Харт (24-1005_02:27:50)

Смерть отрикошетила вначале от проложенного под потолком вентиляционного короба, затем от металлической ножки стола и лишь после этого нашла его. «Черт, зачем, ну зачем мне понадобилось снять деньги со счета именно сейчас?» - подумал Харт, ощущая, как тошнотворно медленно вкручивается горячая и изрядно потерявшая в скорости пуля в его живот. Теперь и не вспомнить – зачем. Будто струна лопнула внутри, под аккомпанемент этой тупой, пульсирующей боли, он внезапно понял, что все, приехали. Медицина, пожалуй, бессильна. На черной рубашке кровь не выглядит такой страшной. Тяжело осевши у колонны, Харт, разгоняя туман боли, оглядел зал засиженного мухами отделения триждепроклятого банка, где когда-то, тридцать лет назад, какой-то ублюдок, вспомнить бы его имя, посоветовал ему открыть счет. Высокий потолок, светлые стены, пуленепробиваемые окна, за которыми – янтарное марево сорокоградусного полудня. На розоватом мраморе пола ничком лежат пять фигур, посетители и оглушенный охранник. Вооруженное ограбление, горите вы все в аду, доигрались… Главарь шайки – белый, а сейчас просто бледный, паренек, с густой бородой и кудлатыми волосами, на лице желтый платок и очки в черепаховой оправе, за стеклами – затравленный и удивленный взгляд, направленный на Харта. В правой руке – старый «питон» со спиленным стволом. Драные синие джинсы и белая рубашка. Двое его приятелей застыли на полпути от стойки управляющего к двери – высокий, широкоплечий субъект в похожем на ку-клукс-клановский колпаке, с двумя кейсами – это их двадцать минут назад вытаскивал сонный охранник из инкассаторской машины, что видна сквозь стеклянную дверь – в руках, и девушка, видимо, азиатка, в кожаной куртке с капюшоном и строительном респираторе. «Да верю я, ты и стрелять не хотел – палец от напряжения свело», - думает Харт, прислоняясь затылком к прохладному бетону, в маленьком зале так тихо, что слышно, как поскрипывает провод грязного вентилятора, - «но твоя пуля сейчас в моем брюхе, и это у меня кровь идет, дружище». Харт прекрасно осознает, что ему жить – максимум часа два, если эта боль не сведет его с ума раньше. Харт пытается пересечься взглядом с людьми, лежащими на полу, попросить о помощи, увидеть поддержку… Но понимает, что им всем глубоко на него насрать. Труп, свершившийся факт. Подумаем о себе родимых. Харт надеется услышать сирены… Полиция, «скорая», пожарные, 911, репортеры… Тишина. Лишь скрипит чертов провод чертового вентилятора. Харту пятьдесят два года, и уже тридцать лет из этого полувека он работает управляющим ресторана, хотя многие, взглянув на его подвижные руки и вытянутое, спокойное лицо под гривой седеющих волос, принимают его за музыканта. Да ни черта подобного. И никогда теперь и не станет. Харт прикрывает глаза…
-…Иисусе, уходим, - хрипло командует главарь, и троица выбегает в дверь, свернув налево, к своей машине. Полиция приедет ой как не скоро – в этих сонных городках южных штатов люди привыкли жить спокойно, медленно… Харт видит оцепенение во взглядах шести человек, что до сих пор не решаются встать с пола… «Да какого дьявола», - думает Харт, - «этот подонок только что убил меня».
Старый вентилятор натужно вращается на скрипящем проводе в густом воздухе. Стрелки часов – десять минут первого. Фрэнсис Сэмюэль Харт встает, опираясь спиной на колонну, выпрямляется, зажимая правой рукой рану на животе, и на плохо слушающихся ногах идет к выходу. Снять с пояса все еще лежащего без сознания охранника ключи. Толкнуть дверь. Шесть шагов до водительской дверцы инкассатора. Давай же, иди, иди, Харт… Они не могли уехать далеко, а у тебя, скажи спасибо какому-нибудь богу, теперь старый трехосный «форд». Он, стиснув зубы, закрывает за собой дверцу и заводит двигатель. Из этого городка есть только один путь – на шоссе. Стойте, гады, я сейчас. Тупорылый и приземистый броневик с ревом срывается с места и набирает скорость по грунту все такой же безлюдной и выжженной солнцем улочки.

