Эти без малого полторы тысячи страниц должны бы вызывать одну литературную ассоциацию и, как по мне, так не ту, которую обещает краткое описание на задней обложке - не "Жизнь и судьба", а скорее "Война и мир". Набоков называл толстовский роман разухабистым, вероятно "Благоволительницы" он бы разнёс в пух и прах, сказав что-то вроде, что книга не что иное, как всхлипывания педераста над учебником истории. Стилистически он изрядно рыхл, и требует долгого дыхания. Палитра красок и фокусов, которыми распоряжается автор вскорости уже теряют свой эффект и кажется, что повествование завершает свой круг только потому, что сама история действует на него своим магнетизмом. Проще говоря, следует хронологии. Внутренний нерв книги возможно потому не тянет вровень с историческими событиями, потому что такие события не может вместить в себя судьба одного человека. Да, роман Гроссмана называется "Жизнь и судьба", судьба в единственном числе, но судеб-то там рассказано несколько! У Толстого тем паче. А вот Литтелл концентрируется на Ауэ, а все остальные будто марионетки, мелькают на сцене когда надо, чтобы потом исчезнуть. Ауэ будто байроновский Манфред или Мельмот, который обречен скитаться через круговерть войны, ведь мы по вступлению знаем, что с ним ничего не случится. Интрига с убийством матери и сестры (?) не держит сюжет, а появление двух вездесущих сыщиков скорее перегружает, отягощая сюжет. И финал, он как финиш после марафонского забега. Падаешь без сил и отупевший. Финал "Благоволительниц" не отнесешь к великим. Нет, я не думаю, что надо было писать эпилог, как у Толстого. Тем более, что первая часть как раз играет роль теоретических рассуждений. Но в итоге, в сухом остатке только отдельные верные художественно сцены, особенно в первой части Алеманды, знание нескольких культур, в том числе и русской, добротная историческая достоверность (хотя вовсе не абсолютная. Я это понял прошерстив несколько фактов и убедившись, что они вовсе не факты, что Литтелл домыслил, присочинил), наконец, задача, которая возвысила подступившего к ней автора - заглянуть в душу члену СС, показать, как образованный человек может стоять по колене в кровавой жиже. Можно по разному оценивать успех попытки "заглянуть в немца", я лично согласен с Ланцманом, который где-то заметил, что Ауэ получился во многом по образу и подобию своего творца.
Подведём итог: много это или мало? Стоит ли покушаться на 1400 страниц ? (В русском переводе, возможно и больше, хотя Литтелл жаловался на выкинутые издателями страницы. Без труда представляю что именно выкинули, чтобы не травмировать пуританско-скрепного читателя, чтобы предвосхитить обвинение в чернухе/порнухе.) Когда я начинал читать роман, мне казалось, что я всем теперь его буду советовать, но где-то к Сталинграду впечатление начало тускнеть. Из большой, может быть не уровня Гроссмана или даже Толстого книги "Благоволительницы" осели до добротной, крепкой книги, смелой попытки, отдельных очень сильных сцен, исторически точного воплощение такой важного периода истории. Всё же мне показалось, что писатель перепахал такой материал, но не создал подлинно глубокое художественное произведение. Дело тут даже не в "чернушно-порнушных" сценах, а в том, что пока Литтелл пахал материал, действие, оно же ЖИЗНЬ, та ЖИЗНЬ, которая заставила Толстого плакать описывая смерть князя Андрея, стояло на месте. Механика фактов не заменяет внутреннего мотора художественной правды. Эта механика может быть совершенна как швейцарские часа, следовать правде исторической, но если искры нет, правды нет, то чуда не будет. Отдельные куски романа, например, вся часть о юге 1942 года, полны подлинной правды, но потом желание автора описать всю траекторию войны его от этой правды увела. А могла бы получиться сильнейшая книга, но может быть страниц на четыреста.