Хола, кабронес. я вернулся.

И приде Азъ и убойтесь! ))

ветреная погода (10-1105_01:01:46)

Леденец, или Гарольд П. Коудс, как было записано в давно уничтоженном им паспорте, был без сомнения самым крутым черным ганмэном в городе. Каждый вечер он выезжал на своем хромированном «додже» на улицы и проверял все свои точки – не появится ли новый клиент, не случилось ли чего. А затем, в полночь, он парковался на стоянке бара «у Джерома» - его излюбленного места проведения досуга. Но это все – когда он был нетрезв. А в остальное время Леденец был единственным черным ганмэном в мертвом городишке, давно утратившем название, а Джером – старый сухопарый мормон – владельцем единственного функционирующего заведения этой дыры.
Сегодня Леденец по обыкновению заглушил движок между пикапом братьев Лоуэлл и мотоциклом Анны Доупорт. Когда он, в своих выкрашенных белой краской старых кедах, огромных штанах и драной рубашке, распахнул дверь бара, как всегда выставив напоказ свой «кольт питон» и зыркнув из-под спутанных волос, и медленно прошел к стойке, на него, опять же таки как всегда, никто не обратил внимания.
- Белые мрази, - осторожно начал Леденец, - а ну быстро пива мне и, - он почесал ногу, - гоните деньги.
- Ниггер, - зевнул Тоби Лоуэлл, они с братом были местными расистами и периодически порывались линчевать Леденца, - ниггер, ты пришел не в то место… Сейчас мы тебя научим манерам, обезьяна.
Леденец забрался на табурет и уныло поглядел в мутное содержимое кружки, которую ему толкнул Джером.
- Свинья, гребаный фермер с гребаной фермы, я сейчас тебе голову прострелю, - заявил он, - чего там? Ничего не слышно?
- Не-а. Коудс, не пей это. Джером тебе чая налил, - Лоуэлл-страший тряхнул длинными соломенными волосами и отхлебнул виски, из стоящей перед ним бутыли.
Джером подошел поближе и обвиняющее вытянул в их сторону палец. В своей серой льняной рубашке мормон выглядел типичным призраком – впалые щеки, седые волосы, черные точки глаз над острыми скулами.
- Вы, - возвысил он голос свой, - недостойные. Ведомо ли поносить питье свое, ежели не кровь это, что с небес падет с часа на час и возвестит о Втором Пришествии? Покайтесь. Это не чай. Это бульон из кубика «кнорр». Пиво кончилось.
Леденец все так же медленно у уныло отодвинул кружку и отобрал у Тоби виски.
- Джером, не неси чепухи, это не Апокалипсис, - подал голос от камина патер Рэйли, невысокий смуглый человек, ничем не походивший на ирландца, но заявлявший обратное, - Три недели назад я успел посмотреть те экстренные новости, которые ты, старик, по причине похмелья, проспал. Да, идут ураганы, тайфуны, хрен знает как это называется, Черные Ветра, как окрестили их телевизионщики… Ну и что?! Я не верю, что город будет разрушен. Да и вообще, тебе-то что? Из сорока человек, которые здесь жили, только двенадцать были твоими посетителями уже года три. Ну вот они – перед тобой. Почти все.
Рэйли широко махнул рукой, указывая на полутемный зал бара, где сидели, кроме него и Лоуэлла с Коудсом, еще семь человек. Марша и Эдвард Андервуд – пожилая чета, владевшая бензозаправкой на выезде из города – тихо играли в карты с доктором Зоуном и хозяином лавки спортинвентаря Сэмуэлем Ву. Дочь последнего, Алиса, восьми лет от роду, просто тихо стояла у окна и вглядывалась в горизонт. Недалеко от стойки на полу расположилась Ева Мильтон – сидела, прижавшись спиной к обшивке стен и писала очередную главу своей повести. Только что вышедшая из туалета Сара Имарес кивком поприветствовала Леденца и заняла свое место у стойки.
Так они и собирались здесь уже три недели к ряду, чтоб провести ночь в каком-никаком но обществе, компании, а не в одиночестве – слушая шуршание песка и скрип тихо разрушающих зданий городка. Джером обеспечивал их пищей и выпивкой, камин давал тепло, но не это держало их на фронте шторма, о котором три недели назад кричали по всем каналам, прежде чем он не накрыл Западное побережье и не отрезал пустыню и умирающий городок на пересечении старых шоссе от любых сигналов от цивилизации. Те, кто мог – ушли не задумываясь, радовались поводу покинуть эту дыру. Уехали вместе с тремя грузовиками эвакуационных команд куда-то на Восток. И холодные звезды все светили и светили над шестидесятиваттной лампочкой, что качалась над входом в бар. Вот Леденец сам не знал, почему не уехал. Последние двенадцать лет своей восемнадцатилетней жизни он околачивался в этом городке и не видел других мест, да и не очень хотел. Здесь он был кем-то – грозой общества, объектом ленивых нападок нескольких наци, он был счастлив. А уехал бы куда-нибудь, и что? Шестерка в банде какой-нибудь подворотни какого-нибудь там Мемфиса? Нет уж. Он знал, что любая подворотня будет значимее и оживленнее этого городишки, но терять независимость – ни за что.
Вчера начался ветер, теперь крепчавший с каждой минутой. По звездному небу неслись клочья туч, периодически начинался дождь. В два часа ночи дождь перерос в ливень, котел туч над городом, освещаемый всполохами молний, свидетельствовал о приходе урагана, Дрожали стекла, и Джером закрыл окна тяжелыми ставнями, так что Алисе пришлось довольствоваться щелью в одной из досок.
