Иногда удивляешься, откуда берутся легенды: из пустяка, из ничего. Вот, к примеру, Уймонская долина – сколько народу ломилось туда перед очередным «концом света» (ну, или говорило, что ломилось) – мол, только там и можно будет спастись. Окуклиться в шаровидных домах, переждать апокалипсис, чтобы потом, выйдя поутру и потянувшись на умытое росой солнышко, увидеть новое небо и новую землю.
А ведь достаточно было тут, в селе Верхний Уймон, всего-то несколько дней пожить Николаю нашем Рериху. И вот – слава на века.
Музей Рериха
Вообще, Уймонская долина – место хорошее, безотносительно убежища от апокалипсиса. Она протянулась между двух горных хребтов (вероятный перевод названия – «коровья кишка»), так что стоишь внутри будто в коридоре – широком, конечно, просторном, зато с низким потолком: когда мы здесь проезжали, по небу весь день ходили серые тучи.
Во дворе музея Рериха
Мы туч не боялись, хотя из них периодически и накрапывал дождик, а вот другую группу туристов они подвели. Героические люди прилетели на Алтай на своих частных самолетах прямо из Тульской области и застряли – в таком тумане взлетать было никак не возможно. Так что в экскурсиях по музеям у нас была компания из этих уже в основном пожилых дядечек, вырвавшихся «на природу» на короткие выходные.
Музеев в Верхнем Уймоне два: во-первых, это дом, где в 1926 году на 12 дней останавливался Рерих, а во-вторых, музей быта старообрядцев: именно здесь, в долине, многие из них нашли свое заветное Беловодье и осели на несколько веков, подарив окрестностям русские названия. Если везде по Алтаю места называются с ударением на последний слог (как та же МаймА), то уймонские села привычны нашему уху: почти все они называются по-русски.
Музей старообрядцев
Начали мы с музея Рериха. Каюсь, об этом семействе у меня до сих пор самые смутные понятия. То есть картины, конечно, видел, про многолетнюю экспедицию по Азии усвоил, но вот дальше – увы.
Рериховский символ-трехглазик с портретами четы
Понять, какой вклад внесли Рерихи (а путешествовали они мамой, папой и двумя сыновьями) в географию, этнографию и другие графии, понять не удалось.
Карта путешествия Рериха по Алтаю
Проблема тут состоит прежде всего в том, чтобы отделить простые факты биографии от практически религии, которая возникла вокруг имени Рериха. В музее, небольшом двухэтажном доме, сделать это тяжело. Экскурсоводы настолько влюблены в своей предмет, что вряд ли готовы рассказать о семействе критично.
Экскурсовод в музее
Тем не менее, сам музей любопытен: во-первых, в нем можно увидеть огромное число картин Рерихов, хотя и копий, но от этого не менее показательных. Старший Рерих нарисовал, кажется, все возвышенные мифы человечества – от «Будды-победителя» до экзотического «Приказа Ригден-Джампо», легендарного властителя Шамбалы, сообщающего миру о долгожданном пришествии новой эры справедливости.
Залы рериховского музея
К классическим мифологиям Рерих добавил свои собственные сюжеты, так что вышел, с одной стороны, синкретизм, а с другой, немного пылесос. Это, впрочем, не отменяет красоты самих картин. Написанные довольно просто, они берут не выразительной стороной, а сюжетом, идеей, и в этом плане похожи на творчество Чюрлениса, музей которого нам в апреле повезло увидеть в Каунасе.
Слева – Сергий, справа – Франциск, в центре – Мать Мира
Не обошел вниманием, само собой, Рерих и алтайскую мифологию – ей посвящена картина «Ойрот, Вестник Белого Бурхана». За всаником на лошадке на фоне гор стоит любопытная история. Бурханизм – вера в грядущего мессию, Бурхана, распространилась на Алтае в начале XX века, после пророческого сна пастуха Чет-Челпана и последующих мистических откровений его дочери. Бурханизм был – как и многое в те годы в мире – попыткой своего рода национального возрождения, связанным со своего рода алтайской реформацией. Так, бурханисты отвергли шаманские практики, отказались от жертвоприношений, чем навлекли на себя недовольство царской власти, верной, на всякий случай, любым консервативным устоям.
Очередное собрание бурханистов в 1906 году было разогнано войсками, а в 1908 году пастух с дочерью были полностью оправданы судом, хотя «осадочек остался». Нынешний бурханизм – бледная копия прежнего, вытоптанного советской властью, и, как правило, европейцу он становится известен именно по картине Рериха.
«Ойрот, вестник Белого Бурхана»
К сожалению, картинами Рерихи не ограничились: в музее стоят «на почитать» какие-то бесконечные сборники их трудов под названием «Живая этика»: я открыл один том и увидел набор невнятных высокопарных афоризмов: как из этого могла родиться религия – бог весть.
Лирическое отступление. Неподалеку от Уймона, в селе Усть-Кокса, на одном из домов висит памятная табличка: «Здесь был Рерих». Мы, естественно, останавливаемся фотографировать. Проходящий мимо с мамой юный местных житель – лет 13на вид – смотрит на нас, потом на табличку, явно замечая ее в первый раз, и удивленно спрашивает: «Мам, а кто такой Рерих?» Свет и мудрость мы приносим людям.
Усть-Кокса
Как это часто бывает, «материальная история» в музее интереснее возвышенных идей. Судьба дома, где сейчас водят туристов, оказалась куда как драматичнее судьбы семейства Рерихов, благополучно проживших дни в России, Америке и Индии.
