Еду в деревню в наших стареньких «Жигулях». Сижу на заднем сидении. Надоело читать, от постоянной тряски устали глаза. Откидываю голову назад и поворачиваюсь к окну. Мне видно голубое небо, с огромными, но лёгкими на вид облаками. Видны бесконечные километры проводов придорожных линий электропередач. Вот так лежишь, смотришь, а они всё тянуться и тянуться, волнами, вверх-вниз, вверх-вниз…. А ещё видны тополи, которыми обсажена дорога. Они мелькают на солнце и стремительно проносятся мимо. Помню отец с мамой рассказывали как они, в школьные годы, на субботниках высаживали такие же деревца вдоль дорог. Я видел те… посаженные ими… они уже стали огромными. Наверное и эти садили на субботниках какие-то школьники из окрестных сёл и районных центров. А сейчас эти школьники повырастали и разъехались кто-куда и лишь иногда проведывают свою родину, а возвращаясь, возможно, вспоминают те субботники. Удивительная вещь: человеческая память… в неё невозможно проникнуть постороннему, её нельзя передать в полной мере следующему поколению… ни генетически, ни кровью, ни на словах… Запрещённая и секретная территория. Я даже не могу почувствовать что чувствуют те люди, проезжая мимо посаженных ими же 40лет назад деревьев, не знаю что чувствуют мои родители, вспоминая себя маленькими…
Лежу на заднем сидении и продолжаю смотреть в окно. Вспаханные поля. Черные и темно-коричневые. Леса, лески и лесочки. Солнце пробиваясь сквозь стволы голых деревьев… пока ещё голых… выхвачивает светом небольшие полянки с прошлогодней листвой. Кое-где пробивается трава, а иногда глаз замечает какие-то цветы. Но разглядеть всё толком не получается. Всё проносится мимо.
И вот уже приехали. Те же разбитые грунтовые дороги с грязью и лужами. С каждым годом на них всё меньше следов и всё больше травы. Въезжаем во двор. Всё осталось по прежнему: тот же дом, сеновал, курятник, сараи и даже собачья будка та же самая. Но что-то изменилось. Всё приобрело какой-то налёт ветхости. Всё вокруг стареет и меняется… иногда незаметно, а иногда очень стремительно, как в этот раз. С моего последнего приезда сюда прошло не более полугода.
Не сразу замечаю решётки на окнах дома, со внутренней стороны, - вынужденная защита от воров. Слушаю рассказы бабушки о разгуле преступности в деревне. Хотя как-то так звучит это всё… «разгул преступности»… Как-то всё ещё не сочетается преступность и деревня… всегда спокойная, тихая, летом утопающая в зелени верб и клёнов… Воруют кур, кроликов, консервацию и картошку из погребов, велосипеды и металл. Всё воруется для того чтобы быть съеденным, а если съесть не получается – это должно быть продано, а на вырученные деньги куплена водка… В городе тоже всё так же или даже ещё хуже и тяжелее, но там расстояния больше и это всё, все эти ужасы, не выглядят там такими близкими и пугающими, способными затронуть и тебя…
Вхожу в дом… тот же запах. Каждый дом имеет свой особенный, неповторимый и необъяснимый по своей природе запах. Наш дом пахнет чем-то родным и близким. Здесь я вырос. Тут всё знакомо и известно. Вот та самая скрипящая половица. И этот скрип тоже родной и близкий. Те же безмолвные иконы в углах, покрытые рушниками, которые вышивала ещё бабушка в годы своей молодости. На стенах не то ковры, не то гобелены… Старый календарь с Андреевской церковью, пожелтелые фотографии. Подхожу к печке, а там как обычно стоит ведро с водой. Черпаю кружкой и пью. И вода эта… я скучаю за ней. Единственная вода, о которой я могу сказать: вкусная. Я раньше думал, что она мне нравится из-за того что я здесь вырос… я всегда её пил, но на самом деле не так. Многие кто приезжал к нам издалека пробовали эту воду и тоже говорили что она очень вкусная, набирали с собой в дорогу. А ведь пройди метров 200 вниз, так другой колодец, но вода уже не та. А наша действительно вкусная: ни солёная, ни сладкая, ни жёсткая, ни мягкая… самое то что надо. Черпаю ещё кружку и жадно пью… Бывало в жаркий день, хорошо поработав, вытягиваешь с колодца ведёрко, заглядываешь внутрь, а она чистая и прозрачная, выблёскивает на солнце… Наклоняешься к ней и уже чувствуешь холод, исходящий от неё. Прикасаешься к ней губами и пьёшь… И слышишь бабушкин голос за спиной: «Не пий багато, вона холодна». А ты не можешь остановится, пьёшь и чувствуешь как уходит из тебя усталость. И от её холода никогда не болело горло. Помню и дед всегда просил достать ведёрко свеженькой воды, вечерком после работы… в доме за день она нагревалась.
Снова выхожу на улицу. Вдыхаю этот воздух. Запахи пробуждающейся природы. Выхожу в поле, где раньше косили сено. Оно чёрное, выжженное с кое-где пробивающейся зеленой травой. Достаю сигарету и пробую закурить. И это действие, ставшее за последнее время таким привычным для меня в городе, кажется мне таким глупым здесь, в местах где вырос, на поле, где с отцом гоняли в футбол, где косили и убирали сено, где я любил лежать на солнце, слушать траву и смотреть как плывут по бесконечной синеве неба облака… Глупо здесь курить. Выбрасываю сигарету… Нехорошо это делать на родной земле.
По дороге домой засыпаю в машине. Может от усталости, а может от того, что за окнами проносятся нескончаемые по своей протяжённости заборы. А раньше здесь был лес. Не коттеджи, похожие на замки из белого или красного кирпича, не заборы состязающиеся друг с другом высотой или количеством камня, а простой сосновый лес. И возвращаясь домой мы часто останавливались здесь и, отбиваясь от комаров, срывали ландыши. А сейчас вот заборы… чужая земля… собственность каких-либо магнатов. И вот интересно: а для них она станет когда-либо родной?
Не выношу этого зрелища, этих многокилометровых заборов вдоль трассы, потому предпочитаю заснуть. Заснуть чтобы не думать: как такое может быть, что эта страна для меня одновременно родная и чужая. Что понятие Родины сузилось до небольшого сельца в Каневском районе, а всё остальное стало чужим и каким-то совершенно незнакомым. И одновременно хочется и уехать и остаться. А уехать куда и зачем? А если остаться то что? Смотреть и видеть как и эта небольшая частичка страны станет чужой и незнакомой…