Читая серию "Толкин-предшественники", открыла для себя нового автора:
Джордж Макдональд (Шотландия, 1824 - 1905)

Читаю сейчас его роман "Лилит".
ИМХО:
Очень сильное произведение, полное красочных аллегорий, за которыми вырисовываются глубокие вечные истины.

Аннотация из сети:

Проще всего назвать «Лилит» Джорджа Макдональда фантастической аллегорией, которую будет интересно читать и тем, кто не ищет в книгах духовного смысла и тропы к возрастанию. Однако даже такой «не слишком заинтересованный читатель не может не почувствовать, что в книге кроется нечто куда большее... и смысл её неразрывно связан с чем-то огромным и жизненно важным». Читатель-христианин найдёт в «Лилит» не просто аллегорию, но причудливый и в то же время узнаваемый рассказ о пути прозрения и спасения вполне обычного, «хорошего», благонамеренного юноши. Оказавшись в ином мире, он на собственном горьком опыте учится доверию и послушанию, узнаёт о себе много правды, постигает смысл целительного страдания, покаяния и милости, встречается с подлинной смертью и подлинной жизнью. А историю самой принцессы Лилит, пожалуй, можно выразить словами матери Терезы: «Если же душа отвергла Его, если отвергла душа присутствие Его, то ей придётся вновь и вновь искать, пока не найдёт Господа».


Цитаты:

"...Ворона не было - передо мной стоял библиотекарь - тот же стройный пожилой человек в поношенном черном фраке, мешковатом и со слишком длинными фалдами. До того я видел его только со спины, теперь же я впервые увидел его лицо. Оно было таким худым, что под его кожей проступали кости, наводя на мысль о том, что таким его сделало углубленное занятие его последней профессией. Но, пo-правде говоря, я никогда не видел еще такого живого лица, такого утонченного и дружелюбного взгляда бледно-голубых глаз, слегка затуманенных, будто он недавно много плакал.

- Вы же знали, что я не ворон! - сказал он, улыбнувшись.
- Я знал, что вы - мистер Рэйвен, - ответил я, - но почему-то мне думалось, что вы и птица тоже.
- Отчего же вы думали, что я - птица?
- Вы выглядели, как ворон, и я видел, как вы выкапывали червей из земли своим клювом.
- А потом?
- Подбрасывали их в воздух.
- А затем?
- Они превращались в бабочек и улетали куда-то...
- Вы когда-нибудь видели ворона, который вытворял нечто подобное? Я же говорил вам, что я - могильщик!
- А могильщики подбрасывают в воздух червей? И превращают их в бабочек?
- Да.
- Ни разу ни одного не видел!"

***
Некоторые филантропы и впрямь опасны, и если кто-то хочет постараться и помочь чем-то своим соседям, он должен прежде усвоить, как не натворить зла для них же, и первое, что он должен сделать, — вынуть бревно из своего глаза.

***
Какой же чертовский ужас, думал я, бродить в одиночестве по голой действительности, никогда не выходящей из себя, никогда не расширяющей свою жизнь до пределов другой жизни, но, связанной веревками собственной убогой особенности, прозябающей вечным узником в темнице собственного существования! Я начал понимать, что кто-то не может жить в одиночестве — его всегда спасает присутствие кого-то еще, — а теперь почувствовал, что увы, бывает. Бывает только зло, без добра! А эгоизм — лишь паразит на дереве жизни! В своем мире я любил петь в одиночестве, здесь же ничего, кроме тихого шепота, не покидало моих губ. Там я пел, не размышляя, а здесь я думал и не пел! Там у меня не было близких друзей, здесь же привязанность идиота показалась бы мне божьей милостью. «Ах, если бы у меня была здесь хотя бы собака, чтобы я мог ее любить!» — вздохнул я и с большим удивлением вгляделся в собственную прошлую душу, которая предпочитала компанию книг или пера живым мужчинам и женщинам, которая, если бы вдруг появился здесь автор той сказки, пребывать в которой я имел удовольствие, желала бы, чтобы тот удалился, чтобы иметь возможность вернуться в его историю. Живому я предпочитал мертвое, глупое — разумному. «Любой человек, — сказал бы я теперь, — больше, чем величайшая из книг!» Я не заботился о своих живых братьях и сестрах, а теперь моим утешением не могло быть даже общество мертвых.

***
— Вы не в аду, — продолжил голос. — И я не в аду. А эти скелеты — в аду!
Еще до того, как он закончил, я заметил тень ворона на ветке букового дерева, справа от моей головы. В ту же минуту он покинул ветку и приземлился на траву, и оказался передо мной худой старик из исчезнувшей библиотеки с длинным носом и в длиннополых одеждах.
— Этот человек никогда не был джентльменом, — продолжил он, — и на костлявой стадии регресса, со скелетом, не обтянутым кожей и с характером без манер, он тоже им не выглядит. Женщина не так груба и у нее есть немного сердца. Но привычная жизнь и общество далеки, и им нет нужды соблюдать приличия, поэтому вы видите их сейчас такими, какими они есть, да и всегда были.
— Расскажите мне, мистер Рэйвен, что с ними случится дальше? — сказал я.
— Увидим. — ответил он. — В свое время они были прекраснейшей парой при дворе; и даже теперь, когда от них остались только высохшие кости, кажется, они высоко ценят свою прошлую репутацию и относятся к ней, как к неотъемлемой собственности. Если мне придется еще хоть раз столкнуться с ними лицом к лицу, может быть, я что-то для них и сделаю! Они казались себе богачами, пока у них были карманы, но они уже начинают чувствовать, что, пожалуй, лучше быть ограбленными. «Мой господин» был склонен считать «свою госпожу» никчемной иждивенкой, так как он устал от ее красоты и прожил ее деньги; теперь же она нужна ему затем, чтобы собирать его по частям. И в этом для них есть росток надежды. К тому же они теперь не могут слишком далеко удаляться друг от друга, и рядом нет никого подобного им: в конце концов они должны устать от взаимного отвращения и начать любить друг друга! Ибо только любящие, а не те, кто ненавидят, могут постигнуть, что именно Любви приятно в сущем.