Отправляя ребенка в лагерь, я беспокоилась только о том, как бы она не свернула шею и не отравилась несвежим. Меньше всего я тревожилась, что там ее научат плохому (я вообще никогда не тревожусь о таких глупостях), и, как выяснилось, совершенно напрасно. Потому что ее таки научили.

Она теперь умеет ездить на лошадке и желает заниматься этим все время. Выходные у нас протекают в Удельном парке, где мы уже пускаемся в галоп и буквально на следующей неделе собираемся брать препятствия. Несчастный отец раскошелился на амуницию (эта дрянь стоит как моя шуба). К зиме ребенок рассчитывает освоить джигитовку и - внимание! - поехать в этот долбаный лагерь на новогодние каникулы, чтобы показать там всем, кто здесь царь горы.

На десять зимних дней долбаный лагерь стоит как Египет, но это ладно, это мы уже как-то притерпелись. А вот что кровиночка будет встречать Новый Год вдали от родины - это новация, которую еще предстоит осмыслить.

Новый Год у нас все ненавидят. Весь этот балаган 11 лет устраивался только ради ребенка. Ребенок желал семью - взрослые скрежетали зубами, но делали ребенку семью. Если ребенка дома не будет - это же можно наконец зажить как люди, без всякой семьи. Взрослые взволнованы и растеряны, они как-то не ожидали, что свобода наступит так скоро. Они к ней как-то не подготовились.

В этих новых обстоятельствах я могла бы, к примеру, уехать на эту новогоднюю неделю куда угодно и с кем угодно. Мне, к примеру, было бы угодно в Прагу. Или в Вену, в Вену мне всегда угодно. Но мне не с кем. Я как-то не успела позаботиться об этом. Я думала, еще долго. Думала, еще долго будет ничего нельзя, и приготовилась терпеть еще лет пять.

А оказывается, уже можно.