129
В Кёниге средняя зимняя плюс два.
Посреди зимы западный ветер принёс тепло - градусов восемь. Само собой, с сумраком и влажностью. Облачность такая, что непонятно, как самолёты отыскивают в ней землю.
Мамей любил эту погоду - спать хорошо. Время перед сном было священным. Все проблемы вон, кран его фантазии открыт на полную. И вот, кровать поднимется вместе с ним, вылететает в форточку. Посмотрим, кто чем занимается, подлетая к окнам.
Венере же снилось противоположное. Она привязана к стулу в тёмных коридорах как приманка. Не то на фрицев, не то на инопланетян. Безумно интересно, что с ней сделают. И находили! Разглядывали! Даже лупой. Но всех вдруг отвлекали неотложные дела. «Плохая наживка» - говорил кто-то. «Эта ведьма малобессовестная» - соглашался какой-то эксперт чертов. Хоть во сне увидеть бы Мамея без всего — но её снами распоряжался последний мерзавцем. Иногда к стулу была привязана её несуществующая дочь, но она никак не могла притащить к ней Мамея.
Нежась в постели, она любила плохиякать слова, как учила Лулу. Но без того успеха. Русский язык ужасно косноязычен. Вот если кто-то любит, чтобы его трогали, это кто? У греков - «гапофил», европейцев — тактил, а у немцев есть аж Berührungsbedürftig! В русском и «троги» нет. Без приставки один «стыд»... К тому же она многих слов и не знала, даже «соитие». Не говоря о мате. Спасибо Мамею, подкинул «плутонию»...
Она часто развлекалась перебором названий для их театра. «Бессовестный», «Озорной», «Пикантный», «Деликатный», «Нескромный»... На пиру каннибалов будут кушать не деликатесы, а «деликатеску».
Может, «Театр Плутонок» - с фигой в кармане?
130
Через день после «гусиных лапок» Мамей шёл в «цех». В их квартиру поставили телефон, и папа сказал сообщить номер «в кружок».
К слову, Раиса поставила в «их» подвале параллельный аппарат. А ещё - примитивную печку, провела звонок от калитки. Под предлогом обустройства места отдыха. Ну да, суслом-то здесь не пахло. На самом деле она боялась, что проведают о «черной даме» у камина, и выломают из стены. Пусть лучше подвал кажется обжитым. Однако раскопать приямок и восстановить дверь — нет, ни в коем случае!
Мамей поздоровался с работницами, которые разбирали ящики с пузатыми бутылками. Начальство эскадрильи нашло их не то в Польше, не то в ГДР. И спустился в подвал. Там оказались Венера и Лулу.
-Видел бутылки? - сказала поэтесса вместо «здрасьте». - Специальные! Их одевают на ветку с яблочком, и оно растёт внутри!
-Ну-у, наших вряд ли терпения хватит. Полгода ждать, пока оно там вырастет, - прокомментировала Антеевна. - Матвей, обменяйся-ка телефонами с Лулу. Ещё есть у Ани, но его я не даю.
-А где столик для «говорящей головы»? - спросил он. - Дырку бы измерить.
-Завтра будет.
-Тащите, а то задолбает, - кивнула Лулу. - Венера Антеевна, что такое «оргия»?
-Это когда оргвыводы делают, - уверенно ответила бухгалтерша.
-А вот ещё: «вульгарный»?
-По-русски - «пошлый».
-Странно... Есть «вульгарный» материализм, а есть пошлый? Это как?
-Есть пролетарии, а есть вульгарии, - предположил Мамей.- У них такой.
-Дети, вы в такие слова залезаете! Прекращайте!
-А что? Чем не название для театра - «вульгарный»? - возразила Лулу. - Это же почти «народный».
-Додумалась! Нет, нет и нет! - вспыхнула бухгалтерша. Хотя промелькнула мысль, что площадные вертепы в книжках всегда оснащались этим прилагательныи. - Рассказали бы лучше, чем там эта Вероника Гордеевна с вами... занимается.
-Да она не занимается, - отмахнулся Мамей. - Так, трусикоз один.
-Трусикоз? - Венера.
-Ну, они с Разилиндой меня спрашивали, какие мне животы больше нравятся - пухлые или длинные.
-И какие?
-Пухлые.
-Как мой? - подскочила Лулу.
-Наверно, - пожал плечами он. - Но у неё пухлее.
-У кого «неё»? Разилинды?- заволновалась Венера.
-Нет, Вероники Кронидовны.
-Ты что, щупал?
-Она не хотела, но Разилинда заставила. Пухлый-пухлый.
…
Венера впала в панику. Как легко расколоть этого дурачка! Не понимает, что можно говорить, что — нет. Мысли её заметались.
-Может, мой пухлее? Ты же не пробовал, - гнула свою линию Лулу.
