Ты очень красивый.
- Что?
Я смотрю на твой профиль, на верхнюю губу ступенькой, на стрелочки ресниц, плавную линию скул. Осторожно пожимаю твои пальцы, ты поудобнее перехватываешь рюкзак и с улыбкой поворачиваешься ко мне.
- Ты очень красивый.
В твоем взгляде растерянность и непонимание, меня это раздражает, почему-то меня это сильно раздражает.

Ты ведь красивый, ты знаешь, какой ты красивый, красивыйкрасивыйкрасивый. У тебя прекрасные карие глаза, у тебя чуткие руки и такой запах, ты даже не представляешь, как волшебно ты пахнешь. Так, что когда я просыпаюсь утром, первым делом я спешу услышать этот запах. А если его нет…если его нет, то меня тоже нет, до того момента, пока не зазвенит дверной звонок. Я сижу на подоконнике, чутким ухом ловлю шаги на лестничной площадке, принюхиваюсь… Тебя смешит мой тонкий визг, когда я бросаюсь тебе навстречу и утыкаюсь носом в грудь. Ревниво втягиваю в себя все, чем пахнешь, что ты принес, запах большого серого города, теплого дождя, сухих трескучих листьев, дыма и твоей теплой кожи. Аромат чужих духов, сливочной карамели, мятной жевательной резинки – внутри меня тоскливо сжимается, я ненавижу, когда ты сжимаешь мне сердце, я отталкиваю тебя и ухожу на свой подоконник. Чувствую – ты слабеешь, ты расстроен – не научился еще приносить на себе только те запахи, которые я люблю, не умеешь еще защищать себя от чужих прикосновений, которые метят тебя, метят, рисуют на тебе здоровенные зеленые фосфорецирующие пятна.
Переживу. Обнимаю и тяну тебя за руку в спальню…

- Ты красивый.
Я точно сморю тебе в глаза, так остро, что хочется зажмуриться и тереть лицо руками, сильно, до красноты. Я не могу отвести взгляд, наши ступни приклеены к обочине дороги, которая плавится под августовским солнцем, нам надо оказаться на той стороне. Просто взять и перейти серую асфальтовую ленту.
В твоем взгляде растерянность и непонимание, меня это раздражает, почему-то сильно раздражает. Ты делаешь шаг, тянешь меня за собой, но я держу тебя своим взглядом, твои зрачки как тоннели, с гибкими резиновыми стенками. Они резко сузятся в тот момент, когда ты заметишь в моих глазах отражение несущегося на тебя автомобиля.

Осенью всегда легче, и уже можно достать фотографии, уже можно включить те песни, которые только ты и я, и даже говорить – осторожно, перекатывая на языке каждое слово – про тебя. Маленькая девушка с пушистой головой приходит ко мне все чаще, мы засиживаемся заполночь, пьем горький кофе, холодную водку, выбрасываем в форточку пустые сигаретные пачки, пьяно смеясь. И как-то незаметно выходит, что маленькая девушка вдруг приносит свой кактус на мой подоконник, а я утром ухожу на учёбу в ее белье.

У нее маленькие теплые ладошки. Я помню об этих ладошках весь длинный день.
- Я купила розовый мармелад.
- Какой он? Малиновый? Вишневый? Клубничный?
- Он розовый.
Каждое утро, подбираю под себя ноги, опершись спиной на стенку холодильника, ладонью трогаю солнечные пятна на кухонном столе. Она варит кофе, что-то много и мелко говорит, смеется дробно, фыркает. Смотрю на нее внимательно поверх чашки.
Маленькая – мне тепло от ее улыбки, я начинаю запоминать ее запах.

Зима – она горькая на вкус, маленькая девушка плачет, а я губами собираю капельки с ее щек. Конечно, я прощу те рассыпанные по полу фотографии, так случайно и не вовремя выпавшие из кокетливой девушкиной сумочки. Да, он очень хорош, да, я верю, что только я, никто кроме меня, да, да, дадададада…
У меня шарфом плотно замотана шея, очень быстро пересекаю город, мерзнут руки, я звоню ей.
Как я ненавижу эти длинные гудки.
Через час я знаю, что увижу в ее резиновых зрачках.

- Ты очень красивая.