Дверь открылась и внутрь забежала промокшая Анна Доупорт. На вид ей было лет пятьдесят, седые волосы торчали рваными шипами во все стороны, сухопарая фигура была облачена в кожаные штаны и тяжелую кожаную куртку. Анна закурила и прошла к стойке.
- Все здесь? – обратилась она к Джерому, - кажется, началось.
- Мой брат, Доу… Ронни нет! – Лоуэлл обеспокоено взглянул на дверь.
Анна кивнула и, подойдя к окну, положила руку на плечо Алисы.
- Иди к отцу, девочка.
Леденец оглядел публику и отметил, что все отложили свои занятия – даже патер закрыл книгу – сдвинули столы ближе и вполголоса обсуждают ситуацию.
Джером проковылял к своему старому радиоприемнику и вновь безуспешно покрутил ручку настройки. Одна статика. Белый шум – словно голоса сонмов духов.
Дождь усилился, барабанная дробь в стену оглушала, внезапно воздух словно бы сгустился, тяжесть навалилась на людей, гнетущее ощущение чего-то неотвратимого и беспощадного, и тут же – внезапно – исчез гнет, сменившись пустотой, будто вакуум образовался вокруг. Дождь и ветер мгновенно прекратились, будто щелкнули выключателем. Рядом с Джеромом, стучавшим зубами, включилось с треском радио, донеся голос какого-то далекого бостонского диктора «…западное побережье в руинах, нет связи, нет электричес…» Сигнал прервался, в тот момент, когда Джером наконец-то смог сказать:
-…Он идет. настал…
-Перепад давления! – пошатываясь закричала Анна, - держитесь, черт возьми!
В дверь коротко и резко постучали. Затем она распахнулась и на пороге возник Ронни Лоуэлл: голова опущена, волосы закрывают лицо, майка и джинсы в грязи, босые ноги в крови. А за его спиной Леденец увидел самое жуткое зрелище в его короткой жизни. Кусок неба, видневшийся в дверном проеме, был чист и полон звезд, лишь слева их не было видно, словно темный занавес вставал. Низко над крышами домишек летел серевший на фоне этой темноты пассажирский самолет. Очень низко.
- Он теряет высоту, давление скачет, – прошептала Анна. Внезапно Леденец понял, что черный полог слева движется. Все ближе к самолету. Коудс пробежал до двери, чтоб разглядеть все получше, и сердце его замерло: Над городом, скрыв холмы и шоссе, с той стороны, откуда часом раньше дул ветер и неслись тучи, вставала, нарастала стена Чего-то. Хаотичного мельтешения, темноты, увенчанной короной облаков. До него доносился гул, похожий на шелест песка и жужжание пчел. В этот момент это нечто все-таки настигло самолет. Леденец и Анна, стоявшие в двери, видели, как огромный лайнер закружило, смяло как игрушку и бросило вниз, на кварталы городка. Вспышка взрыва осветила мириады песчинок, что неслись вперед в этой стене ветров, уже совсем близко, над ними. Над всем миром.
Ветер возобновился без предупреждения. Ударив единой волной темноты, песка, холодного сухого воздуха и ураганного рева, он втолкнул Анну и Коудса внутрь бара, патер бросился закрывать дверь и подпирать ее столом. Электричество отключилось, минут через пять поисков Джером зажег несколько свечей, по пути отнеся Леденцу и Анне бутылку виски. Все тринадцать вслушивались в шум ветра и треск ломающейся древесины – то, видимо, не выдерживали напора стихии одиноко стоящие дома через дорогу.
- А вы никогда не думали, - сказал кто-то, что для своего Возвращения Господь найдет способ осудить грешных лучший, нежели разбирать дело каждого по очереди?! Стихия. Черные ветра. «…И приде песок в Землю Ханаанскую и снимал он кожу с неправедных, ибо Господь повелел так…»
- Заткнитесь, патер! – Воскликнула Анна и осеклась: говорил не патер, сидевший рядом с ней.
- «…и настанет день, и Судией сяду Я, на Трон Свой, и ученики Мои – одесную от Меня…», -не поднимая головы продолжил сидящий за стойкой Ронни Лоуэлл, от которого за всю его предыдущую жизнь редко слышали что-то кроме вялого невыразительного мата, - и не думали вы, что Господь, всемогущий и безнаказанный, в этот, в один этот день может позволить себе чуточку веселья, а?!
Ронни медленно повернулся к людям. В одной его руке сверкнул пятнадцатизарядный ствол, в другой – старый охотничий нож. Стены бара стонали под ударами песка, а взгляды двенадцати человек были обращены на него, Ронни Лоуэлла. Нет, не на «него» - на «Него».
- Ронни, - осторожно начал Тоби, - что с тобой?… Выпить хочешь?
Тот промолчал и просто приставил ствол к голове своего брата. Тоби выронил стакан. Анна Доупорт прищурившись положила ногу на ногу и налила себе еще полрюмки. Выстрел. Тобиас Лоуэлл упал с табурета, оставив часть своих мозгов на обшитой деревом стене бара. Все в оцепенении уставились в неподвижное лицо Ронни, еле различимое под длинными волосами.
- Овцы. Я пастырь ваш.
Алиса Ву тихо заплакала. Очень медленно Лоуэлл повернул голову к ней и ее отцу.
-Я милосерден. Я никогда не разлучу дщерь с родителем – два выстрела прозвучали род аккомпанемент громовых раскатов за ставнями.
Джером нашел лучший выход из этой ситуации – старик схватился за сердце, вздрогнул и тихо скончался.
- «…И был глас Мне, и сказано было: род Евы и Адама да будет наказан и жены рода сего – в первый черед…», - еще две пули нашли головы Евы Мильтон и Сары.

