись. Кому-то сверху, наверно, тоже это показалось смешным, и он тоже засмеялся, как мог. Дождём.
Мы встали и подошли к окну, слушая стук двуокиси водорода о стёкла.
Я обнял её сзади и думал о совершенно посторонних вещах, как впрочем и всегда в такие моменты. В голове крутились обрывки Высоцкого, фрагменты фильмов, возможные варианты прохождений тех мест компьютерных игр, не я застрял… но всё это воспринималась иначе. Будто мне дали призму, через которую я вижу все вещи по другому. Думая, казалось бы, о не имеющих отношения к делу предметах, я вспоминал прикосновение её кожи к моей; почти физиологичное осознание того, насколько наши тела подогнаны друг к другу; её ладони на моих ягодицах; её жаркая пульсация. И глаза. Глаза меня всегда поражали больше всего.
В них была одновременно и какая-то мольба, и удивление и радость… Как-то раз я сказал ей: «Когда мы занимаемся любовью, у тебя такое лицо, будто ты до конца не веришь, что твоё тело может так!» Она хитро улыбнулась, провела рукой по моей ширинке и прошептала на ухо: «Так и есть, милый!»
И вот я стоял у окна, обнимая её сзади и касаясь лобком её дивных ягодиц и думал о том, что как бы мир не был удивителен и разнообразен, все его тайны, чудеса и загадки ты постигаешь в тот момент, когда с хрипом и стоном застываешь в конвульсии оргазма, а она смотрит на тебя, словно впавшая в мистический экстаз языческая жрица на появление её бога во плоти.
«Я люблю тебя!»
Мой дед как-то сказал, что его всегда поражало стремление природы к концентрации вещества. Атомы золота, разбросанные среди атомов вещества горы, постепенно собираются вместе, образуя жилу; капли воды концентрируются в лужу; деревья образуют лес, а люди – общество.
За окном дождь стучал в стёкла, наши сердца стучали, разгоняя кровь по венам, а диван скрипел и стучал, задевая спинкой белую стену.