(Напишу, пожалуй, сюда ещё несколько глупых мыслей. Чтоб не жужжали.)

Ненависть. Непонятная ненависть, на первый взгляд. Судя по воспоминаниям, он часто в обществе друзей что-нибудь эдакое насчёт Блока говорил, и друзья принимались спорить - Кушнер не соглашался. Да и в "Диалогах с Бродским" найдётся пара-тройка нападок. И удивляешься: Ахматову он уважал, Цветаеву считал лучшим поэтом века. (Друг моего друга - мой... кто? Ну и что, что женщина? Не поэтому же!) Даже Брюсова не желал сбрасывать со стола, а Блока - за милую душу, ветхим переплётом о некрашеные доски... Где-то читал ещё, что в юные годы было наоборот, затем мнение изменилось.

Ошибиться в реконструкции мыслей усопших ещё легче, чем при попытке стелепатить что-либо у живого человека. Но как обойтись бех сего неблаговидного деяния, скурив собрание сочинений. Тем более:
"Это не мы их не видим,
Нас не видят они."

Для Бродского "хороший поэт - всегда орудие своего языка, но не наоборот." Средство самовыражения, слуга словесности. Для него музой был сам язык; он часто говорил, что язык диктует развитие стиха. Талант и эта установка вылились во всё то, за что ему следовало бы дать Нобелевскую премию. А дали за другое. И только лет через сто станет выяснится его истинное место - высота над уровнем литературы. Сейчас её никому не измерить, известно только, что она необыкновенно велика. (Забравшиеся туда сбрасывают со скалы булыжники, норовя попасть по голове обитателям низин, но камень мгновенно скрывается в густом тумане, и ни на слух, ни на глаз расстояние вычислить не удаётся.)

Способны ли другие следовать этой установке? Кто знает! Мало сказать: "Завтра в 4:30 по московскому времени начинаю новую жизнь", - и сделать умное лицо, надо измениться внутренне, а это не зависит ни от субъекта, ни от выбора объектов, вплоть до бьющихся об асфальт перед твоим домом летающих тарелок. Разве что от погоды - и то не всегда, и не так очевидно, как боль в костях.
Вернее, зависит от всего, но непредсказуемо. (В результате можешь оказаться, к примеру, рабом говяжьего языка.)

***

А кому служил Блок? Уж точно не языку - и прямо говорил об этом.

"Да, был я пророком, пока это сердце молилось,
Молилось и пело Тебя, но ведь Ты - не царица".

или:

"Чтобы по бледным заревам искусства
Узнали жизни гибельный пожар."

или:

"Чтоб гневной зрелостью презренья
Людские отравлять сердца."

***

Может быть, Бродский был последователен, и считал, что Блока следует исключить из словесности за нерадивую службу оной. Или наоборот, непоследователен. А может, были и какие-то другие мотивы, восприятие стихов - не менее сложная вещь, чем их написание. И кто знает, что было бы, проживи он ещё лет двадцать-тридцать. (Прожил же Чеслав Милош 93 года.)
Бывает так, что к концу жизни от поэтов остатся одно чувство гармонии - и больше ничего. Почти.
Заболоцкий. Отчасти Гумилёв. Отчасти Пастернак (хоть и не успела его простота стать неслыханной). И для меня не менее яркий пример - Алексеев.
Но в этом мире, в нашей стране особенно, редко так бывает.