Человек, лишенный привязанностей всегда кажется пришельцем. Он словно чужак и тем, кто его видит представляется, что он никогда не станет здешним. Поэтому, когда он начинает говорить от своего имени, от первого лица его речь звучит двусмысленно, а этого ни одна простая живая душа не выдержит. Такому человеку вообще лучше говорить не прозой, а стихами. А все потому что он особенный и полагает что если он будет слушать и читать то же, что остальные, - начнет думать как все. А они, эти все, сплошь мудаки. К тому же стихи больше пишут, чем читают - а это для него важно. 

 

Остальные люди тоже рождаются интересными, но взрослея  постепенно обрастают связями и привычками и превращаются в мудаков в скучных уродов и уже до конца жизни разговаривают на каком-то тошнотворном языке, которым не пользуется никто кроме них. Наша дорогая редакция понимает, что им приходится так разговаривать: и мы знаем, как они боятся, переходить к метафорам и речитативам, чтобы ненароком что-то не сказать, потому что у них напряженные отношения с действительностью. Напряженные - это мягко сказано. Правильнее будет написать - хуёвые.

 

Но вернемся к нашему лирическому герою. Он не увлекает за собой толп, не ведет их, не совершает революций: его медные трубы не трубят, горящее сердце не горит, знамя висит и только красноголовый воин по утрам деликатно напоминает - ты ещё жив, пацан. Не имея возможностей предъявить несуществующим потомкам могилы своих предков, он, как правило, предъявляет самого себя в качестве доказательства абсурдности бытия - бытия человека, полностью утратившего иллюзии.

 

Всем мурр..