Бо Цзюй-и
"Пипа" ^(*)
 (предисловие и отрывок из стихотворения)

^(*) пипа - музыкальный инструмент, "китайская лютня"

В десятый год времени Юаньхэ я был сослан на должность сыма в область Цзюцзян. Осенью следующего года я  в Пэньпукоу провожал гостя. Мы услыхали, - это было ночью, - как в лодке среди реки под чьей-то рукой зазвучала пипа. Прислушались к её голосу и в этих её "чжэн-чжэн" различили чанъаньский напев. Мы захотели узнать, кто играет. Это оказалась женщина из столичных певиц. Она училась игре у прославленных Му и Цао. С годами потеряла былую красоту и пошла в жёны к торговцу. Я велел приготовить вино и яства для пиршества и попросил её сыграть те несколько вещей, что больше всего ей по сердцу. Кончила играть и в наступившей печальной тишине сама расказала нам о радостях юных лет своих, о том, как теперь она изнурилась в скитаниях - так вот и кружит всё время среди рек и озёр. Прошло два года с тех пор, как я приехал сюда из столицы, и успокоился на этом, и уже удовольствовался этим. Взволнованный словами женщины, в тот вечер впервые остро ощутил я свою долю ссыльного. И я сочинил семисловные стихи в старинном духе, пропел их и подарил ей. Всего в стихах шестьсот двенадцать слов. Называются они "Пипа".

(...)
(...)
(...)
Колки подвернула, рукой до струн
   дотронулась, дав звучанье.
Ещё и напева-то, собствено, нет,
   а чувства уже возникли.

Пока ещё глухо струны поют,
   в их каждом звуке раздумье,
Так, словно пойдёт о жизни рассказ,
   в которой счастья не будет.

Глаза опустила и, вверясь руке,
   играет она, играет,
О том, что на сердце у ней лежит,
   нам всё без утайки скажет.

Струну прижимает и гладит струну,
   то к низу, то кверху ударит.
Сыграла "Из радуги яркий наряд",
   "Зелёный пояс" играет.

И толстые струны "цао-цао" - шумят,
   как злой, торопящийся ливень,
И тонкие струны "тье-тье" - шелестят,
   как нежный, доверчивый шёпот.

"Цао-цао" - шумят, шелестят - "тье-тье",
   сплетя воедино все звуки,
И крупных и мелких жемчужин град
   гремит на нефритовом блюде.

Щебечущей иволги милая речь
   скользит меж деревьев расцветших.
Во тьме захлебнувшийся чистый родник
   бессилен сквозь лёд пробиться.

И лёд запирает движенье воды,
   и нет их, застыли струны.
И струны застыли, как будто их нет,
   молчанье на миг настало.

А в нём притаившаяся печаль,
   невысказанная досада.
Да, это молчание в этот миг,
   пожалуй, сильней звучанья...
(...)
(...)
(...)