Я хотел бы быть собакой.
Я был бы сереньким пёсиком средних размеров, с сильными лапками и влажным носом.
У меня был бы хозяин или хозяйка.
Я бы был послушным псом, я б не гадил в доме, не гавкал на гостей, а особенно я бы любил играться с детьми, это было бы моё любимое занятие.
Я был бы рад рассвету, ведь скоро проснется хозяйка и пойдет со мной гулять, а что может быть приятнее: только я и хозяйка гуляем одни по ещё пустому, не проснувшемуся спальному району. И пускай разбежаться здесь особо не где, и зелёных насаждений не много, но зато есть утро, есть рассвет и мы гуляем одни. Она бы отпускала меня с поводка, но я не убегал бы, я бы бегал возле нее. Я был бы самым счастливым псом, и очень был бы ей благодарен за ее любовь. А она бы меня любила! Ведь я всегда был бы рядом, всегда внимательно слушал, всё понимал и не давал бы глупых советов, а просто давал нежную опору и уверенность, в том, что я всегда буду с ней, сколько мне отпущено вообще быть.
Я был бы однолюб. Нет, я любил бы всех ее друзей, ее детей и даже ее мужа. Но я был бы однолюб.
Днём, правда, мне было бы туго. Целый день волноваться, переживать и ждать, покорно ждать. Но зато не было б никого более счастливого, чем я в момент ее прихода. Иногда она бы ворчала на меня и, даже, наказывала б за то, что я не даю ей прохода своими ласками, ведь она за день устала, ведь она и сейчас что-то должна срочно делать, а я путаюсь в ее ногах и лезу целоваться. Но я бы не обижался, никогда не обижался, ведь я знал бы, твердо знал, что она этому рада, и что в тот день, когда она откроет входную дверь, а я не кинусь к ее ногам – ей станет невыносимо грустно и пусто. Поэтому, стерпев любую трепку, я просто залезал бы на любимое кресло и ждал бы, когда она приёдет и будет меня гладить, чувствуя свою вину, а я и не думал бы дуться. Зачем? Ведь не было б для меня ничего приятнее ее касания, ее нежных ласок.
А ночью я бы спал в ее ногах, или у ее кровати, ну, в крайнем случае, у двери в ее спальню. И был бы очень тревожен мой сон, ведь я выполнял бы самое приятное бремя – хранил ее сон.

А если бы она меня когда-нибудь прогнала (нет, она очень не хотела бы, она бы сопротивлялась, но муж бы настоял на своем, ведь он купил молодого боевого пса, что куда более привлекателен и умен), я стал бы дворнягой. Грязным, побитым исхудавшим псом. И я ушел бы жить в другой район, я не стал бы ее тревожить своим видом. Я бы с честью выносил все унижения и лишения ради одной возможности: незаметно проводить ее утром на работу, а вечером домой. И, хоть я и был бы очень доброй собакой, я бы не щадил любого, кто посмел бы преградить ей путь.

А потом я бы умер. Я не знаю, есть ли собачий рай, и попал бы я туда или нет. Но я знаю лишь одно. Что, умирая, я бы не жалел ни о чем, и не пытался бы оттянуть свой срок. Я умер бы счастливой собакой. Ведь, будучи живим, я был бы счастлив, а это совсем немаловажно в собачьей жизни.