Пока оцифровывается Кеш "живье в сент-квентине" стал читать накопленные тексты. дядька из литинститута рассказывает как его студенты до слёз спорят о поэзии. и еще прочитал другого дядьку, он сетует, что никто не читает серьезной литературы. интересная ситуация получается: их никто не читает а они всё равно пишут.

я думаю механизм тут такой. пока ребенок еще не умеет читать, ему читают стихи: "уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу..." и там есть размер и рифма... он это не знает, но слова запоминаются. обычно мы что-то слышим и пересказываем при нужде приблизительно. иногда требуются усилия титанические. как пересказывать какого-то одаренного оратора. ощущение живет, смысл помнишь, а слова выходят плоские, не те. и жалким сам себе кажешься. ребенку особенно трудно чужие слова пересказывать. а тут посмотрел -- игрушка валяется (они всегда валяются) и сказал "уронили мишку ..." и так далее. и про лапу сказал, а ведь у этого мишки все лапы на месте. получается а) не собирался, а запомнил б) про лапу само вылезло, у него таких планов не было. Ну чудо же. И память и слова, которые могут принудить тебя произнести то, что не хотел.

Потом навык письменная речи чудо будет осаживать. мы уже не удивляемся что большие тексты можно повторить слово в слово. если можно на бумаге записать, то и память можно. память как блокнот для нас становится. а принудиловка со стороны слов станет привычкой. вот уже и не хочу говорить "типа", а типа не могу не говорить.

про поэзию еще лапши в школе навешают -- глаголом жечь сердца людей... это пройдет быстро.

не знаю почему, некоторые люди ощущение чуда сохраняют. может они долго писать и читать не могли научиться? потому и пишут стихи -- хотят детское чудо обратно вернуть. а сами взрослые -- жалуются, что их книжки не продаются.