Зал в музее Рериха
То, что мы видим перед собой – в значительной степени реконструкция. Во время коллективизации дом отобрали у приютившей Рериха семьи Атамановых, первый этаж со временем сгнил, второй был переделан под клуб, тоже пришел в негодность… Музею пришлось восстанавливать дом по частям, перебирать бревна, заново возводить первый этаж, поднимая на него сохранившийся второй и собирая по селу что можно было найти из вещей Атамановых. Например, с трудом отыскали расписанные сестрой Атаманова, Агашевной, деревянные доски. Сейчас достаточно трудно понять их художественные достоинства, но тут хочется поверить экскурсоводам на слово.
На стене – доска, расписанная Агашевной.
На фоне истории дома жестокой иронией кажется рассказ о «пакте Рериха», придуманном чтобы сохранить мировую культуру. Символ пакта – некоего международного договора, теперь патронируемого ООН, – три золотых круга в виде пирамидки, выражающие что бог на душу положит: символических триад в мировой культуре более чем достаточно. Этот символ пакта я здесь увидел первый раз, зато потом, во время пешего дневного перехода на старой горной тропе нашел рисунок с этими кругами: поклонников Рериха по Алтаю бродит изрядно.
Небольшой зал в музее посвящен уже не Рерихам, а их «духовным наследникам» – в частности, Наталье Спириной, жившей в эмиграции в Харбине и добровольно в 1959 году приехавшей в СССР. До конца жизни она пронесла звание «любимой ученицы» семейства и стала, судя по всему, «двигателем» идей Рериха в России. Но, если сказать честно, выглядит все ее творчество до обидного эпигонским. Представленные в музее сборники стихов – жалкое подобие символизма, чтобы не сказать жестче. Бесконечные большие буквы, туманные намеки на «Него» и прочее, как писал Гумилев, содержимое выеденного яйца.
Так оно, впрочем, всегда и бывает. Апостолы всегда будут слабее учителя, а Рерих и сам далеко не Христос.
Аминь
Впрочем, музей все равно заслуживает посещения – редко где можно увидеть такую хорошую подборку интересных картин, пусть и копий, да и составить свое мнение всегда полезно. В конце концов, здорово уже то, что здесь, далеко на Алтае, есть филиал мощной международной структуры: музеи Рериха существуют не только в России (Москва, Новосибирск), но и в Индии, в Америке и, наверное, много где еще.
За спиной – музей Рериха
В каком-то отдаленном смысле музею Рериха близок и соседний – старообрядческий – музей. Он тоже посвящен не столько быту, хотя на первый взгляд и кажется краеведческим, сколько идеологии. Быта здесь как раз немного – русская изба с печью, полатями, лавками вдоль стен: такую этнографию, действующую и живую, можно увидеть и не уезжая далеко от Москвы.
Музей старообрядцев
Музейный быт
Настоящий музей здесь – его создательница, Раиса Павловна Кучуганова, которая не ведет экскурсию (в течение часа посетители сидят в небольшой горнице), а просто рассказывает об уймонских старообрядцах.
Такая палица – верный спутник любого переселенца
Не могу сказать, что я разделяю восторг многих других туристов. Рассказ этот, безусловно, сделанный очень тщательно, посвящен не столько истории, сколько этической стороне жизни общины, отношениям в здешних семьях, взглядам на жизнь местных стариков. По большому счету, во многом это оживший четырехтомник «В лесах и на горах»: с таким же патриархальным, чтобы не сказать деспотичным бытом. При этом многие, то ли попав под обаяние создательницы музея, то ли поддавшись музыке слов, сплетенных особым ритмическим рисунком, уходят только что не просветленными. Хотя, казалось бы, так ли уж хорошо, что в патриархальной семье молодая жена должна просить у свекрови разрешения выйти во двор? Каждому свое.
«Переходчики» используются вместо открывающихся ворот, правда, традиционно они должны стоять на вдоль забора, а поперек – для удобства.
Детали рассказа, посвященные истории, показались мне куда более интересными. Это и заселение Уймонской долины, ничем не уступающее приключениям американских первопоселенцев, и годы сталинского террора, когда всех мужчин деревни несколько раз отправляли в ссылку (хотя куда бы уж дальше), причем для многих путь заканчивался неподалеку – у поворота дороги. Когда мы утром проезжали его, то лишь любовались бурным невысоким водопадом «Большая Громотуха» (неподалеку есть и Малая) – оказалось, что при расширении здесь дороги до сих пор находят человеческие кости.
Большая Громотуха
Большая Громотуха
Старообрядческий музей находится в сложных отношениях с рериховским «соседом». Так, рериховское общество помогает издавать книги с афористичными (и не очень) речами стариков-старообрядцев (здесь многие доживают до сотни лет, сохраняя непривычные современному слуху имена вроде какого-нибудь Луки Сосипатровича), но категорически отказывается печатать сборники заговоров. Что называется, Рерих такой Рерих… Сам старообрядческий музей существует только благодаря его основательнице – от властей района она не получает практически никакой помощи, зато пользуется уважением селян: настолько, что те предлагают ей стать главой беспоповской общины. Несмотря на практический геноцид села в сталинские времена, последующее уничтожение мужчин Уймона во время войны, община еще продолжает жить, хотя уже сильно сократившаяся и постаревшая.