Критерий Карла Поппера, или принципиальная опровержимость научных теорий.

Эмпирическая теория удовлетворяет критерию Поппера, если существует возможность её опровержения. Удовлетворение критерию Поппера - необходимое условие для того, чтобы можно было считать теорию научной. Да-да, не доказательство истинности, а именно принципиальная опровержимость! Кто этого не знает, тот и не понимает отношения науки и Бога. Ведь любое высказывание о Боге принципиально невозможно опровергнуть, а значит, науке просто нет никакого смысла говорить о Боге (любое учение о Боге - это как математика, она тоже основана на наборе аксиом, которые невозможно опровергнуть. Математика не наука, но лежит в основе всех наук.).
А говорить о Боге учёные пытались, ещё до того, как Поппер сформулировал свой критерий. Вот что получилось, дам пример, хорошо знакомый мне по моей специальности.

Вернер Гейзенберг сказал: "Существует нижний (ненулевой) предел для произведения дисперсий величин, характеризующих состояние системы." , - это известный сейчас всем квантовый принцип неопределённгсти. Гейзенберг его открыл и, говорят, сам себя испугался: Неужели наука подошла к пределу знаний? Казалось, что сам Бог запретил людям знать, что там - за пределом Гейзенберга.
Эйнштейн сказал: Я уверен, что Бог не играет с нами в кости!
Нильс Бор ответил: Эйнштейн, не говорите Богу, что делать.
Кто же из троих оказался прав? Гейзенберг и Бор. Вернее, Гейзенберг был прав в формулировке принципа, а не в своём испуге что наука, мол, кончилась. А Эйнштейн так и не признал неопределённость и вероятностность Вселенной, и безуспешно пытался построить теорию скрытых переменных, исключающую неопределённость.

В 1946 г. Блох и Пёрселл предсказали и открыли явление ядерного магнитного резонанса - чисто физический процесс, в котором участвуют ядра атомов, но созданный ими прибор - спектрометр ЯМР - произвёл настоящую революцию в органической химии. Особенно после того, как Рихард Эрнст в 1964 г. понял как можно значительно усовершенствовать прибор. А мешал поначалу принцип неопределённости: для записи одного спектра требовалось достаточное время, около 10 минут, чтобы облучить образец вещества радиоволнами всего требуемого частотного диапазона. Для уменьшения помех необходимо несколько проходов, а за это время магнитное поле может "поплыть", и качество спектра сильно ухудшится, много информации будет потеряно. Эрнст понял, что принцип Гейзенберга - не запрет, а Закон, которым просто надо научиться пользоваться. Он не стал облучать образцы последовательно на каждой частоте, а поставил в прибор импульсный генератор. Генератор выдаёт радиочастоту с высокой точностью, с ошибкой в сотые доли герца, хотя сама частота - несколько мегагерц. Но точная частота излучается только если генератор работает постоянно. Если же даётся импульс длительностью несколько миллионных долей секунды, то по Закону, открытому Гейзенбергом частота становится неопределённой! Причём неопределённость очень просто регулировать - изменяя длительность импульса. После импульса резонируют сразу все атомные ядра, которые мы хотим увидеть в спектре, а не по очереди, в течение 10 минут. Требуется некоторое время для записи самого резонансного сигнала, но это обычно не больше 5 секунд. Требуется сложное математическое преобразование сигнала, но любой компьютер сейчас справляется с ним за доли секунды. Кроме сокращения времени, импульсные приборы позволяют проводить сложные эксперименты, которые и вовсе были недоступны, и извлекать просто фантастическую информацию о молекулах.
Вот так Эрнст заставил сам "божий запрет" Гейзенберга работать на науку, а не мешать ей.