В юности мне нравились молодые люди, у которых русский язык был неродной. В основном это были прибалты, лучше эстонцы - они знали русский хуже всех и поэтому больше помалкивали. А если уж говорили, то коротко и по делу. Когда человеку не хватает языковых средств, нести ахинею ему просто нечем. Такого человека можно считать занудой, но считать его идиотом начинаешь очень нескоро.

Я хоть и была глупа и беспечна, но умела ценить эту отсрочку. Своего первого мужа, к примеру, я записала в идиоты на второй день знакомства - бедняга говорил по-русски свободно, и совершенно напрасно.

Спустя время стало ясно, что русский с акцентом - это не выход. Все равно с ними все понятно. Надо было устроить так, чтоб было не очень понятно - тогда была надежда хоть на какую-то романтику. Сиди да слушай, как французскую эстраду - рот разевает красиво, и сразу ясно, что про любовь. Это на родном языке эстраду невозможно слушать, какой-нибудь "синий туман похож на обман", а на иностранном то же самое вполне себе прекрасно.

Сказано - сделано. Косяком потянулись немцы. В те времена язык я уже знала неплохо, но синий туман по-ихнему еще не просекала, и поначалу дело пошло преотлично. Любую сказанную кавалером хуйню я объявляла неизвестным мне фразеологизмом и вместо того чтобы дать в лоб, бежала подчитать литературки.

И доподчитывалась в итоге до того, что и с немцами все становилось ясно с первого слова, как с родными. Любить стало решительно некого, ибо где нет заблуждений, там нет и страсти.

Мне потребовалось много лет, чтобы понять, что заблуждения можно выращивать на ровном месте без всяких языковых барьеров.