Два дня подряд мы готовимся к первому сентября. Ездим на новой машине, уже гордо на переднем сиденьи, в руках список необходимых покупок. Шестой класс, дело серьезное.

Купили на миллион денег учебников и тетрадок с котятами. Безумная мама, обливаясь слезами, продала 200 евро. Еще на миллион денег купили строгое платье, жакет, тысячу кофточек, костюмчик, поясок и заколочку. В салоне подстригли челочку. И туфли с бантиками, да. Мы готовы к первому сентября.

А на обратном пути ребенок сказал: знаешь, я, пожалуй, первого сентября в школу не пойду. Я лучше пойду на лошадках покатаюсь. Чем слушать эти глупости. Уроков-то все равно не будет, а глупости слушать я им не нанималась.

Я-то все эти годы содрогалась, что ребенок уважает общество и живет жизнью коллектива. Что, что я сделала не так, терзалась я, откуда в моей семье этот пионерский задор, откуда эта шахтерская солидарность, что я упустила? Я не давила, не разоблачала, не развенчивала, но терзалась страшно. Очень боялась получить в своем доме вражеского лазунтчика.

Зря тревожилась. Она всю эту бодягу видала в гробу. Она все понимает и всех презирает.

Все в порядке, я вырастила нормального ребенка.