Рубашка и брюки уже полностью пропитались кровью, Харт буквально чувствует каждую песчинку в часах своей жизни. И ему страшно. Поэтому на шоссе он вылетает, не снижая скорости – педаль газа утоплена до предела. Отныне и во веки веков. На пустой ленте дороге, далеко-далеко за маревом раскаленного асфальта дрожит черная точка – они. Прибавь-ка, Харт. По правому борту мелькает и исчезает патрульный автомобиль, вслед за этим в зеркалах заднего вида вспыхивают маячки и раздается сирена. Ну наконец-то, вперед, господа, достаньте мне этих ублюдков. Но чертовы копы, похоже, больше заинтересованы инкассаторским грузовиком, скорость которого уже перевалила за сто пятьдесят. Их машина проносится вперед и замирает поперек дороги, в то время как патрульный что-то нервно наговаривает в рацию. «У меня нет сил сворачивать, ребята», - устало думает Харт. Удар. Угол инкассаторского бампера деформирует «понтиак» так, что у Харт нет никаких сомнений в том, что красный ингредиент в железной мешанине, отброшенной на обочину – кровь. Но ему некогда сожалеть и извиняться. Считайте, что я уже в аду. Достать бы только этих мерзавцев. Через пятнадцать минут Харту приходится прилагать все усилия, чтоб держать «форд» прямо – слабеют руки, но и цель заметно приблизилась. Теперь их разделяет километр, не больше, жалкий километр абсолютно пустой дороги под бездонным колодцем неба. Его уже ждут: три машины полиции сгрудились импровизированным кордоном на трассе, Харт видит, как его цель объезжает копов по грунту, как те провожают их безучастным взглядом и открывают огонь по приближающемуся броневику. Тщетно, господа. Туша инкассатора разбрасывает две из трех машин кордона, они подминают под себя зазевавшихся стражей порядка… Сегодня дорога изрядно кровавее обычного, рассеянно думает Харт. Жуткая боль сводит ноги, он кашляет – отхаркивая сгустки крови на приборную доску. В раскаленной кабине броневика Харт дрожит от холода, а на полу уже плещется его кровь. Метров двести – двести пятьдесят. Ну же. Вы, засранцы, мне жизнь сломали. Еще один кордон – теперь уже гораздо серьезнее. Ну, господа, что же, будете стрелять на поражение, как в пятидесятых? Не думаю. А зря. Свинец градом молотит по броне, лобовое стекло держит до последнего, но, в конце концов, дает паре пуль возможность пролететь внутрь. Одна из них, видимо, достигает проводки, потому что внезапно включается рация, откуда до Харта доносятся слова о «подозреваемом среднего возраста, движется в угнанном фургоне инкассатора на север, вооружен и очень опасен»,
-Я умираю, идиоты, - шепчет Харт, уже не в силах кричать. И настигает своих убийц. Их автомобиль дергается рывком, резко уходит в сторону и снижает скорость, так что Харт оказывается лицом к лицу с третьим кордоном – скорость перевалила за сто семьдесят, сердце сбивается с ритма, в глазах – черные точки. Когда впереди за ревом двигателя слышатся выстрелы, Харт слабо улыбается. «Черт возьми, а может это я грабанул этот проклятый банк?!». Сердце фактически останавливается, но пули быстрее – одна из них входит в левый глаз, вторая – в висок. В сорокоградусном сиянии дня, под бездонным небом, Фрэнсис Сэмюэль Харт умирает второй раз за шестьдесят минут с озадаченной усмешкой на губах.