-Да вряд ли, - отозвался Мамей.
«Что делать?» -истерил в голове г-н Чернышевский. Всё-таки кружок надо сворачивать. Может, эта Вероника... союзница? Особенно если союзница! Предупредить бы дурочку. Как далеко они зашли? Надо это выяснить...
-Мамей, нельзя так заявлять. Может, у Лукреции не хуже? Надо сначала удостоверится, - она намеренно применила сложное слово.
-Да! Проверьте! - воскликнула Лулу. - Как вы делали?
-Да пожалуйста, - пожал плечами он. - Лезь на стол, встань на четвереньки. Так будет честно.
-Честно? - не поняла Венера.
-Ну, там же припухлость. Если на спине лежать, её совсем не видно.
-Так тебе эта припухлость нравится?
-Да. Почка.
-Что ещё за «почка»... Лезь, Лукреция.
-А что снимать?
-Это ещё зачем?! - возмутился Мамей.
Она залезла. Венера смотрел снизу, положив голову на стол. Она бы удивилась, если бы узнала, что это всхолмление, уже покрывающееся молодой «травкой», называется её именем - mons veneris .
У Мамей никакого криминала и в мыслях не было. Сдвинул сантиметра на два и нажал.
-Ну что??
-А знаете... - он снова залез под платье и понажимал сильнее, - тоже ничего. Вроде, у Лулу даже лучше.
-Главное, другим об этом не рассказывай, как ты мне об этой Веронике выдал. Совсем дурной.
-А что такого? Эта выпуклость и у мальчиков есть.
-Слушай, почколюб, - идиот, что ли?
Он насупился. Но тут не удержалась Лулу:
-Мамей, нравится моя почка?
-Лулу, ты совсем без мозгов? Ты чего спрашиваешь? Ещё подружкам похвастай! Нет, я точно с вами в тюрягу сяду!
Она была права - почки и вульгарии до добра не доведут. Хорошо хоть слова местные, никому не известные...
-А тебе больше нравятся заросшие почки, или чистые? - спросила Венера, уточняя, в какой она жопе.
-Без, конечно! Заросшая ведь у взрослых! - ответил он. - Но на самом деле, они не зря тёмные.
«Не зря»??
-Ч-ч-чего?? «Не зря»?
-Вероника Кронидовна говорила, что это место привлекает дяденек, как цветок — пчёл. У растений листья тёмные, а цветы — яркие. А тётя все светлая. Значит, у неё цветок должен быть черным, чтобы выделялся. Интересно, может у негритянок там белые волосы?
В шоке бухгалтерша хватала ртом воздух.
-Мамей... Христом-богом умоляю, не спроси сдуру об этом у папы-мамы!! Ни слова взрослым! Я узнаю, и тебе скажу.
-Этот цветок - роза позора! - величественно объявила поэтесса. - Ттреугольная, правда.
-Валите домой, и может быть я не закрою кружок.
…
Поэтому они пошли из цеха вдвоём. Как всегда — по проходу через подвал, под домом. Там она притормозила:
-Чего Кикиморе не нравится «почка»? Как у мальчиков мускулы, так всем нравится. А девочкам что, и почки нельзя? Тебе вот моя нравится?
-Мне все нравятся. Но у тебя пухлее.
-Приятно трогать?
-Ага!
-А ещё хочешь?
-Не надо. Мало ли на свете приятных вещей? -осадил её аскет.
-Я не просто так. Я не поняла, приятно это, стыдно, или никак. А мне надо знать, - она задумалась. - Для стихов.
-Ну, если для стихов... - он почесал переносицу.
Они заскочили в ничейный подвал.
-Только быстрее, а то тут ходят всякие.
Лулу расстегнула пальтишко, подняла платье.
-Так, а дальше?
-Дальше Венера запретила. Она со всеми говорила, и строго-строго предупредила, что всякие странные вещи только с твоего согласия. А лучше — ты сам. Так что давай. А то не пойму ничего.
Вздохнув, он попытался сдвинуть замысловатые одёжки. Пара пальцев достигла холма, и он нажал:
-Стыдно?
-Ни капельки. Ниже надо.
-Ниже нельзя, там плутония.
-Да ладно, никого тут нет.
-Нет.
-Трус несчастный! Ну и ладно, пошла домой. Сам стихи сочиняй.
-Какие ещё стихи? - поморщился он. - Я рассказ придумываю. «Из Дафыла в Израк» называется. Там дорога по пустыням, где Заг-Заги водятся. Такие леопарды по семь метров с крокодильей пастью.
-Ну и целуйся со своими зигзагами!
Ну вот... Араунга её интересовала, а заг-заги — ни капли. Как всегда — то, что он делал, никогда никого не интересовало, кроме его самого.