Тем вечером облака клочьями покрывали небо, закрывая от Земли лицо любимого ею светила. Солнце завершало свой дневной путь – торопливо нетерпеливо, стремясь скорее склонить голову на грудь Земли. Но облака сгущались немилосердно, грозя похитить чудесный миг. Земля и Солнце переглядывались сквозь просветы на небе, и на их лицах то возникала, то таяла улыбка. Вечер имел легкий привкус тоски. Ветер колыхал верхушки деревьев и крупной рябью пробегал по морю. С крутого берега сосны смотрелись в воду, но зыбкий образ то и дело разбивала набегавшая волна. К берегу подходил корабль.
Одномачтовое судно явно не было создано для того, чтобы бороздить необозримые просторы и покорять русалок красотой и величием. Его предназначением было: держаться на воде, плыть, куда ведут, и получать по возможности меньше пробоин в шторм. Все это он исполнял с завидной выносливостью, но без особого интереса. В море он любил только летающих рыб, дождливый штиль и дикие берега – такие, к какому он сейчас подходил.
Встав на якорь, но больше желая ткнуться носом в прибрежный булыжник, корабль остановился. У борта появились три фигуры. Ветер срывал с их губ слова и уносил прочь, путая и растворяя вдали обрывки чуть хмурого, невыразительного разговора. Договорившись о чем-то, они разошлись. Двое спустились в трюм, а третий, бросив быстрый и недоверчивый взгляд на берег – этот взгляд молниеносно выцеплял самые мелкие детали – прыгнул в воду. Он легко доплыл до берега и ступил на узкую полосу булыжника, отделявшую утес от моря. Поправив за поясом небольшой топор, слегка отжав серый балахон и спутанные, отросшие до плеч волосы, человек начал карабкаться по крутому склону. Зло и крепко хватаясь за осыпающиеся выступы, он поднялся наверх, весь в песке и глине, впрочем, его это мало волновало. Широкими, уверенными шагами человек направился в лес и вскоре скрылся за деревьями.

День был теплым и ласковым. Доносившееся издалека дыхание моря разгоняло жару. Эста сидела у порога Храма. Она только что завершила полуденный обряд и передала жезл верховной жрицы служительнице Дня. Звонкий бубен подруги еще звучал в ее ушах, и сама она еще не успела отдышаться после веселого, буйного танца. Но самозабвенную улыбку на ее лице уже начала сменять задумчивость. К ней вновь вернулось то неуловимое, и в то же время настойчивое ощущение, которое впервые посетило ее тем утром во время праздника Зари: тогда ее сердце вдруг пронзило теплое и терпкое, как подогретое вино, предчувствие чего-то очень важного и очень близкого. Это чувство пришло в тот самый миг, когда самый яркий луч Рассвета пронзил наполненную водой хрустальную чашу. Ей еще показалось, что она слышит слова: «Сегодня, до конца дня». Она взглянула на восходящее Солнце, она склонилась к Земле, и те повторили ей: «Сегодня, до конца дня». Сейчас Эста сидела у порога Храма и вспоминала Время этого Утра, минуту за минутой, думая, не пропустила ли она то особенное, что ждет ее сегодня. Но нет, она знала, что мимо этого нельзя было пройти, даже …… если захотеть. Неизвестно откуда в ее голове всплывало слово «предназначение», вырываясь из общего хода мыслей. Продолжая перебирать их цепочку, Эста встала и пошла по тропинке в лес.
Дойдя до родника, она склонилась и умыла лицо холодной водой. В тени деревьев села она на землю и будто замерла. Она думала о всех тех людях, которые когда-либо приходили к ней; о том, что она говорила им; о том, с чем каждый из них приходил и с чем уходил от нее. Она вспоминала свою растерянность, когда не знала, что дать человеку – и как потом из неоткуда находились и слова и волшебные дары. Она вспоминала лица, которые видела только раз, но которые стали дороги ей, ведь она вкладывала в них нечто, прошедшее через ее душу – это связывало, давало ощущение причастности. К некоторым она старалась приблизиться со всем тем, что у нее есть. От других отдалялась, заставляя через усилие дойти до того, что она им предназначила. Они и Храм, и красивый, таинственный Мир – вот была ее жизнь. Она вспоминала Рассветы, которые праздновала песней и обрядом, танцем или стихотворной строкой. Она возвращала в сердце радость Утра. Она думала о том, насколько сумела передать это сокровище людям – ведь столько уже отдано, и столько еще остается только в ней, не зная путей в Мир. «Предназначение ….. предназначение? …» Она была предназначена Храму, служению гармонии, была предназначена Утру. Откуда же этот новый таинственный смысл привычного слова? Эста опустила руки в маленький прозрачный бассейн, созданный родником, и вдруг тихо произнесла: «Мое предназначение – вынести из себя все, воплощенное и зарождающееся, отдать источник себя Миру. Только тогда я смогу с ним слиться и уйти в Рассвет.» Как неожиданно и просто к ней пришла разгадка тайны «ухода» служительницы Белого Храма. Она вздрогнула от внезапности этой мысли и слов, показавшейся ей чужими, сказанными не ею. Она даже оглянулась, желая увидеть того, кто произнес их – лес тихо шумел, пропуская сквозь высокие кроны тонкие солнечные лучи и наполняя воздух ароматом трав. Залюбовавшись им, Эста благодарила деревья, цветы, небо, родник, землю, воздух и весь Мир за все, что видит и чувствует. Она знала, что этот Дар – высший, что все дары Служительниц – лишь солнечные зайчики в сравнении с Солнцем этого Дара. Когда жрицы уходили, зайчики соединялись с Солнцем. Только сейчас она осознала это. Ей вдруг стало так хорошо и радостно, что даже захотелось смеяться. Хорошо – от бесконечности красоты и жизни, от бесконечности счастья и обновлений вечности. Но … «до конца дня» ?! … Как успеет она исполнить свое предназначение до конца дня? На этот раз ответа не было.
