Теофиля де Вио (1590-1626) во Франции часто сокращают до имени - Теофиль - честь схожая и даже большая, чем когда у нас говорят "Александр Сергеевич" или "Фёдор Михайлович" - и сразу понятно о ком речь. Выходец из семьи протестантов, в тот недолгий век находящихся под формальной защитой Нантского эдикта, но под сурдинку всячески притесняемых, бунтарь, искатель приключений, прежде всего любовных, то любимец двора, то возмутитель общественного спокойствия и - превыше и важнее всего - поэт. Пожалуй, его образ больше всего напоминает рок-звёзд века двадцатого с их постоянными эскападами, разгромленными гостиничными номерами, постоянными проблемами с полицией из-за наркотиков и, конечно, овеянными легендами оргиями.
В планы "главаря банды атеистов", как гласило обвинение властей, Теофиля не входило быть сожженым заживо в обнимку с собственными книгами, благо процедура in effigie, когда казнь, за отсутствием главного героя, производилась над изображением, тут куклой - осуждённого, была определенно меньшим из двух зол. Впрочем, долго скрываться по знакомым из числа сильных мира сего у Теофиля возможности не было. При попытке покинуть богоспасаемую отчизну, вольнодумца ловят и бросают в знаменитую парижскую тюрьму Консьержери, в камеру, где дюжину лет до него перед казнью куковал цареубийца Равальяк. Такая камера, из которой на казнь идёшь как в Диснейленд с неограниченной кредиткой. Благодаря голодовке, поэту насилу удаётся добиться некоторого смягчения режима, в частности жизненно важного для него права писать. То ли заступничеству друзей, прежде всего верного герцога Монморанси, то ли своему собственному красноречию на суде Теофиль обязан сравнительно мягким приговором - формальному изгнанию из пределов королевства. На деле попросили не светиться при когда-то восхищавшемся Теофилем дворе, избегая появляться в столице. Но здоровье его и так было подорвано заключением - он умрёт спустя год, тридцатишестилетним. Его страстному желанию, сформулированному когда-то в стихах, так и не суждено было сбыться:

Должны мне будут дать ещё пожить,
После того, как столько раз губили.