Мягкий свет свечей тихо обволакивает комнату золотым медом, забытый на столе чай медленно холодеет, горчит.
После моего путешествия в дальние дали за литературным кладом, найденно-ненайденным, книжные полки натужно скрипят под чудовищным весом томов. )))
У меня гости, тихо ведущие свои чувственные беседы. Обри Бердслей и Оскар Уайльд.
Бердслей, рассказывая "Историю Венеры и Тангейзера", попивает бодрящее кофе.
"Ночь была чудная, теплая и безветренная; такая ночь - думал кавалер, потягивая пахучую влагу, - так и манит на поиски приключений. И он забылся в мечтах об узких улочках и загадочных дверях, о тайных кельях и окруженных стенами садах, о частных балах и танцевальных вечерах, где гибкие пары в розовом свете повинуются вздохам и всхлипам аккордеона. Что за наслаждение - бродить в ночи по незнакомому городу, впивать его виды и звуки, углубляться в переулки и аллеи, что, кажется, ведут в никуда, и в конце концов выйти к тихим водам канала, где смутно белеют скамейки и бродят, пошатываясь, одинокие подвыпившие моряки. Думал он и о соблазнительных опасностях, подстерегающих ночного гуляку, - ведь на безлюдных улицах легко стать жертвой чужих беззаконных страстей".
Уайльд, томно смотря на клубящийся дым вишневых сигарет, полулежит на тахте. Но у него тоже есть история. Порочная, острая, как сталь история "Телени".
“И по красоте, и по характеру сам он был воплощением этой чарующей музыки.
Я слушал его игру как завороженный; однако я едва ли мог бы определить, в чем была причина — в пьесе, в исполнении или в самом пианисте. Странные видения проносились у меня перед глазами. Сначала я увидел Альгамбру* во всем богатстве мавританской архитектуры — эти великолепные симфонии из кирпича и камня, столь похожие на замысловатые узоры цыганских мелодий. Неведомый мне доселе медленный огонь зажегся в моей груди. Я жаждал испытать могущество любви, что сводит нас с ума, толкает к преступлению, сполна прочувствовать губительную страсть живущих на земле под жгучими лучами, испить до дна чашу сладострастного любовного напитка. Видение изменилось; вместо Испании я узрел бесплодную землю, залитые солнцем пески Египта, орошенные водами ленивого Нила, где стоял и безутешно плакал несчастный Адриан**, навсегда потерявший юношу, которого так любил. Околдованный этой нежной музыкой, обостряющей все чувства, я начал понимать то, что раньше казалось мне таким странным, — любовь, что испытывал могущественный монарх к своему прекрасному рабу-греку, Антиною, который, подобно Христу, умер за своего господина. И тогда вся кровь из сердца бросилась мне в голову, и затем стекла по венам, как расплавленное олово.
Потом видение перенесло меня в великолепные города Содом и Гоморру — таинственные, прекрасные и величественные. В тот момент игра пианиста зазвучала в моих ушах прерывистым шепотом вожделения и наполнила меня звуком волнующих поцелуев.
В самый разгар видения пианист повернул голову и посмотрел на меня долгим неподвижным взглядом — наши глаза снова встретились. Но кто же он: пианист, Антиной, а может, он — один из ангелов, посланных Богом Лоту***? Кем бы он ни был, его неотразимая красота совершенно покорила меня”.
* Альгамбра — знаменитый дворцовый комплекс в Южной Испании.
**Адриан (76—138)—римский император; его возлюбленный—раб Антиной принял на себя святотатство, совершенное императором, и был казнен.
*** Имеется в виду библейский сюжет (Быт. 10: 19 — 25): Господь послал двух ангелов в виде прекрасных юношей в грешный город Содом, где их встретил и приютил в своем доме праведник Лот. Когда же грешники-содомляне пожелали «познать» пришельцев, Лот защитил их, после чего был с семьей выведен ангелами из Содома, а город за грехи жителей был поражен огненным дождем.
(Обри Бердслей умер, не дожив до 26-ти, последние, самые яркие творчески, самые зрелые духовно годы задыхаясь в четырех стенах гостиничных номеров, мечась от безнадежности кровохарканий к надежде на могущество медицинских светил, от книг к религии, от подённого иллюстрирования к переписке с единственным, кажется, другом, Марком-Андре Раффаловичем, богатым российским евреем и европейским писателем, неустанно поддерживавшим тяжело больного гения.)