Люся провела в госпитале ночь. Мы, конечно же, поехали навещать в 12 ночи примерно. Она, конечно же, изображала покинутую королевишну и с нами не разговаривала. Мы сюсюкали над ней как ненормальные, просовываясь к ней в клетку по очереди. Или надо говорить - в палату.

В палате через коридор, которая клетка напротив, лежал другой пациент - весь такой пушистый и белый. Ему тоже досталось немножко ласки. Пацент ласку воспринял хорошо, немножко потянулся, немножко покусал мне дружелюбно руку. Потом за ним приехали хозяева. Оказалось, что коту 19 лет и у него почечная недостаточность. Кот сидел в своей открытой переноске, подключенный еще к капельнице, около него сидели хозяева. Когда мы подошли, он стал на нас щуриться как настоящий старый дед: "А ну-ка, дочка, кто это там? Старый стал, не вижу". Надеюсь, поживет еще.. Очень хозяева его любят, это было сразу видно по заплаканному лицу женщины.

Сейчас кошь уже дома. Есть сама она все равно не хочет, но оставлять ее в больнице смысла нет - она уже не обезвожена. Врач сказала, если не станет есть, надо будет ставить зонд.

Но нам немножко повезло. Когла мы забирали Люсю, я разговорилась с дежурной по больнице (потому что много разговариваю). Оказалось, что у ее кота была та же история. Кормила она его кашкой из шприца.

Муж держит, я вливаю понемножку разведенного водой кошачьего паштета. Люся тихо ненавидит обоих, но сильно не сопротивляется, потому что сил особо нет. Но выплевывает, что может. Я, задолбавшись вытирать ошметки паштета с себя, с кошки, с мужа, с дивана и вообще со всего:
- Люся! С едой нельзя играться!
Тут же подключается муж, совершенно серьезно, обращаясь к кошке:
- Да! Ешь нормально! Ты знаешь, что в Африке дети голодают?
Вот такая у меня реальность нынче. По 15-20 мг кошачьего паштета внутрь отдельно взятой кошки, не забывая при этом рассказывать ей о голодающих детях Африки. Осталось попытаться делать из шприца самолетик, который залетает кошке в ротик.