- Слушай, ублюдок. Мы апостолы или грешники в конце концов?! – вопрос, так волновавший саму Доу поднял мистер Андервуд.
Ронни слегка улыбнулся:
- «…Жена, коли муж твой идет – и ты в дорогу с ним, долг это твой...» - чета Андервудов приняла смерть молча и с достоинством.

Анна вновь закурила, спокойно посматривая на сидящую у стойки фигуру. Справа от нее примостился Леденец, в руке которого подрагивал, невидимый Лоуэллу, «питон». Патер Рэйли стоял за их спинами, нервно пощелкивая пальцами, в то время как Ронни молчал, погруженный в какие-то свои мысли. Ствол пистолета был направлен в их сторону, так что действовать пока никто не рисковал. Внезапно патер сорвался с места и побежал к двери, Лоуэлл выстрелил, еще, еще – Рэйли ударился о дверь, Леденец воспользовался моментом и вскинул свой ствол, но нож Лоуэлла был быстрее – Коудс осел на пол с торчащим из груди лезвием. Патер все-таки сумел распахнуть дверь – порыв ветра завершил дело, внеся внутрь песок и хаос. Анна нырнула за камин, ища спасения, в то время как кусок жести с чьей-то крыши – снаряд, влекомый ураганом – гильотиной подлетел к Ронни Лоуэллу и разрубил ему горло. Дверь захлопнулась, а недавний Судия стоял на коленях, фонтанируя алой кровью на труп своего брата. Затем он выронил пистолет и сам повалился рядом.
Анна Доупорт закурила вновь и зажмурилась:
- А я кто, Ронни? Иуда, получается. Все умерли, а я вас предала – не сдохла. Ну и хрен с вами.
Ветер стих только к концу следующего дня, и Доу вышла наружу, под мелкий дождь, ни разу не оглянувшись. Не найдя своего мотоцикла, куда-то унесенного ураганом, она не торопясь побрела на север, где в тридцати километрах от городка пролегала единственная функционирующая автотрасса. Кроме здания бара в городе уцелело от силы восемь построек, остальное же было нещадно снесено ветром и засыпано песком.
А в баре Гарольд П. Коудс, по прозвищу Леденец, встал, вытащил из сердца нож, который обернулся в его руках граненым стаканом и плеснул себе еще виски, тоскливо посмотрев на труп Ронни Лоуэлла. «Переиграл. Пафоса многовато было», - подумал Коудс. «…Как же скучно, черт возьми, быть Богом…», - он вышел из дверей и посмотрел вслед удаляющейся Анне Доупорт. Затем, устало вздохнув, щелкнул пальцами – выключая этот канал. И не было больше ни безымянного мертвого городка, ни бара, полного трупов, ни пожилой женщины, затяжка за затяжкой идущей в сторону шоссе. Не было шоссе и неба, ветра и песка, времени и мироздания как такового.
- Надоело! – крикнул Он без голоса и слов, приставил к виску холодный кружок спиленного ствола «кольта питон» и нажал на спуск.