После этой части придётся сделать перерыв. Нужно выбрать либо более юморной, но надуманный вариант, либо более реалистичный.
...
Некоторые бары здесь оживали лишь после полуночи. Им нужен был тот, который презрев стыд и конспирацию, звался Flor do Vício - «Цветок порока».
Пахло жасмином и бензином. Лёгкий ночной ветер шевелил занавески у открытой двери, откуда доносились малахольное блямканье пианино и чей-то истерический смех. За невысокой загородкой стоял пяток разномастных столиков. За одним из них одинокий Фрэнк Фанте проигрывал спор с гравитацией.
Кэнка оставили в машине.
-Тук-тук, — Цикон толкнул Фанте. — К тебе детектив.
-Стоит эфемерная ночь, колоссально эфемерная, — простонал эстет, — и тут австралопитеки… Твой диплодок побежал туда, парень, — он махнул рукой в темноту.
-Фрэнк, это уникальный посетитель. Лжецмен. Ты новости-то читаешь?
-А-а, тот. И что хочет укротитель пиявок? - он вскинул голову, и в глазах его сверкнула искра, ради которой люди со всех континентов и ехали в Сен-Сиа. За славой, за сюжетом, ноо главное - за пониманием.
-От тебя - пару слов о сквайре. Очень хочет.
-С чего вдруг? — он прищурился. — Архаичен, сенилен и каменновеков. Одно название «Фантоний» чего стоит. Ореанда Розалинда, Раймонда — розарий имбецилов!
-Короче, знает, - сказал Цикон. – Извини, лжецмен, я побежал. Ах, да… телефон, - он сунул листочек с номером. - В движеньи пресса жизнь ведёт, в движе-е-еньи!
И его как ветром сдуло.
Лжецмен опустился на скрипучий венский стул:
-Разве журнал сквайра называется не «Фантастикон»?
-Да, он сменил название. Из-за моей критики. Юношеские журналы - «Поразительные истории», «Извращенные фантазии» - имеют неплохой тираж. Но важнее, что сквайру это то, что доктор прописал. Он «идеальный англичанин», в золотом смысле слова. Именно такие ищут голубые розы или Северо-Западный Проход, а если найдут — Северо-Западный Проход, заросший голубыми розами. Хорошая тайна — его личный враг. Если у тебя есть, обрадуй его.
-А что за юношеские клубы?
-Подростки не видят, что навоз, что алмаз. Он и просматривает всё, на предмет алмазов. Нудное занятие, но головастики в восторге. Он же настоящий королевский литератор! Плюс за клубы платят — не то Хантингтон, не то дю Валь.
-Алмазы-то попадаются?
-Представь, да. Ну да, он заимствует. А так они бы просто забылись.
-«Смерть носила жёлтые подтяжки» — алмаз «головастиков»?
Фанте кивнул:
-Из клуба «Парни, которые придумали всё». Это ещё не алмаз. Сквайр не всё публикует, придерживает. Помню новеллу Людвига, их гения — так мороз по коже! История про книгу, от которой невозможно оторваться. А она по мере чтения меняет твой генетический год. Заканчиваешь уже трёхглазым и со щупальцами.
-Б-р-р... А где этот Людвиг теперь?
-Спроси Ноэля. Я без него бы в клубы не совался. Людвиг, вроде, случайно застрелил человека, и ему пришлось сделать демеморизацию фрагмента памяти. Подростку — представляешь?
-Эта история не связана с издателем Доорманом?
-Не в курсе. И не называй издателем всякого, кто толкает слюнявый пальп-фикшен для bubus americanus. Доорман — вор, босс плагиаторов. Вечно где-нибудь в Италии.
-Там климат лучше? – спросил детектив.
-Собирает что-то. Картины, или рукописи. То есть, ворует.
Фанте налил себе ещё:
-Ноэль как-то дал толковое интервью - «Три белых слона». Ознакомься, он будет польщен.
Вентер кивнул, и они пожали руки. Уходя, он оглянулся. Эстета от bubus americanus надёжно защищало одиночество. Он и не спросил, с чего заинтересовались его другом.