Чуть взволнованная, но овеянная нежной радостью, Эста вернулась в Храм и вошла в Зал Северного Алтаря. Опустившись на пол, она прислонилась виском к алтарю. Она улыбалась и ждала, мимо нее мелькали неясные светлые образы. Очнулась она от внезапного резкого звука.
Взглянув в окно, она поняла, что уже вечер. Из соседнего Зала слышался ровный и ласковый голос Мирры, жрицы вечера, она говорила с кем-то; значит, наступил час ее дара. Какой-то посторонний шум доносился с другой стороны – из Зала Утра, чьей дарительницей была она - Эста. Переступив порог, она увидела человека: темный, неясного цвета плащ до пола, четкий, даже жесткий, профиль, спутанные длинные волосы. Грязные следы сапог на белом полу Храма. У его ног – осколки хрустальной чаши, в его руках – ожерелье из молодого рубина, которое она надевала во время служения. Почувствовав ее присутствие, человек быстро нашел что-то у пояса под плащом и развернулся.
Она увидела странника, воина, убийцу и вора. Глаза – темное стекло, за стеклом – сталь. Она увидела человека через многое прошедшего, прошедшего мимо; страдавшего, но не чувствовавшего своих страданий; бравшего плоды жизни, но не наслаждавшегося ими. Она видела сильный инстинкт, быстроту движения и мысли, которые, однако, не заходили далее служения «бытию» своего обладателя. Этот человек не жил, но и не находился в инертном состоянии существования. Он выживал. Специально ставил себя в условия, в которых нужно было выживать, и когда ему это удавалось, иногда улыбался темной, надменной улыбкой. В этом для него был какой-то смысл. Что еще имело для него значение, она не могла увидеть. Она не видела его души – хранилища всего, что человек ценит и любит, чем дорожит, к чему стремится; сокровищницы всех надежд и грез, добрых чувств и знаний, всего самого лучшего в человеке. Она ее не видела. Его душа была либо наглухо закрыта, либо …
Она увидела гордость и злобность, вдруг сменившиеся легкой насмешкой. Потому что Он - увидел женщину, не способную ничем ему помешать. Он не увидел щедрого сердца, не увидел высокого творчества, из которого рождались волшебные дары, раздававшиеся людям; не увидел доброй и светлой мудрости; не увидел красоты ослепительной в своей чистоте жрицы. Он увидел слабую женщину в белом платье, на которую можно было не обращать внимания, пока она вот так молча стояла и ничего не делала.
Он отвернулся, бросил ожерелье в сумку у пояса и сорвал прозрачный розовый полог, укрывавший столик с маленькими статуэтками, серебряными сосудами, свитками и ритуальными принадлежностями. Эста тихо сказала: «Стой!» Он развернулся и шагнул к ней. На его лице она прочла: «Я терпел тебя, пока ты молчала. Лишнего шума мне не надо». Она хотела сказать ему, что для нее ничего не значат эти мелочи, что она легко рассталась бы с ними; что Храм создан для того, чтобы дарить, и потому нет нужды здесь воровать. Она хотела ему сказать, что не может дать ему уйти с этим только потому, что тогда он совершит новое преступление, вновь оскорбит святое, даже не задумавшись, даже ничего не почувствовав. Но она ничего не сказала. Она знала, что он не услышит ее слов. Она знала, что любое ее движение будет напрасно. В его руке она увидела нож, в его глазах – приговор. Вдруг, как луч сквозь темные тучи, ее коснулась мысль: «Вот оно, предназначение! Да!» Она улыбнулась, опустила голову, вновь подняла глаза и сказала: «Я не дам тебе взять на себя еще один грех. Отныне все будет по-другому. А ты получишь свой дар». На руку, готовую к удару, упала только легкая белая ткань. В тот же миг другие Дарительницы Храма услышали дикий крик немыслимой боли. Кто-то из них видел человека, изо всех сил бежавшего прочь от Храма. Войдя в Зал Утра, они нашли только разбросанные предметы и на полу – браслет Эсты, с которого исчезла жемчужина.
На следующее утро ученица Эсты Феанвэлл была посвящена в жрицы и приняла служение. Эста ушла. Куда? – дарительницы не знали. Не в Рассвет, не в Природу, иначе они бы указали место ее нынешнего присутствия. Куда же? В голову приходил только человек, убегавший из Храма.

Я – Феанвэлл, ученица Эсты. Уже много лет прошло с тех пор, как я стала дарительницей Утра. Я уже успела воспитать собственную ученицу. И вот вчера утром ко мне пришел человек – седой, но еще сильный мужчина с красивыми, глубокими глазами, в которых были и грусть, и доброта, и жесткость, и тихая радость. Почему-то в его присутствии я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которой еще только предстоит брать уроки прекрасного.
Человек подошел и положил на мои колени тяжелый свиток, и сказал: «Она стала моей душой, она изменила мою жизнь и мир вокруг меня. В этом свитке – повесть моей души. Сейчас она велит мне благодарить, и я благодарю – всё!» Он ушел, а я еще долго сидела, не двигаясь. Так неожиданно мне открылся еще один путь.