[200x287]Весёлая и добрая книжка цвета апельсина. Про двух смешных человечков – питерца и москвича. Они не спорят, чей город лучше, они живут – каждый своей жизнью. Питерец – глубоко духовной, иногда чересчур. Москвич – живёт быстро, но умирать молодым не собирается.
Оба героя то и дело попадают в ситуации. Каждая история – это ситуация, или проверка на прочность. И из каждой такой истории-ситуации они находят выход. Питерец – глубоко духовный. Москвич – быстрый. К середине книги у них появляются подруги – питерская девушка у питерца и московская девушка у москвича. Но потом оказывается, что противоположности притягиваются, и будет лучше если москвичу достанется питерская девушка, а питерец попадёт в надёжные руки девушки московской.
Герои живут обычной жизнью – отмечают праздники, сталкиваются с суровыми буднями. Иногда выигрышной оказывается стратегия москвича, иногда – питерца. Иногда оба проигрывают. А иногда – оба разными путями приходят к успеху. У них всё, как у нас, они и есть – мы. Если что-то не получилось – переворачиваем страницу.
Иллюстрации живут отдельной, дополнительной жизнью: тот случай, когда книгу с другими картинками или совсем без картинок уже и не представишь.
Цитаты:
Когда москвич в детстве решил побегать по лужам, родители сразу поняли, что в доме растет будущий мастер спорта по плаванью, и отвели ребенка в бассейн. Мастером спорта москвич так и не стал, но четко усвоил, что подавать надежды надо аккуратнее.
То, что для москвича ливень, для питерца — изморось. То, что для питерца засуха, для москвича опять же — изморось.
Если все питерцы одновременно выходят на улицу, чтобы повспоминать о первой любви, происходит наводнение, и Медный всадник скачет по лужам по колено в воде, вспоминая мимолетного Евгения. Только летом в Санкт-Петербурге случаются засушливые дни и даже недели: питерцы берут отпуск и уезжают в жаркие страны. И там сразу же начинаются тропические ливни.
Если питерец что-то искренне хвалит - значит, сам он не сделает лучше, даже перепрыгнув несколько раз через себя. Если москвич что-то искренне хвалит - значит, сам он сделает лучше почти наверняка.
Когда ребенок просит что-то ему подарить, питерская мама хитро улыбается и говорит: «А где волшебное слово?» И ребенок говорит волшебное слово: «Пожалуйста!» А московский ребенок говорит волшебное слово «Быстро!»
Питерец не любит болеть, потому что всё равно о нём никто не позаботится, а если никто о тебе не заботится — то какой смысл болеть?
- Зачем вы выписываете мне больничный? - сердится москвич. - Я разве просил больничный? Нет. Я просил осмотреть меня и сказать, что я здоров.
- Но вы нездоровы! - отвечает врач. - Взгляните на рентген своей правой ноги!
- Может быть, рентген и болен. А я - здоров"
«Не дадим разрушить!» — протестуют москвичи. «Не дадим построить!» — протестуют питерцы.
Москович считает что разводные мосты - это страсть как романтично. Надо ночью обязательно всех перебудить и бежать смотреть, как большой кусок асфальта поднимается над уровнем остального асфальта и медленно ползет вверх. А через час за километр от него другой такой же точно кусок асфальта ползет вверх. И еще один потом. С точки зрения питерца разводные мосты - это не романтика, а крушение всех надежд. Бежишь-бежишь к любимому человеку - а на пути большой кусок асфальта вырастает. или сидишь-сидишь у любимого человека, а он говорит: "Ну, пора тебе домой, а то скоро мосты разведут!" Ужасно бодрит!
Выйдя из дома без зонтика , носового платка или томика Достоевского , который он перечитывает по дороге на работу, питерец возвращается домой и больше никуда уже не идет, сказавшись больным. Возвращаться - не такая уж плохая примета, если потом никуда уже не выходить . А побыть дома в рабочий день - это хорошая примета. Столько всего можно успеть: и по хозяйству, и для себя, и еще останется время всплакнуть над томиком Достоевского. Всплакнуть над книгой - это хорошая примета, признак душевной чуткости. А ходить на работу каждый день - скучно, душа от этого грубеет, а тело не высыпается.
Покуда Москву украшают чугунными Петрами, Питер заводит у себя Петров натуральных. В смысле - живых, настоящих, переделанных из обыкновенного человека, упакованного в царский мундир. Возле каждой достопримечательности непременно бродит какой-нибудь Петр.
Юрий Долгорукий пошел в народ. А народ ему и говорит: «Раньше это место Москвой называлось, мы привыкли уже. Давай оставим, как есть?» «Четко! — обрадовался тот. — А теперь для улиц давайте варианты накидывайте!» Народ накидал варианты: Солянка да Варварка, Петровка да Покровка. Ну и так далее. С тех пор в Москве так и повелось: что не по-народному названо, то именуется гордым составным именем — Большое Золотое Суперчто-то.
Человек, любящий, но не знающий Петербург, иногда может провести такую экскурсию, что у всех захватит дух. Главное — когда дух вернётся на своё место — оглядеться по сторонам, прочитать название ближайшей улицы, вызнать у прохожих номер дома и вызвать такси. Потому что пешком из этих мест выбраться не удастся.